Игорь Ковальчук - Северянин
Пяти лет оказалось достаточно, чтоб превратить мальчишку в мужчину. Теперь на корабле торговца, – кстати, он тоже оказался уроженцем Согнефьорда, и это было приятно Агнару, – он уставал последним, если вообще уставал, и после дня гребли без возражений соглашался нарубить хвороста для костра, а то и рыбу почистить.
– Хорошо, если бы ты и дальше с нами ходил, – сказал один из людей купца, путешествовавший с ним уже много лет, слабосильный – на весла вообще бессмысленно сажать – и удивительно ленивый. Иной раз он поражал своим хитроумием даже давних соратников, особенно когда надо было избежать работы, или же выбрать работу полегче. Но торговец все равно таскал его с собой, ибо парень молниеносно делал в уме самые сложные расчеты, всегда мог сказать, что выгодно покупать, а что не выгодно, и по одному виду тюка ткани сразу умел определить, качественное полотно, или нет. – Гребешь, готовишь…
– Думаю, на этом корабле мне будет тесно, – рассмеялся Агнар. – Но немного попутешествовать можно.
– Куда же ты направляешься? Ну, в смысле, куда надеешься добраться в конце концов?
– А боги знают! Сперва в Согнефьорд, проведать родственников, а там… Куда-нибудь да занесет. Конец любого пути – это начало следующего. Так любит говорить брат моего отца.
– И он прав, – парень зевнул и почесал живот. – Может, и мне когда-нибудь захочется погулять… Хотя… У меня и так много работы, а если прибьюсь к какой-нибудь другой дружине…
– То уж там-то тебе бездельничать не дадут! – крикнул кто-то из гребцов. – Да просто пришибут за леность! – Остальные захохотали.
Кнорр торопился на восток. Воды реки корабль прошел за два дня, и утром третьего в лицо Агнару ударил пахнущий водорослями и рыбой холодный ветер. Он показался скандинаву сладостным, как ожидание счастья. Этим ветром он дышал все детство, все годы, когда учился ходить на веслах и под парусом, и позже, когда на корабле Хрольва Пешехода добирался до Валланда. Воюя за владения для своего хевдинга и обживаясь под Руаном, он почти забыл, как пахнет морской воздух, забыл ощущение соли на губах, палубы под ногами и ветра в лицо.
Корабль выскользнул из-за мыса, и кормчий переложил рулевое весло.
– Пойдем вдоль берега – так безопаснее, – объявил купец.
– Ну еще, вдоль берега! – возмутился его ленивец-помощник. Он мечтал о том часе, когда, войдя в какую-нибудь таверну на английском берегу, потребует кружку пива или эля и надолго забудет тяжелый труд на корабле. – Слишком долго. Надо напрямик.
– Напрямик ходят суда лишь большими группами!
– Чего нам бояться? Конунг Хрольв приструнил всех бандитов, их здесь и не бывает. А если поторопимся, успеем к Майскому дню, и тогда можно надеяться на действительно большую прибыль.
Мысль о прибыли заставила купца задуматься. Оно и верно, зачем еще пускаются за море решительные и тороватые – разумеется, затем, чтобы подешевле купить и подороже продать. Великолепные ярмарки, устраиваемые в Ландевике,[2] были известны по всей Британии. В Майский день, – местные обыватели до сих пор называли этот праздник Бель-тайном, назло священникам и ревнителям христианства, – народ веселился вовсю, а заодно тратил деньги на нужные и не слишком-то нужные вещи.
Торговец отлично помнил, что везет в числе прочего товара еще и два десятка серебряных украшений. Заставить небогатых танов раскошелиться на драгоценности в будний день было раз в десять сложнее, чем в праздничный. Да еще вино к тому же. После праздника его удастся продать разве что монастырю. И то не вдруг.
Не успевшему в срок купцу предстояло потерять изрядную часть дохода.
– Поворачивай в открытое море! – хмуро приказал он.
Кормчий снова переложил рулевое весло. Квадратный парус затрепетал было, но, поймав ветер, упруго выпятился вперед. Его растянули между фальшбортами при помощи бона, и кнорр полетел вперед. Гребцы с облегчением сложили весла вдоль бортов.
Небо было пронзительно-синим, с редкими перышками облаков. Устроившись на скамье, Агнар довольно прищурился – приятнее всего на корабле было именно при таком вот устойчивом и сильном ветре, когда парусом занимаются от силы четверо, а грести, само собой, нет необходимости. Размякнув на солнце, которое припекало не скупясь, он без труда поверил, что все в его жизни будет хорошо – просто замечательно.
И верил он в это ровно полдня – до того момента, как дозорный на кнорре, бдительно и даже подозрительно рассматривавший синюю гладь английского пролива и серые полосы земли, не крикнул тревожно, показав рукой на парус, вынырнувший из-за гряды волн. Неприметный такой, бледноватый парус.
– Может, тоже торговцы? – с надеждой спросил ленивый помощник купца, и, покосившись на своего хозяина, бочком отодвинулся от него. Будто ждал, что тот кинется бить незадачливого советчика прямо здесь и сейчас.
Но тот лишь хмуро разглядывал парус. Видно его было плохо, да и намерения чужака с такого расстояния сложно было угадать: то ли в их сторону двигается, то ли в другую.
Агнар задумчиво тер ладонь правой руки – обычно перед боем она у него начинала зудеть. На этот раз ничего похожего, но, быть может, он просто отвык от ощущения кожаной оплетки рукояти меча, натирающей на коже мозоли. На всякий случай поднялся со скамьи, шагнул к мачте и поднырнул под аккуратно сложенное полотнище шатра. Наощупь без труда нашел свой плащ – в него он завернул котомку с кольчугой и кожаным шлемом. Подтянул сверток к себе поближе.
Глядя на него и остальные путники принялись искать свои доспехи.
– Рановато паниковать – еще неизвестно, будет ли он нападать, – хмуро сказал купец. Ему тоже очень хотелось верить в лучшее.
– А кто тут паникует? – спокойно возразил ему один из помощников, извлекая на свет свою кольчужку – короткую и довольно грубо сделанную. – Наоборот, с доспехом спокойнее. Чтоб не паниковать.
– Бери левее и в открытое море! – хмуро приказал торговец. Пальцы, стиснувшие фальшборт, выдавали его нервозность, но его руки сейчас никого не интересовали, и это осталось незамеченным.
– Не учи меня, – огрызнулся кормчий, причем довольно громко. Поучать викинга, сидящего у руля, было не принято, разве уж он совсем юный и неопытный, но в таком случае оставалось лишь удивляться, зачем такого посадили на кормовую скамью. – Сам знаю.
Но влево не повернул. Растянутый парус кнорра ловил в свои объятия упругий, плотный, будто поток воды, береговой ветер, которому вскоре предстояло иссякнуть и смениться другим, океанским, послабее и не таким уверенным. Пока же кормчий выжимал из ветра все, что только мог. Однако уже заранее снарядившиеся гребцы расселись по местам – встречаться с чужаком, тем более если у него недобрые намерения, не хотелось никому. Едва утихнет ветер, все сядут на весла и будут гнать вперед корабль, пока не удастся поймать парусом еще один поток.
