Маргарет Уэйс - Драконы войны
— Я здесь.
Тут ветер сменил направление и унес туман обратно к Препоне. Сердце его успокоилось. Они продолжили путь вниз по склону, и он больше не выпускал ее руки. Вскоре ему снова стало радостно.
Но всю дорогу, пока они не оказались в долине, Скайлит не мог забыть, как неожиданно между ними оказался холодный туман.
— Торвин? Знахарь Торвин?
Мир вокруг меня завертелся, цвета смазались, а потом все резко остановилось. Местные жители уже закончили разбирать могилу, и теперь несколько человек стояли вокруг меня; на их грубых лицах читалась тревога. Раньше, когда я погружался в прошлое с помощью этого заклинания, предмет позволял мне уловить лишь расплывчатые, приглушенные видения, как будто я смотрел на них сквозь матовое стекло и прислушивался через толстый слой ткани. Но на этот раз все явилось четко, совсем как в жизни. Увиденное все еще стояло перед глазами; пусть это были лишь разрозненные образы, но они казались чуть ли не ярче моих собственных воспоминаний — никогда не переживал ничего подобного. Я с силой вцепился в полукруглое тесло.
— Знахарь Торвин, с тобой все в порядке?
Я поднял глаза. Хриплый голос принадлежал Мерриту, отцу мальчика, который привел меня сюда из моей пещеры. Со мной определенно не все было в порядке — мне пришлось слишком резко освободиться от действия заклятия, и кровь стучала в висках, — но нужно было развеять их опасения. Мне удалось подняться на ноги, хотя стоял я нетвердо.
— Ничего страшного, — сказал я. — Немного закружилась голова, вот и все. Я просто не окреп после зимней лихорадки. Мне нужно вернуться в пещеру,
Моих объяснений им, видимо, оказалось достаточно, и Меррит что-то проворчал в знак согласия. Он сказал, что они уже извлекли все, что было в могиле, завернули кости и разные предметы в старое одеяло и двое мужчин уже отправились с этим тюком к моей пещере. Я оставил местных жителей, которые продолжили пахать, и медленно побрел обратно, мимо голых еще полей, а потом по извилистой тропинке вверх. К тому времени, когда я наконец переступил каменный порог своего жилища, мужчин, которые вышли раньше меня, уже нигде не было, а посреди пещеры лежал принесенный ими тюк.
Отложив каменное тесло, которое, несмотря на его значительный вес, я все-таки захватил с собой, я зажег огонь в жаровне силой мысли и слова. Даже после этого простого заклятия в висках у меня сильно застучало. Я нагрел воду и заварил горький чай из ивовой коры и шиповника, выпил его и, хотя не был голоден, съел кусочек лепешки, слушая, как у входа в пещеру чирикают воробьи.
К наступлению ночи чай оказал на меня нужное действие, и теперь голова не болела, а только слегка гудела. Я пошел разворачивать одеяло. Хотелось узнать, пострадали ли кости и предметы при извлечении из земли или же местные следовали всем моим советам и были достаточно осторожны.
Я остановился, обернулся и посмотрел на каменное тесло, лежавшее возле жаровни. Повторять магические действия после такого незначительного перерыва было глупо, возможно даже опасно, но все же меня внезапно охватило столь сильное желание сделать это, что я понял: мне не удержаться. Хотелось узнать, что дальше случилось с ним. Со Скайлитом. Я не понимал, почему желание настолько овладело мной. Ведь, в конце концов, этот человек жил и умер более двух тысяч лет назад. Могло ли иметь какое-то значение то, что с ним случилось? Но это почему-то было для меня важно. Возможно, просто потому, что я не понаслышке знал, каково быть изгнанником.
Я сел, скрестив ноги, и положил на колени полукруглое тесло. Мои пальцы скользнули по гладкому камню, как будто ощущая все, что хранила его память. Я сделал глубокий вдох, все еще в нерешительности. А потом с моих губ сами заструились магические слова.
Глубокой зимой у них родилась дочь. Они назвали ее Илианой, что на языке долины значило Дитя Неба, потому что, хотя девочка унаследовала от матери волосы цвета обсидиана и орехового оттенка кожу, глаз такого цвета, как у нее, никогда еще не встречалось ни у кого в племени, обитавшем в долине. Они были серо-голубыми, цвета зимнего неба. Совсем как у отца.
Рожала Улания нелегко. Три дня корчилась она от боли в их хижине, где стены были сделаны из шкур. Все это время повивальная бабка из ее племени бросала на Скайлита злобные взгляды. Похоже, сморщенная карга решила, что во всем виноват он. Улания потеряла много крови, но повитуха знала свое дело хорошо, и благодаря этому мать и дочь выжили. Девочка родилась сильной и вскоре начала быстро расти, а вот Улания после родов была очень слаба.
Целый месяц она не могла выйти из хижины. К лету, однако к женщине вернулись силы.
Поначалу племя относилось к Скайлиту подозрительно и даже с опаской, но со временем мнение переменилось.
В тот день, когда Улания привела Скайлита к стоявшим кругом куполообразным хижинам, племя, увидев его — высокого, сероглазого, почти голого (на мужчине была лишь шкура, которую дала Улания), — решило, что она привела с высокой горы какого-то духа. Узнав об этих страхах, он разрезал руку каменным ножом и показал, что из раны течет алая человеческая кровь. Вождь племени, в отличие от всех остальных, не боялся. Он злился. Улания была его единственной дочерью, и он запретил ей связываться с этим чужаком. Но она только свирепо сверкнула глазами, схватила Скайлита за руку и повела его в приготовленное ею жилище. Всякая женщина имела право поселить в своей хижине любого мужчину, которого она выбрала.
Многие месяцы племя избегало Скайлита. Но потом, весной, после рождения Илианы, младший сын вождя упал в бушующую реку, полноводную от растаявшего снега. Мальчик погиб бы, если бы не Скайлит, который сделал то, на что не осмелились другие: нырнул в ледяную воду и вытащил беднягу.
После этого все изменилось. Племя не то чтобы приняло Скайлита, но уже, по крайней мере, не так боялось его. Он показал им хорошие засады, где можно было поджидать лохматых рыжих туров, и научил делать более длинные луки, из которых стрелы с каменными наконечниками летели дальше и с большей силой. Глаза Улании светились счастьем, когда она наблюдала за ним в такие моменты, и до самого конца года их дни были радостными.
Зимой Улания захворала, но к тому времени, когда с гор подули порывистые ветры, болезнь прошла, и Скайлит вскоре позабыл об этом. Илиана уже умела ходить и училась говорить, и родители отдавали ей все свое внимание. А потом, однажды вечером, когда на смену летней зелени уже приходила золотая осень, Улания сказала Скайлиту, что снова ждет ребенка. Он поцеловал ее и крепко обнял.
— Ты для меня все, Улания. — Он произнес эти слова как молитву.
