Рик Риордан - Перси Джексон и похититель молний
— Что… что ты имеешь в виду?
Я признался, что подслушал его разговор с мистером Браннером вечером накануне экзамена.
У Гроувера забегали глаза.
— И что ты успел услышать?
— Ну… не так чтобы много. Что это за черта — летнее солнцестояние?
Он вздрогнул.
— Послушай, Перси… Я просто беспокоился за тебя, понимаешь? Я имею в виду галлюцинации о математичках, которые превращаются в злых духов…
— Гроувер…
— И я рассказывал мистеру Браннеру, что, возможно, ты оказался в стрессовой ситуации, потому что никакой миссис Доддз не было и…
— Эх, Гроувер, врать ты все равно не умеешь.
У него зарделись уши.
— Возьми просто так, ладно? — Он выудил из кармана рубашки замусоленную карточку. — На случай, если я понадоблюсь тебе летом.
Текст на карточке был набран замысловатым шрифтом — настоящая пытка для моих страдающих дислексией глаз, — но в конце концов мне удалось разобрать нечто вроде:
Гроувер УНДЕРВУД Хранитель Холм полукровок Лонг-Айленд Нью-Йорк (800) 009-0009— Каких полу?..
— Да тише ты! — умоляюще произнес Гроувер. — Это мой, ну… мой летний адрес.
Сердце у меня ушло в пятки. У Гроувера был летний дом. Мне никогда и в голову не приходило, что его семья может быть такой же богатой, как и у других учеников Йэнси.
— Ладно, — мрачно ответил я. — Может, и загляну как-нибудь в твой особняк.
Гроувер кивнул.
— Или… или если я тебе понадоблюсь.
— А с чего это ты мне вдруг понадобишься?
Вопрос прозвучал резче, чем мне бы того хотелось.
Гроувер весь покрылся краской до самого кадыка.
— Послушай, Перси, правда в том… что я… я вроде как бы должен тебя защищать.
Я уставился на него.
Круглый год я ввязывался в перебранки и драки, чтобы оградить его от хулиганов. У меня даже сон пропал — так я беспокоился, что ему будет доставаться от ребят, когда меня нет. И тут вдруг он заявляет, что он мой защитник.
— Гроувер, — сказал я, — от чего конкретно ты собираешься меня защищать?
И тут у нас под ногами раздался оглушительный скрежещущий звук. Из-под приборной доски повалил черный дым, и весь автобус наполнился запахом тухлых яиц. Водитель чертыхнулся, и «грейхаунд», переваливаясь с боку на бок, съехал на обочину шоссе.
Несколько минут водитель, громыхая железом, копался в моторе, а потом сказал, что всем надо выйти. Мы с Гроувером потянулись к выходу вслед за остальными пассажирами.
Выйдя, мы оказались на проселочной дороге — место такое, что и внимания не обратишь, если тут не случится авария. С нашей стороны шоссе росли исключительно клены, и вся земля под ногами была замусорена тем, что выбрасывали из проезжающих машин. На другой стороне, через четыре полосы асфальтовой дороги, над которой дрожало полуденное марево, располагался старомодный прилавок с фруктами.
Разложенный на нем товар выглядел привлекательно: громоздившиеся друг на друга ящики с кроваво-красными вишнями и яблоками, грецкие орехи и абрикосы, кувшины с сидром в ванне на ножках, полной льда. Клиентов не было, только три старые дамы сидели в креслах-качалках под сенью кленов и вязали пару самых больших носков, которые я когда-либо видел.
Я имею в виду, что носки эти были размером со свитер каждый, но это определенно были носки. Дама справа вязала один из них. Дама слева — другой. Леди посередине держала огромную корзину с пряжей цвета электрик.
Все трое выглядели глубокими старухами, бледная кожа лиц сморщилась, как увядшая фруктовая кожура, серебристо-седые волосы покрывали белые косынки в горошек, костлявые руки торчали из рукавов выцветших хлопчатобумажных платьев.
Самое странное то, что все трое, казалось, смотрели прямо на меня.
Я поглядел на Гроувера, чтобы сказануть про них что-нибудь этакое, и увидел, что у моего друга аж вся кровь от лица отхлынула. И нос подергивался.
— Гроувер, — окликнул я. — Эй, парень…
— Скажи мне, что они не смотрят на тебя! Ведь смотрят же, разве нет?
— Да. Странно, правда? Думаешь, эти носки мне подойдут?
— Ничего смешного, Перси. Совсем даже не смешно.
Старая дама, сидевшая посередине, достала большие ножницы — золотые с серебром и длинные, как коса. Гроувер затаил дыхание.
— Пора садиться в автобус, — пробормотал он. — Пошли.
— Что? — переспросил я. — Да там сейчас настоящее пекло.
— Пошли! — Он распахнул дверцу и забрался внутрь, но я остался стоять на обочине дороги.
Странные дамы по-прежнему не сводили с меня глаз. Та, что посередине, перерезала пряжу, и, клянусь, я услышал лязг ножниц сквозь шум проезжавшего по четырем полосам транспорта. Две ее подруги скатали ярко-синие носки, предоставив мне гадать, для кого же они предназначались — для Снежного Человека или Годзиллы.
Шофер между тем поднял капот в задней части автобуса и отвернул большую дымящуюся металлическую штуковину. Автобус вздрогнул, и мотор ожил, взревев.
Пассажиры радостно загомонили.
— Готово! — пронзительно выкрикнул шофер. Потом хлопнул по корпусу автобуса шляпой. — Всем на борт!
Как только мы тронулись с места, я почувствовал озноб, словно подхватил грипп.
Гроувер выглядел ненамного лучше. Его трясло, и зубы стучали друг о друга.
— Гроувер?
— Что?
— Что ты от меня скрываешь?
Он вытер потный лоб рукавом рубашки.
— Перси, что там было, сзади у фруктового прилавка?
— Ты про тех старых дам? Да что в них такого, приятель? Они ведь не… как миссис Доддз.
Выражение лица у Гроувера стало загадочным, но у меня появилось чувство, что дамы за прилавком хуже, гораздо хуже, чем миссис Доддз.
— Просто скажи, что ты видел, — попросил Гроувер.
— Та, что посредине, вытащила ножницы и перерезала пряжу.
Гроувер закрыл глаза и сделал такой жест, будто перекрестился, но это было не крестное знамение, а что-то другое, что-то… более древнее.
— Ты видел, как она перерезала нить, — заключил он.
— Да. Ну и что? — Но, едва сказав это, я почуял, что дело нешуточное.
— Пронесло, — пробормотал Гроувер. И стал грызть ноготь на большом пальце. — Не хочу, чтобы все случилось как в прошлый раз.
— Какой прошлый раз?
— Всегда шестой класс. Они никогда не упускают шестого.
— Гроувер! — Я повысил голос, потому что он и вправду начал пугать меня. — О чем это ты?
— Давай-ка я провожу тебя от автобусной остановки до дому. Согласен?
Просьба показалась мне странной, но я не возражал — пусть провожает.