Холли Лайл - Дипломатия Волков. Месть Драконов. Отвага Соколов
Тюремщик попытался улыбнуться.
— Они всегда говорят подобные вещи во время переговоров. Не могу даже сосчитать, сколько я слышал здесь высказанных Сабирами угроз… Кстати, судя по тому, что я слышал, Галвеи поступают ничуть не лучше.
Он покачал головой и улыбнулся более уверенно.
— Но если говорить о тебе, все эти угрозы бессмысленны. Чего они добьются, причинив тебе вред?
Девушка бросила на тюремщика странный взгляд, зазубренным лезвием рассекший кожу до самых костей. Взгляд этот заледенил все нутро и заставил его пожалеть о том, что в темнице нет никого, кроме них двоих. Когда она отвернулась, жуткое чувство исчезло.
— Ты удивился бы, узнав это, — ответила она. Возможно, и удивлюсь в конечном счете, подумал он, промолчав.
Высоко наверху послышались негромкие, ритмические прикосновения сапог к витой лестнице, ведущей в подземелье. Для смены было еще слишком рано, для посыльного из кухни с едой для него и девочки чересчур поздно. Итак, кто же это?
Даня забилась в самый дальний угол камеры и, свернувшись в комочек, старалась укрыться за грудой соломы.
— Теперь жди плохих новостей, — промолвила она. — Но ты, быть может, еще успеешь спасти меня.
Девчонка решила погубить его. Маркуи замотал головой. Она смотрела на него как лиса из капкана — до смерти перепуганная и в то же время хитрая.
— Я соглашусь на брак с тобой, если хочешь. Даже если ты потребуешь себе имя в Семье Галвеев, я могу обещать тебе, что ты его получишь. Я обещаю тебе. Обещаю. Если ты просто выведешь меня отсюда.
Она предлагает брак? Печально улыбнувшись узнице, он спросил:
— Сколько тебе лет, Даня? По-моему, тебе еще рано думать о свадьбе.
— Мне восемнадцать, и по закону я могу дать согласие.
Так ей восемнадцать? А он не дал бы ей больше тринадцати, да и для тринадцати-то она была не слишком уж оформившейся. Если ей восемнадцать, во что он вовсе не склонен был верить, — девицу ожидают куда худшие беды. В качестве взрослой она не может рассчитывать на льготы, предоставляемые детям в переговорах между Семьями. Со взрослой женщиной — если семейство не выручит ее и она не в состоянии предложить свой собственный выкуп — Сабиры вправе сделать все что угодно.
Однако, причинив ей ущерб — тем более убив дочь Галвеев, о чем нельзя было даже помыслить, — они развяжут войну. А кому из Семейств и Подсемейств в Калимекке хочется таких неприятностей?
Или это не так?
Шаги сделались отчетливее. Тюремщик подумал, что слышит поступь трех пар ног по каменной лестнице.
— Спаси меня и получишь все, что я в силах тебе дать.
Маркуи ощутил, как ее страх словно одеяло окутывает его, удушает, и негромко ответил:
— Ты не в силах гарантировать безопасность моим родителям. Прости меня, девочка, но я не способен помочь тебе.
Она пронзительно закричала — в равной мере от страха и от ярости. Затем принялась кидать в него горстями подобранной с пола соломы. Отодвинувшись подальше от черты, Маркуи приложил усилие, чтобы превратить свое лицо в бесстрастную маску. Шаги наверху становились все ближе. Его охватило смятение. Быть может, у нее есть причины для страха. Быть может. Они были и у него самого.
Из-за поворота лестницы появился первый мужчина. Длинный плащ кружил вокруг кавалерийских сапог, вздувался за спиной и надежно скрывал лицо, однако Маркуи узнал вошедшего по кольцу на правой руке. Золотому перстню с головой волка, глаза которого — турмалиновые кабошоны — сверкали в пламени факелов, а пасть злобно скалилась. Обладателем этого кольца был Криспин Сабир, один из Волков-Сабиров.
Волна дурноты накрыла Маркуи по самую макушку. У девочки причины оказались довольно вескими для страха. Криспин Сабир являлся необузданным воплощением зла. Жестокость его трудно было понять, найти для нее какое-то определение. Если верить даже сотой доле слухов о нем, доходивших до Маркуи, изверг этот держал трупы в своих покоях, помещал их на своем личном участке — как садовники сажают розы. Маркуи видел однажды, как Криспин пытал человека, и воспоминание об этом так и не покинуло его. Если б только он знал, что девочка в конце концов попадет к Волку Сабиров, а не к их дипломатам…
— Почему она вопит? — спросил Криспин.
Судорожно глотнув, Маркуи поспешил ответить:
— Она напугана. Она услышала, как вы спускаетесь по лестнице, и сказала, что сегодня День Терамис.
— День Терамис. Григор говорил ей об этом. Рад, что она не забыла.
Тут возник второй человек, и если Маркуи уже мутило от Криспина, то прибытие Эндрю Сабира отяготило ужасом сердце его. Уж лучше встретить Загташта, бога подземного мира. По крайней мере известно, что Загташт иногда проявляет милосердие. Эндрю, массивный, будто налитый свинцом, был раза в два шире в плечах более высокого и стройного Криспина; грудная клетка его походила на пивной бочонок. Он брил голову, на манер Слобенских матросов оставляя длинную прядь над левым ухом, и походил на красноглазое чудище. Заметив девушку, он ухмыльнулся и спросил:
— Хочешь, чтобы я заткнул ей глотку, Криспин?
— Вовсе нет. Пусть поет. Приятно послушать.
По ступенькам медленно приближались новые шаги. Ухо Маркуи различало шипение, глухой толчок и ворчание, а потом обычный удар стопы о камень. После паузы последовательность повторилась. Снова и снова, громче и громче. А за всеми звуками прятался этакий забавный скрип, коего он не слышал, пока остальные двое спускались по лестнице.
Маркуи содрогнулся — но не от сырости и холода. Ему были известны слухи о тварях, которых Волки держали в своих покоях. Поговаривали также, что они сочетаются с демонами и чудовищами. Лучше, пожалуй, думать, что по лестнице шаркает (что же все-таки там скрипит?) милейший старик — дипломат, хромающий вниз, дабы сообщить девушке, что выкуп за нее получен… Впрочем, Маркуи не верил в это.
— У нас есть новость для тебя, маленькая Волчица, — прорычал Эндрю.
Криспин бросил на него негодующий взгляд.
— Подожди, пока сюда спустится Анвин. Он не хотел бы пропустить эту сцену.
Эндрю расхохотался ползучим, визгливым смешком, от чего Маркуи едва не стошнило.
— Новость, — повторил он. — Впрочем, возможно, сам Анвин захочет тебе поведать ее. Мы все хотим это сделать.
Он снова расхохотался.
Девушка встала лицом к мужчинам. Она больше не кричала, и Маркуи не заметил следов слез. Неведомо откуда она извлекла силы — видно, в себе самой обрела отвагу. Подбородок ее вздернулся, спина распрямилась, и тело каждым своим движением выражало презрение.
Она яростно посмотрела на Эндрю.
