Любовь Пушкарева - Утраченный покой
– Шон, а ведь говорят, что инкубы не могут себя сдерживать, что вы не можете противостоять своему голоду, насыщаетесь, даже если понимаете, что всё кончится очень плохо, причем для всех. А ты годами сдерживался в монастыре…
– Правильно говорят. Мы потому и вымерли почти, а новых, хвала Всему Сущему, давно не появлялось.
– А как вы появляетесь? – перебила я его, не сдержав любопытства.
– Проклятие, – удивленно отозвался он. – Мы когда-то были людьми, суккубы и инкубы, и каждого из нас кто-то проклял.
– За что?
Он пожал плечами
– Отвергли, растоптали любовь, убили тех, кто нас любил, или сотворили страшное зло из-за похоти, желая кого-то. Да мало ли за что.
– Ну как же? – удивилась я. – Такое страшное проклятие… Я не знаю ничего страшнее, – подумав, сказала я.
Шон опять пожал плечами.
– Каждый из нас это заслужил. Хорошо хоть никто не помнит своей человеческой жизни.
– А вы что, мертвые? – спросила я, ощущая себя глупой девочкой.
– Ну да, инкубами и суккубами становятся после смерти, мы духи, обретшие плоть. Мы истаиваем, а не обращаемся в землю. Так вот, про дом Единого: я мог там сдерживаться, потому что Его сила здорово прочищала мозги, боли не снимала, но соображать я мог и глупостей не делал. А до этого и после… я делал глупости от голода. Глупости и подлости, – со вздохом добавил он.
– Все их делали, – тихо отозвалась я, вспомнив о цене моего прибытия в Новый Свет.
– Ну и подарок Уту, – вдруг закончил какую-то мысль Шон.
– Что?
– Подарок Уту всегда помогал мне сдерживаться, вот как сегодня, – объяснил он.
– Подарок Уту – это белая сила, запертая в тебе, благодаря которой ты похож на divinitas? – поняла я
Шон кивнул.
– Да, это было так давно, что я почти ничего не помню, я был молод… Уту обладал ужасной мощью и мудростью, – я поверила его словам безоговорочно. – И он был также богом справедливости… Он не развеял меня, а сделал мне подарок…
Повисло задумчивое молчание.
– Может, меня несправедливо прокляли? – тихо сам себя спросил Шон.
От этих слов у меня мороз прошел по коже, а в горле встал ком… Сколько же раз он задавал себе этот вопрос, не находя ответа?
Я легко коснулась уже не пышущей жаром желания кожи.
– Ты очень силен и умен, – попыталась утешить я.
– Я инкуб. Я любого могу заставить желать меня и истекать силой: люди, волки, прочие оборотни, divinitas красные и зеленые – никто не может устоять передо мной, если есть время и я подобрался достаточно близко. Никто не может оторваться от меня, если я сам этого не хочу.
От этих слов мне стало страшно, и он почувствовал этот страх.
– Рабская метка – достаточная защита. Семейная или слуги тоже, – добавил он. – Но мы действительно опасны. При Элэйни я был также и палачом, наказывая бунтовщиков и неугодных. Она, конечно же, не творила зла сверх необходимого, но и не позволяла покушаться на свою власть, а я был рад защищать ее и быть полезным.
– Ты травил зеленых красной силой, а красных заставлял генерировать сверх меры, пока они не калечились, – сама себе сказала я.
Но Шон понял мои мысли вслух по-своему.
– Да, хоть я и не вижу силы, но хорошо чувствую ее вкус и умею дозировать. Я знаю, когда divinitas или человек просто перетрудится, а когда покалечится. Вы можете полагаться на меня.
Не выдержав, я соскочила с дивана.
– Свет и Тень! Надеюсь, я никогда не дойду до того, чтобы держать штатного палача!
Шон с осуждением смотрел на меня.
– Вы не поняли. Защита от врагов предполагает и их наказание, чтобы другие боялись.
– Да всё я понимаю, Шон. Всё…
Я влипла. Я серьезно влипла в нашу политическую жизнь. И дальше отсиживаться в изоляции уже не выйдет.
И теперь я прекрасно поняла, что он имел в виду вчера, предлагая себя, предлагая свою свободу. Какой кошмар так жить – мало того, что ежедневные муки и голод, так еще и вечная жертва, вечный раб, единственный выбор которого – между злым господином и не очень злым. Тут мне кое-что пришло в голову…
– Шон, а все же почему инкубы вымерли, и как дела у суккубов? Они отличаются от вас?
– Суккубы разве что чуть слабее… Но я давно о них не слышал. Если и остались где-то, то я о них не знаю.
– А двести лет назад меня приняли за суккуба… – сказала я, вспоминая судьбоносную встречу в Париже с неизвестным filius numinis.
– Скорее всего, это была попытка оскорбить. Двести лет назад нас всех уже почти не осталось.
– Почему?
– Потому что вампы, кормясь от нас, обретали возможность питаться не только кровью людей, а и их похотью. Они становились сильнее. А их пленники-инкубы рано или поздно истаивали. Раньше, до вампов, мы были орудиями убийства, охранниками или кормильцами, то есть обычными слугами, вернее, рабами, потому что все хозяева старались максимально обезопаситься. А с приходом вампов мы стали витаминным, – он выделил это слово, – кормом. Деликатесом, которым вскармливали особо ценных птенцов.
У меня голова шла кругом от обилия абсолютно новой информации, сдобренной эмоциями и чувствами Шона.
– Если вас все боятся, то почему вас так легко подчинить? – пытаясь собраться с мыслями, спросила я.
Шон удивленно уставился на меня.
– Потому что мы беззащитны перед чуждой силой…
Я чуть не треснула себя по лбу, ну да – как инкуб может переработать черную, белую или зеленую силу? Никак – он имеет дело только с красной, другие vis-цвета его травят.
– …и если не успели настроить жертву, то та может отбиться. А вампы, они подчиняют всех, чью кровь отведали.
– Не всех! – я вспомнила Абшойлиха и его позорную смерть.
– Ну, белых divinitas они и не кусают.
Кусают… Иногда уже совсем незаметное место укуса на руке беспокоит меня. Когда рухнули башни и люди были в страхе и отчаянии долгие дни, оно ныло и не давало сосредоточиться.
– Шон, а зачем ты попросил меня выпить твоей крови, если вамп укусит тебя? – вспомнила я то, что хотела спросить еще вчера.
Инкуб смутился, а я разозлилась, поняв, что если бы хлебнула его крови, то, скажем так, была бы переполнена плотским желанием.
– Ну-ка расскажи подробно, что было бы, если бы я выпила твоей крови?
– Для красных, особенно красно-черных, наша кровь – это вход в боевое безумие. Я думал, если станет совсем плохо, если вы не сможете больше сиять, то это наш последний шанс.
…Обратить силу плотского желания в агрессию… Смогла бы я жить и управлять белой силой после такого? Неизвестно.
– Шон, – в моем голосе прорезался металл. – Никогда больше не принимай такие решение за меня.
