Глен Кук - Белая роза
По заросшей осыпи, огибая утесы, скользнула тень, огромная – много акров – и слишком темная для облака.
– Летучий кит?
Молчун кивнул.
Кит пролетел высоко, со стороны солнца, и я так и не разглядел его. Я уже много лет ни одного не видел. В прошлый раз мы с Ильмо пересекали равнину вместе с Шепот, по приказу Госпожи. Так давно? Время летит и радости не приносит.
– Странны воды под мостом, друг мой. Странны воды под мостом.
Он кивнул, но ничего не сказал. Он – Молчун.
За все годы, что я его знаю, он не произнес ни слова. И за все годы службы в Отряде – тоже. Но и Одноглазый, и мой предшественник-анналист утверждают, что он отнюдь не нем. Сведя воедино накопившиеся за долгие годы намеки, я пришел к твердому убеждению, что в юности, еще до прихода в Отряд, он дал великую клятву молчания. Но в Отряде действует железное правило – не лезть в прошлое вступившего, и почему он принял такое решение, я так и не смог выяснить.
Я видел, как, с его губ едва не срывались слова, когда что-то злило или веселило его, но всякий раз он останавливал себя в последний момент. Его долго пробовали подловить, пытаясь заставить нарушить клятву, но большинство быстро оставило попытки. У Молчуна находилась сотня способов отбить охоту к шуткам – например, подпустить клопов в постель.
Тени удлинялись. Расползались пятна темноты. Наконец Молчун встал, перешагнув через меня, и вернулся в Дыру, двигаясь во мраке одетой в тьму тенью. Странный человек Молчун. Он не просто не говорит – он не сплетничает. Как к такому подступиться?
Однако он – один из самых старых и близких моих друзей. Почему – непонятно.
– Эй, Костоправ. – Голос был гулок как у призрака.
Я дернулся, и в кораллах раскатился злобный смех. Ко мне опять подкрался менгир. Я повернулся. Камень стоял на тропе, которой ушел Молчун, – все двенадцать футов уродства. Недоделок.
– Привет, каменюга.
Повеселившись за мой счет, менгир теперь меня игнорировал. Молчит как камень. Ха-ха.
Менгиры – основные наши союзники на равнине. Они ведут переговоры с другими разумными существами. Но о том, что творится вокруг, сообщают нам только если это им удобно.
– Как там Ильмо? – спросил я.
Никакого ответа.
Волшебные ли они? Нет, наверное. Иначе не выживали бы посреди безмагии, которую излучает Душечка. Но что они тогда? Тайна. Как и большая часть здешних странных тварей.
– Чужаки на равнине.
– Знаю, знаю.
Появились ночные звери. Порхали и мерцали над головой светящиеся точки. Летучий кит, чью тень я видел на закате, проскользил высоко на востоке, и я смог рассмотреть только его светящееся брюхо. Скоро кит снизится, выпустит щупальца и станет ловить все, что попадется на пути.
Поднялся ветерок. Ноздри мне щекотали пряные запахи. Ветер посвистывал, хихикал, шептал и бормотал в кораллах. Издалека доносился звон ветровых колокольцев Праотца-Дерева.
Он единственный в своем роде – первый ли, последний, не знаю. Но вот он стоит, двадцать футов в высоту и десять – в обхвате, хмурится у ручья, вызывая чувство, близкое к страху; корни его впились в самый центр равнины. Молчун, Гоблин и Одноглазый пытались понять, что же он такое. И никому это не удалось. Дикари из немногочисленных племен равнины обожествляют его. Они говорят, что он стоит тут с начала времен. Глядя на него, можно в это поверить.
Встала луна, легла на горизонт, ленивая и брюхатая. Мне показалось, что ее диск пересекло что-то. Взятый? Или одна из тварей равнины?
У входа в Дыру послышался шум. Я застонал. Только их мне не хватало. Гоблин и Одноглазый. С полминуты я злобно мечтал, чтобы они убрались.
– Заткнитесь. Слышать не хочу вашего бреда.
Из-за рифа показался Гоблин, ухмыльнулся, подначивая меня. Выглядел он отдохнувшим и набравшимся сил.
– Дергаешься, Костоправ? – спросил Одноглазый.
– Точно. Вы-то тут что делаете?
– Свежим воздухом дышим. – Он склонил голову к плечу, глянул на контуры дальних утесов. Ясно. Беспокоится за Ильмо.
– Все с ним будет в порядке, – сказал я.
– Знаю, – ответил Одноглазый. – Соврал я. Душечка нас послала. Она чувствует, как что-то ворочается на западной окраине безмагии.
– И?
– Не знаю я, что это. Костоправ. – Внезапно тон его стал извиняющимся. Горьким. Если б не Душечка, он знал бы. Он чувствует то же, что ощущал бы я, оставшись без своих медицинских приспособлений, – неспособный заниматься тем, чему учился всю жизнь.
– И что делать будете?
– Костер разложим.
– Что?
…Костер ревел. Одноглазый расстарался: добытого им сушняка хватило бы, чтобы обогреть поллегиона. Пламя оттеснило темноту на пятьдесят футов в стороны, до самого ручья. Последние бродячие деревья сгинули. Наверное, учуяли Одноглазого.
Они с Гоблином приволокли упавшее дерево – обычное. Бродячих мы не трогаем – разве что ставим вертикально тех, кто от неуклюжести споткнулся на собственных корнях. Но это бывает редко. Они нечасто путешествуют.
Колдуны скандалили, выясняя, кто из них отлынивает от работы, а потом и вовсе уронили дерево.
– Исчезаем, – скомандовал Гоблин, и через секунду обоих колдунов и след простыл.
Я ошарашенно поглядел в темноту, но ничего не увидел. И ничего не услышал.
Я изо всех сил старался не заснуть, и, чтобы не скучать, я наколол дров. А потом ощутил что-то странное.
Я замер с занесенным топором. Давно ли на границе освещенного круга собираются менгиры? Я насчитал четырнадцать. Тени их были длинны и темны.
– В чем дело? – спросил я. Нервы мои были изрядно напряжены.
– Чужаки на равнине.
Что ж они все одну песню тянут? Я пристроился спиной к огню, кинул за спину пару поленьев, подкармливая пламя. Круг света расширился. Я насчитал еще десяток менгиров. – Это уже не новость, – произнес я наконец.
– Один идет.
А вот это новость. И сказано таким тоном, какого я у менгиров еще не слышал.
Пару раз мне мерещилось какое-то слабое движение, но сказать, что это, я не мог – свет костра обманчив. Я подкинул еще дров. В самом деле движение. За ручьем. Ко мне медленно приближалась человеческая фигура. Устало. Я устроился поудобнее, изображая скуку. Незнакомец подошел поближе. На правом плече он волок седло, в левой руке – одеяло, а в правой сжимал длинный, отполированный до блеска деревянный ящик, семи футов длиной и четыре на восемь дюймов в поперечнике. Забавно.
Когда незнакомец пересек ручей, я заметил собаку. Дворняга, потрепанная, грязная, белого цвета, за исключением черного круга под глазом и нескольких черных пятен. Пес хромал на переднюю лапу. В его глазах я поймал кровавый отблеск пламени костра.
