Война чудовищ - Афанасьев Роман Сергеевич
Солнце запуталось в верхушках западного леса, и на город мастеровых легла тень. Вечер не стал помехой для мастеров – звон кузнечных молотов разносился по округе тугой волной. Сегодняшнее задание нужно выполнить в срок, и не беда, если темнота опустится на широкие улицы – у горна всегда светло и жарко. Темнота кузнецам нипочем. И птицам.
Черные крылья упруго резали вечерний ветер, заставляя его тихо шептать. Городская ворона, самая обычная, каких двенадцать на дюжину, облезлая и поджарая, как голодающий пес, кружила над южным кварталом города мастеров. Птичьи глаза привычно отмечали мусорные кучи, где можно поживиться помоями, но крылья несли ее все дальше и дальше. Пожалуй, в другое время она бы отправилась на север, к кварталу скорняков, благоухающему сырыми шкурами, где всегда можно чем-нибудь поживиться. Но сегодня вечером не до еды. Она и сама не знала, почему ветер несет ее к кузницам. Но вот внизу мелькнула тень, и птичьи глаза мигнули, на мгновенье наполнившись разумом.
Крылья сложились, и птица камнем упала к земле, словно не ворона, а ястреб. Заложив крутой виток вокруг остроконечной крыши лавки медикуса, ворона вылетела на узенькую улочку, взмахнула крыльями и опустилась на деревянный конек кузницы. Утвердилась на нем, переступила с ноги на ногу и зыркнула в темноту. Очень хотелось каркнуть, но горло вдруг сдавило невидимой силой. Голова сама по себе повернулась в сторону, а черный глаз выхватил из темноты зыбкую тень.
Человек. Затаился на краю крыши, словно голодная рысь на ветвях дерева. Ждет. Под ним зыбко колеблется черный полог темного переулка. Все в порядке. Все идет как должно – ворона знала это наверняка.
Взмахнув крыльями, она тяжело вспорхнула с крыши кузницы и стала подниматься над городом. Осталось только слетать к маленькому неприметному домику на самой окраине, и тогда можно будет спокойно отправляться к помойке в квартале скорняков – на вечернюю трапезу.
Сигмон осторожно взялся за край крыши и взглянул вниз. Невысоко – всего один этаж. Для него сущий пустяк – как высокая ступенька для человека. Но сколько выгод в таком положении! Тот, за кем ведется охота, и не подумает посмотреть наверх: будет опасливо озираться, с подозрением осматривать темные углы, обходить стороной раскидистые кусты. И никогда не взглянет наверх – люди отвыкли бояться летающих хищников. И вампиры. Сигмон не раз в этом убеждался и потому заранее присмотрел себе местечко для засады.
Быстро темнело, и тан радовался, что предусмотрительно забрался на крышу заранее. На город опустились густые сумерки, и кровосос вполне мог выйти на охоту пораньше, не опасаясь солнечных лучей. Сигмон не мог себе позволить спугнуть добычу, поэтому забрался на крышу маленькой скобяной лавки сразу после обеда и затаился, как мышь под веником. Ни одна живая душа его не заметила, даже сам владелец лавки. Тан давно научился быть невидимым и неслышимым – бродячая жизнь быстро этому учит. И если бы он выслеживал человека, то, пожалуй, и не стал бы забираться на крышу – управился бы и на земле. Но сегодня он охотился на вампира и не хотел рисковать. Слух упырей ничуть не хуже, чем его собственный, а живую кровь они чуют издалека.
Желоб дождевого стока едва слышно хрустнул и Сигмон замер. Медленно отнял руку от желоба. Быстро окинул взглядом место охоты и попытался найти изъян в своем плане. Не получилось. Его чутье просто кричало: все случится здесь – так же, как вчера.
Днем Сигмон прошелся по этой улочке в сопровождении стражи – городские мордовороты нипочем не хотели отпускать приезжего бродить в одиночку по их владениям. Не доверяли. Высмеивали. Ревновали. Но при том сами боялись упыря до холодного пота и не мешали тану вынюхивать след. Они провели его по всей округе, и только тут, у этой лавки, он на миг замешкался. Почуял кровь – так ясно, словно сам ее пролил. Из переулка пахло смертью и жизнью, кровью и тленом. Тан чувствовал след кровососа, да так отчетливо, что, будь он собакой, шерсть у него на загривке встала бы дыбом. Но он не подал виду, что обеспокоен. Просто откашлялся и двинулся дальше. Потом все уладилось просто – тан легко отделался от стражников, сказав, что идет в таверну на обед. Те не стали его провожать, им предстояло обойти весь южный квартал. Сам Сигмон успел даже перехватить жареной колбасы в ближайшем трактире, а потом спокойно вернулся туда, откуда раздавался зов крови.
