Александр Прозоров - Повелитель снов
— Вот, Андрей Васильевич, подписаны, — протянул свернутые в тугую трубку грамоты Пахом. — Отныне они твои рабы, княже.
— На сундук в светелке положи, — кивнул ему Зверев. — Коли хватятся меня, я на пристани.
— Коня оседлать?
— Пешком быстрее дойду, — отмахнулся князь. — Лучше девкам вели снедь собрать, кувшин с вином налить и на ушкуй принести. Гостя попотчевать надобно, а сюда вести не хочу. Коли не потребуется, сами с тобой пообедаем.
От холма, да вершине которого пряталась от возможного половодья деревня, до пристани на берегу торфянистой речушки Вьюн было всего метров триста, не больше. Андрей одолел это расстояние за полторы минуты и, еще не ступив на бревна пристани, радостно раскинул руки:
— Кого мы видим! Боярин Бегебин, воевода Афанасий Семенович! Воистину, милостив ко мне Господь в последние дни! Что за доброе провидение привело тебя, боярин, к моему порогу?
В этот раз боярин не очень походил на д'Артаньяна. Он был в собольей шубе, накинутой на плечи поверх богатой ферязи, голову его спасала от жары высокая бобровая шапка, короткие туфли сверкали множеством самоцветов. В общем, настоящий русский помещик, в котором от европейского щеголя остались только узкие усики и ухоженная черная бородка клинышком.
— Рыбаки из-за промыслов опять лаются, Андрей Васильевич, — ответил воевода города Корела и прилегающей волости. — На месте глянуть порешил. Да заодно захотелось знатного жителя нашего навестить, поклон от купцов передать, узнать, нет ли нужды какой али вестей новых?
— А как же, есть, — невольно расплылся в улыбке Зверев. — Сын у меня родился, наследник. Пять дней тому назад.
— Поздравляю, князь, поздравляю… — Бояре наконец сошлись и крепко обнялись, покачиваясь и похлопывая друг друга по спине. — А что за чудище такое вертится у тебя, Андрей Васильевич?
Воевода указал на многосаженное колесо водяной мельницы, что крутилось перед склоном, подпирающим Суходольское озеро.
— Лесопилка, — небрежно отмахнулся Зверев, давно привыкший к придуманному в начале лета механизму. — Там шатун под валом десять пил из стороны в сторону качает. Бревно сверху под собственной тяжестью на них скатывается, а снизу уже готовые доски вылезают. Два смерда всего приставлены, а досок за день на четыре избы выдает. Строиться много приходится. Я ведь рабов из Европы изрядно вывез. Больше полутысячи из Любека, да тысячу из Дании. Всех разместить надобно, на земле поселить. Опосля еще себе дом новый отстроить и усадьбу.
— Никак, княже, ты о смердах больше, нежели о себе, заботишься? — недоверчиво ухмыльнулся гость.
— Ну у меня-то крыша над головой есть, боярин, — кивнул Андрей. — А смердов на зиму под небом оставлять нельзя. Перемрут, пропадет зазря мое серебро. Опять же усадьбу лучше без спешки строить, спокойно и основательно. Ведь случись осаду держать — только в прочность стен и надежда.
— Это верно, — согласился воевода. — Тут, княже, камней изрядно кругом. Посему стены лучше из камня класть, они прочнее. А вот сам дом — токмо из бревен, оно теплее и для здоровья полезнее. Коли до весны со стенами обождешь, каменщиков могу прислать добрых. У меня в крепости работали, но там сейчас работы немного, одно лето обойдусь.
— Знамо дело, обожду, — вздохнул Зверев. — До заморозков все едино начать не успею. А как тати озерные, Афанасий Семенович? Удалось покончить с ними, али бегает еще кто?
— С твоей легкой руки, Андрей Васильевич, покончил, благодарствую, — чуть отступив, поклонился боярин. — Под дыбой тати все с охотой поведали. И где схроны тайные, и где стоянки общие, на каких реках, за какими озерами. За месяц ополченцы городские еще полтора десятка душегубов порубили, да трех живыми привезли. Две чалки разбойничьи на меч взяли. Ден десять тому я заводил главных в Москву, в Разрядный приказ отправил, и грамоту сопроводительную с ними. О тебе помянул, как и обещался. Дескать, твоей отвагой все началось…
— Да что мы все на причале, да на причале? — проследив, как на борт ушкуя поднялись с корзинками дворовые девки, деланно спохватился Андрей. — Ко мне за стол прошу подняться, Афанасий Семенович. Откушать чем Бог послал, за здоровье рюмочку бургундского принять. Ты, боярин, я знаю, сие вино ценишь…
Левший, наблюдавший за гостем и господином от рулевого весла, понимающе кивнул и похромал на нос, к трюму с припасами.
— Отчего не откушать? — пожал плечами гость. — С полным моим уважением…
Спустя несколько минут они продолжили свой разговор уже в каюте, выпив по полному кубку тягучего терпкого вина и закусив его сочными медовниками. Пост ведь на Руси. А в пост разве чем угостишься? Что и дозволено вкушать православному человеку — так освященный мед в сотах и пирогах, яблоки простые и моченые, изюм, курагу, грибки соленые и маринованные, рубленую капусту с редькой, огурчики простые и малосольные, парную спинку стерляжью, пироги с вязигой, векошник, уху фруктовую и с шафраном, копченую лососину, запеченных пескарей, щучину свежепросоленную, заливное стерляжье — с ледника, усыпанное яркими колечками моркови, золотистыми луковичками, прорезанное длинными зелеными перьями порея и тонкими, словно изломанными, листьями укропа… Так ведь погреба князя Сакульского пока небогаты, рук не хватает, посему и половины дозволенного угощения девки принести не смогли. Пяток лотков, пяток подносов, несколько горшков и крынок…
Под скромный стол и разговоры пошли грустные. О том, что лето выдалось долгим и засушливым, и хлеб уродился плохо, и поля с капустой и репой скудны, и оброк смердам опять прощать придется да на будущий год в недоимку записывать, так что дохода с имений никакого не предвидится.
— Тебе хорошо, Андрей Васильевич, — после третьего кубка пожаловался воевода, — ты с государем дружен. Вот, намедни, с Новагорода бояре из свиты князя Владимира Старицкого в Корелу заглядывали. Беспокоились, нет ли с твоей стороны какого предательства, помысла супротив Иоанна Васильевича… — при упоминании царского имени боярин широко перекрестился. — Но я уверил, что служишь ты Руси честно и страстно. Опять же, душегубов из чащоб лесных на суд вывел. Тебе хорошо. А вот с меня за недоимки в казну государеву полной мерой спросят. Разрядному приказу до хлопот воеводских дела нет. Положенного тягла с земли не собрал — со своего кармана докладывай.
— Ну что ты, Афанасий Семенович, — замахал руками Зверев. — Разве тебя недоимкой кто попрекнет, коли ты целую волость от душегубов избавил? Опять же на них и убыток казенный списать можно. Дескать, грабили, но ты, воевода, с ними управился. Я слыхал, — понизил голос князь, — в Высоцкой волости купцы зело жаловались, что люд разбойный гуляет, ан воеводы мер к ним никаких принимать не хотят. Так из волости всех воевод поместных в Москву привезли и в поруб посадили. В наказание за леность. Месяц они сидят, другой — а тати на трактах и весях пуще прежнего шалят. Управы-то и вовсе не стало. Купцы опять в Москву, в Разрядный приказ с подношениями. Ну воевод из поруба под стражей всех на прежние места и препроводили.
