Алина Илларионова - Клинки севера
– М-да, курган над павшим бойцом впечатлит и демона, – обозрев круглое пузо, вынес вердикт Дан.
Здание посольства располагалось несколько на отшибе, за чередой парков и храмов. Изящные колонны последних произвели неизгладимое впечатление (всего Вилль насчитал семь разновидностей капителей и решил непременно разузнать о каждом из ордеров); скульптуры были выполнены мастерски, хотя удивляли некоторой неодетостью (как заметил аватар, все равно что голого человека на улице поставить); массивный пирамидальный фонтан на одной из площадей убил наповал.
– Дан, те человечки на гранях, они же… Это что, какое-то наглядное пособие?!
– Что естественно, то не аморально.
– Не на площади же! Если я начну практиковаться в парке кэссаря, мне орден дадут за естественность?!
Аватар распрямил затекшие ноги, стараясь не морщиться и не задеть брата. М-да, из паланкина придется выходить на руках, благо в детстве научился. Впрочем, если представить, какие лица будут у остальных л’лэрдов… Настроение поменялось точно по волшебству, и Вилль, небрежно отведя за острое ухо прядь волос, подмигнул рыженькой девице. Корзина с бельем хлопнулась на мостовую…
А что, Дан, сам велел быть естественным, и нечего теперь лыбиться!
Можно обойти весь город вплоть до переулков, где протиснешься разве что боком, а жители обмениваются рукопожатиями, высунувшись из окон противоположных домов. Забраться по винтовой лестнице на главную ратушу и разузнать у часовщика, как работает и поет Катарина. Прогуляться по рынку, купить у бойкого мастера-торговца сувениры и украшения или во-он ту рогатую ракушку, такую здоровую, что вполне сгодится Тай-Линн в качестве шляпы. Много чего можно, если знаешь: рано или поздно вернешься в дом, где тебя ждут.
К посольству добрались часа через два, и ноги оказались вполне дееспособны. Вилль плюхнулся на кровать, широко раскинув руки:
– Все! Приплыли!
ГЛАВА 2
Отгремела по тучам огненная колесница первозвона, да так, что зарницы из-под копыт погасли только к середине травоцвета, сменившись теплой моросью грибных дождей. В лесу стало людно, и леший окончательно раздобрел от подношений. За хлеб, сыр и мясо охотно указывал таившиеся под лопухами дождевички до того, как те превратятся в «дедушкин табак». А за бурдюк с пивом чуть ли не под руку тащил на лисичкины полянки, становища подосиновиков и подберезовиков да редкие схроны трюфелей. Кикиморы осмелели и наняли Эртана расчистить от коряг Камышиное озеро в обмен на ягоду и орехи к пиву. Свою часть работы орк выполнил отменно и терпеливо ждал осени, правда, в город он вернулся еще зеленее обычного, с гирляндами водорослей на ушах вместо сережек, а в трактире пару дней стоял крепкий душок тины.
Краснодол выстлал улицы тополиным пухом, и Алесса с Раддой зачастили в лес да на луга за травами, кореньями, ягодами и иными полезными компонентами будущих снадобий. Девочку приняла Тиэлле, и знахарка, безоговорочно поверив волчице, внезапно осознала, что маленькая помощница – настоящая лекарка-самородок, пока дикий. Впрочем, за огранку алмаза уже взялись. Из Равенны приехала чета почтенных магов Винзор: муж-архитектор, посуливший выстроить новый храм в кратчайшие сроки за умеренную плату, и жена-целитель. Ушлая бабулька мигом взяла в оборот и девочку, и пантеру-оборотня, да те не особенно и сопротивлялись – первая готовилась к вступительным экзаменам в Академию по настоящим учебникам, вторая же охотно делилась опытом в травознатчестве.
В устройстве города также кое-что изменилось: жители стали еще сплоченнее и подозревали, что Альтея не покинула Северинг. Место погибшего Берена Грайта занял трислов из человека, гнома и орка, избранный методом голосования. Аким, неожиданно для себя взлетевший по званию, отвечал за безопасность Северинга, гном Сидор заправлял торговлей, а орк Кирим оказался неплохим экономом и ведал делами внутренними. На побегушках у них был десятилетний орчонок-полукровка Рорэн, и именно он принес в середине краснодола письмо, без которого эта история точно бы не случилась.
– Голубь, во! – хрипловатым тенорком оповестил Рорэн, тыча Алессе в лицо насмерть перепуганной птицей. – Из Рравенны. Вам. Голубь. Во!
– Мзду лучше курицей плати, а письмо дай сюда, – степенно отвечала знахарка, хоть сердце так и прыгало.
– Не-а, пляшите!
Алесса радостно удивилась. Облокотилась о косяк и ткнула пальцем в правое ухо мальчишки:
– Рорэн, да у тебя чирей никак сам по себе прошел?
Зеленая мордочка обиженно вытянулась.
Голубь, уже смирившийся с положением и безвольно свесивший голову, не шевельнулся, когда Алесса отматывала послание. Даже лапку сам вроде как протянул.
Нарочито медленно вернулась за стол, где немым укором лежала болотная чернокрылка – прошлогодняя сушеная ягода как раз от тех самых чирьев. Сперва Алесса обнюхала непромокаемый кожаный чехольчик. Куда там! От запаха Вилля ничего не осталось, все перебил птичий.
Дрожащими пальцами развернула бумагу – нежно-фиолетовую, с тиснением в виде трилистника – и звонко рассмеялась. Осторожный друг не называл имен, боясь того, что голубя могут случайно перехватить или сбить. Нечего всяким татям знать чужие секретики.
«Привет, маленькая кнопка!
Устроился, как здесь говорят, с шиком! Это значит просто замечательно, учи межрасовый. Выделили комнату на втором этаже казарм – в окно стучится вишня – просторную, удобную, теплую. Охраняю теперь покой сама знаешь кого. Начальник – просто нет слов! Как сказанет… (заштриховано, но разобрать можно). Очень начитанный, умный, красноречивый. А еще я поступил в Университет…»
– Сбылась мечта… дурашки, – вздохнув, Алесса встряхнула письмо.
«…Ученые гонялись за мной с мерилом, ставили на весы. Сказали, что недобор, и велели есть красную икру три раза в день! Ложками! Я как услышал – позеленел, на стул упал, а они кивают, мол, голодный обморок. И несут бутерброд с горочкой. Насилу вырвался. Теперь кормлю сослуживцев казенной икрой. А я хочу пирожков и яблочко, садовое, с червячком!
Но в целом живу хорошо.
P.S. Официально поздравлю с днем рождения при встрече.
P.P.S. Тебе стоит увидеть Рассветный Каскад летом. Феерическое зрелище!
P.P.P.S. Про деньги не думай.
Твоя скотина».
Феерическое? Он что, издевается, умник ушастый?!
Алесса перевернула листок.
«Я тоже люблю тебя, матюмачиха, и очень соскучился! Феерическое – значит такое сногсшибательное, что словами не описать. Надо видеть!»
Знахарка засмеялась. Нет, он просто неисправим!
Она мерила шагами пол кухни – десять на восемь ее и шесть на пять Вилля – не замечая, что на соломенной циновке уже намечаются острые сломы. Ехать по первому зову? Или послать письмо, как положено воспитанной девушке, – дескать, боюсь, приезжай сам? Хоть на ромашке гадай!