Самое что ни на есть подходящее место для вампирской охоты. Узенькая улочка, несколько домов. Рядом, на пятачке, три кузни. Это не замызганная окраина города, нет. Вампир не станет кормиться с краю, довольствуясь объедками как бродячий пес, прячась от каждого шороха. Гордость не позволит. Но и не схватит жертву посреди главной площади – если только не лишился рассудка. Нет, кровосос выберет самое обычное, ничем не примечательное место, где никогда не происходило ничего волнительнее потасовки пьяных подмастерьев, и просто возьмет то, что нужно. Подойдет и заберет жизнь, мимоходом, легко и свободно, как человек срывает цветок. Без лишнего беспокойства и волнений. Если это упырь, что наслаждается смертью жертвы.
Сигмон еще раз оглядел задний двор. Да. Все так и есть. Именно по нему должен будет пройтись припозднившийся мастер, чтобы немного срезать дорогу. Будет идти из кузни, напрямик, задними дворами. Тут до улицы рукой подать, и лишь в одном месте, между стеной лавки и широким кустом, царит тень. Темная полоса, глубокая как море, заметная даже вечером. Узенькая – сделай всего один шаг, и ты снова на виду. Но тан знал: этот шаг станет для жертвы последним. Человек просто нырнет в тень и уже не выйдет из нее. Именно так и случилось с тем мастером, что проходил тут вчера. И с тем, что свернул в этот дворик позавчера. Его хватились не сразу, и показалось, что оба мастера пропали одновременно. Но тан знал: вчера и позавчера. Он чуял их кровь.
Но тут таилась и загадка – Сигмон не ощущал смертного запаха. Люди не погибли. Это бывает – не всякий вампир убивает свою жертву, вовсе не все из ночного народа проявляют бессмысленную жестокость. Тан знал таких вампиров, и очень надеялся, что его поиски окончены. Но, с другой стороны, куда подевались мастера, если остались живы? Отлеживаются после кровопускания в каком-нибудь темном углу? Нет, чушь, чушь. Собачья, развесистая...
Вдалеке раздались шаги, и Сигмон скосил глаза. Идет человек – уверенный и усталый. Мастер возвращается из кузницы задними дворами, решив срезать дорогу – точно так, как тан и предполагал. Ну что же, осталось только подождать немного и все станет ясно.
Не хрустнула ветка, не зашуршала одежда, не сгустились тучи. Просто из темноты потянуло холодком, и пальцы Сигмона крепче сжали черное дерево дубинки. Упырь здесь. Он пришел. Выскользнул из-за дома, притаился в тени, а теперь, почуяв добычу, выдал себя.
Тан бесшумно втянул носом ночной воздух и попытался рассмотреть того, кто таился в чернильной темноте заднего двора. Пальцы дрогнули. Два. Два кровососа! Проклятье! Говорили же только об одном, откуда взялся еще один? Неужели из-за его ошибки теперь все пойдет не так как нужно?
Сигмон забеспокоился и пошевелился. План разваливался на глазах. Минуту назад он был уверен, что успеет перехватить одного упыря, но двоих разом... Не успел тан как следует удивиться, как вдруг почувствовал еще одно касание. Легкое, мимолетное, словно след весеннего ветерка в летнюю ночь. Третий! Три упыря таились в тени. Два неуклюжих, воняющих тленом упыря и третий – легкий и загадочный, умело прятавший свою сущность. Старший.
Тан даже привстал, уже не заботясь о том, что его заметят. Пусть. Он трепетал, не в силах поверить в то, что его поиски окончены. Это было бы слишком просто. Но этот третий... Да, он похож.
Все случилось очень быстро. Мастеровой – широкоплечий мужик в прожженном искрами кафтане – скользнул по двору, стараясь побыстрее миновать глухие задворки. Навстречу ему из глубокой тени шагнули два темных силуэта. Один из них коснулся плеча кузнеца, тот рванулся назад, с неожиданной силой вырываясь из смертельных объятий. Ему это почти удалось, но второй упырь схватил его за шею, и тело мастера сникло, безвольно повалилось в пыль. Упыри склонились над ним, а из темноты к ним вышел третий – легко и бесшумно, как призрак. И только тогда тан очнулся.
