Мэри Герберт - Темная лошадь
Габрия опустилась на колени, очарованная борьбой лошади. Она ничем не могла помочь и просто смотрела, понимая, что ее жалкие попытки померкли бы перед проявлением колоссальной силы черной лошади.
Медленно грязь начала сдаваться. Передние ноги кобылы немного продвинулись вперед, втаптывая ветки глубже в землю. Лошадь дюйм за дюймом подтягивала задние ноги вперед, к насыпи. Она почти уже выбралась из трясины, только кое-где еще оставались комья грязи. Вложив остаток сил в последнюю попытку, кобыла рванулась вперед. Сначала одна задняя нога, затем другая благополучно достигли насыпи. Лошадь вырвалась из ловушки с триумфальным ржанием, разнесшимся далеко вокруг. Габрия вздохнула с облегчением. Они сделали это! Забросив каменный скребок как можно дальше, она закричала от радости, услышав звук падения.
Внезапно она замерла. Хуннули, гордо закинув шею, возвышалась над девушкой. Габрия еще не успела понять, что произошло, как лошадь стала на дыбы. Несмотря на уставшее тело и подкашивающиеся от изнеможения ноги, кобыла откинула голову назад и поднялась во всем своем величии в древнем приветствии уважения и почета. Затем она легко выбежала из оврага и скрылась в темноте.
У Габрии закружилась голова. Хуннули приветствовала ее, просто девушку, изгнанницу. Никто и никогда не удостаивался такой чести! Габрия не могла поверить, что это произошло именно с ней.
Она неподвижно уставилась на трясину, которая медленно затягивалась грязью. Глаза Габрии слипались, вершины гор кружились в быстром танце. Девушка упала на землю и забылась глубоким сном.
Глава 2
«Помоги мне! — чудилось во сне. — Помоги мне, Габрия!»
Она отвернулась от настойчивого зова, желая, чтобы он прекратился. Голос был странный, явно не человеческий, но что-то подсказывало, что он женский, хотя ей это было все равно. Габрия хотела, чтобы ее оставили в покое. Ей было холодно, она не желала знать, кто ее зовет. Что-то теплое коснулось ее щеки, она лениво отмахнулась, удивившись, почему ее рука была такой неуклюжей. Но это не имело для нее никакого значения, ведь требовались усилия, чтобы выяснить, в чем дело, а спать было гораздо приятнее.
Что-то дотронулось до нее более настойчиво.
— Оставьте меня в покое, — пробормотала она.
Внезапно позади нее послышался звук падения. Девушка вздрогнула и заставила себя открыть глаза. Луна еле проглядывала сквозь тяжелые тучи. В кромешной темноте невозможно было что-либо разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Разбитая и продрогшая, Габрия перевернулась и попыталась сесть. Она увидела огромную черную тень, нависшую над ней. Страх сковал все ее тело, и она закричала, заслонив лицо от неведомого призрака.
«Помоги мне!» — голос послышался снова.
Габрия приникла к земле, озираясь по сторонам. Она была так перепугана, что могла слышать биение собственного сердца. Но откуда же раздается этот голос? Черная тень не двигалась, стояла неподвижно, однако что-то поблескивало бледным призрачным светом. Внезапно Габрия услышала мягкое нетерпеливое фырканье.
Она с облегчением вздохнула и спросила:
— Это ты, хуннули?
Габрия поднялась и с удивлением посмотрела на лошадь. Произошло что-то страшное. За себя Габрия уже не боялась. Она дотронулась до нее рукой и с тревогой заметила, что животное мелко дрожит и взмокло от пота, несмотря на холодный ветер.
Габрия бросилась к маленькому лагерю, подбросила дров в костер, превратив его в ревущее пламя. Огонь осветил хуннули, и в его мерцающем свете девушка поняла, что оправдались ее худшие предположения: у кобылы начались роды, ее шкура блестела, уши нервно вздрагивали. По низко опущенной голове и судорогам, пробегавшим по телу лошади, Габрия определила, что это продолжается уже некоторое время.
Осторожно, стараясь не потревожить кобылу, Габрия провела рукой по ее брюху. Она никогда не принимала роды одна, но часто помогала отцу и знала, на что следует обратить внимание в первую очередь. Лошадь стояла неподвижно, тяжело дыша, пока Габрия ее осматривала.
— Бедняжка хуннули, — промолвила девушка, — что тебе пришлось пережить. Да и твой жеребенок слишком большой. Быть может, он даже перевернулся внутри.
Она молила, чтобы не случилось ягодичного предлежания. У кобылы уже отошли воды, и ее родовой канал был сухим.
Если жеребенок закрутился, то Габрии не хватит сил и знаний исправить положение. Она могла только надеяться, что это будут легкие роды. Девушка даже не знала, жив ли жеребенок, но нужно было срочно что-то предпринять, если она собиралась спасти его и кобылу.
Габрия быстро набрала снега в кожаную сумку и поставила ее возле огня. Она перебрала все свои вещи, взяв баночку с мазью и накидку. Затем она разорвала тунику на длинные полосы и связала их в одну веревку, сделав на конце петлю. Как только снег в сумке растаял, она вымыла руки и, зачерпнув мазь, смазала их.
Девушка взяла веревку и подошла к кобыле. То, что она собиралась сделать дальше, должно быть, причинит лошади боль, но, возможно, у той не хватит уже сил сопротивляться. С величайшей осторожностью Габрия ввела свою руку с веревочной петлей в родовой канал кобылы. Лошадь вскинула голову, но не воспротивилась этому.
Вскоре девушка добралась до передних ножек жеребенка. Она крепко затянула вокруг них петлю, затем протолкнула руку дальше, преодолевая сопротивление при каждой следующей схватке. Она с облегчением вздохнула — к счастью, жеребенок лежал правильно, только его головка была повернута и крепко прижата к тазовой кости.
Но все надежды на благополучный исход угасли, когда Габрия дотронулась пальцами до щеки жеребенка. У нее замерло сердце. Тело малыша было неподатливым и не совершало никаких движений, свойственных живому существу. В отчаянии она развернула головку жеребенка и вынула руку. Кобыла, как бы почувствовав облегчение, легла на землю, а Габрия тем временем ухватилась за веревку. С каждой схваткой она настойчиво вытягивала жеребенка, тихо разговаривая, чтобы успокоить кобылу и побороть свой собственный страх.
Наконец жеребенок родился. Он лежал на холодной земле, а в глазах его застыла смерть. Габрия вынула его из последа и прочистила ноздри, хотя отчетливо понимала, что все ее попытки были напрасны. Крошечный жеребенок задохнулся во время долгих родов.
Девушка тяжело опустилась на землю, вглядываясь в мертвого малыша. Как же это несправедливо, кричало ее сердце, почему она всегда опаздывает. Жеребенок был совершенных пропорций, с белым зигзагообразным шрамом на темной лопатке. Глаза Габрии наполнились слезами. Если бы ей удалось спасти малыша, то он сейчас открывал бы для себя новый мир.
