Настенька (СИ) - Лунева Элина
Проснулась я на закате. Точнее что-то громкое разбудило меня. И это что-то было не чем иным, как оглушительным стуком в дверь моего дома.
Ещё не до конца проснувшись, я села на лавке и долго и испуганно всматривалась в темноту. Кто-то так яростно барабанил в дверь, что казалось, что вся моя маленькая изба сотрясалась от этого напора.
Медленно приблизившись к двери, я нерешительно её. Дверь громко и протяжно скрипнула, а я же чертыхнувшись, начала вглядываться в темноту сеней. Шум снаружи становился всё громче, а стук яростнее.
Тихонько скользнув в сени, я застыла у самой входной двери, из-за которой послышалось:
- Ведьма гулящая, а ну выходи! – раздались мужские голоса и, судя по возгласам и посыпавшимся далее в мой адрес выражениям, говорившие были сильно пьяны.
- Выходи, девка подзаборная, кому говорят! – продолжали кричать с той стороны, после чего снова послышались сильные удары.
Я с испугом прижалась к двери, которая на первый взгляд казалась довольно крепкой. Тяжелый металлический засов ходил ходуном, под яростным напором ломившихся, но всё же выдержал натиск непрошенных гостей. И уже через несколько минут шум стих, как и пьяные голоса.
Я еще долго стояла, прижавшись к двери, с бешено колотившимся сердцем.
- Здорово, просто отлично, - подытожила я немного позднее, когда смогла уже полностью успокоиться.
- И что теперь делать? – спросила я саму себя, - Ведь они могут вернуться в любой момент. Могут убить или изнасиловать.
Да, ситуация была на грани. Отчаяние новой волной захлестнуло меня. Все следующие долгие часы я, как ненормальная, металась по тёмной избе, ища хоть какие-нибудь подходящие предметы, чтобы защититься. В моём арсенале нашелся большой тяжеленный топор, печной ухват с длинной ручкой, несколько тупых кухонных ножей также лежали наготове, был здесь и небольшой молоток.
Обложившись всем этим нехитрым оружием, лишь только на рассвете я смогла наконец задремать.
Проснулась я через несколько часов. Солнце ещё не село, и мне выпал шанс наконец нормально рассмотреть свой новый дом при дневном свете.
Не теряя времени даром, я подбросила в затухающие угли новую партию дров, и отправилась осматривать своё новое имущество. Особо меня интересовала одежда, ведь ходить в сарафане и лаптях зимой мне совсем не хотелось. Да и убегать при необходимости в таком виде крайне неудобно.
Первый, открытый мною сундук порадовал меня несколькими отрезами грубо сотканного серого льняного полотна, тремя парами мужских сапог, и тремя овчинными тулупами, опять-таки мужскими. Ну конечно, ведь у Насти был отец и двое братьев. Эх, жаль, что никого из них не осталось в живых, была бы мне хоть какая-то защита и опора.
Второй сундук оказался доверху набит различными рукоделиями, начиная от красиво вышитых льняных скатертей и салфеток, заканчивая расшитыми рубахами и сарафанами. Н-да, прям, как из музея народного промысла. Хорошенько порывшись во всём этом старославянском барахле, я отложила для себя пару плотных рубах без вышивок, а также пару длинных сарафанов, очевидно принадлежащих прежней Анастасии. Увы, но никакого нижнего белья или чулок я не нашла, зато заметила берестяную коробку, внутри которой оказались различные приспособления для шитья, если здоровенную иглу длиной в пятнадцать сантиметров можно было так назвать. Отдельно примостились небольшие клубочки с грубо скрученными нитками, в основном шерстяными.
Третий и самый большой сундук удивил меня наличием в нём небольшой тонкой перины и двух ярких лоскутных одеял.
Раздавшийся стук в дверь отвлёк меня от созерцания всего моего имущества и заставил не только неожиданно подпрыгнуть, но и ощутимо испугаться. Кто это ко мне пожаловал в гости? И с добром ли?
Схватив с лавки тяжеленный топор, я тихой поступью подошла к двери, ведущей в сени, и начала её медленно открывать.
- Твою ж…, - выругалась я шепотом, снова услышав громкий протяжный скрип здоровенных кованых петель. С этой дверью определенно нужно было что-то делать. От этого скрипа у меня все волосы на теле дыбом встают.
Вероятно, незваный гость тоже его услышал сквозь входную дверь, и подал голос:
- Настенька, это я, Матрёна!
- Фуууух, - облегчённо выдохнула я и положила на пол топор, попутно откидывая тяжеленный металлический затвор.
- Здравствуйте, Матрёна, - проговорила я ей устало и отошла от двери, приглашая гостью зайти в сени.
Женщина быстро вошла внутрь и поспешно захлопнула за собой дверь.
- Всю избу выстудишь, - объяснила она уже в доме и укоризненно посмотрела на весь тот бардак, что я учинила, производя ревизию имущества всех трёх сундуков.
- Мать твоя приданное для тебя собирала, - проговорила женщина печально качая головой, глядя на перину и стёганые одеяла.
- Ясно, - проговорила я. Теперь мне было понятно, почему перина и одеяла прятались в сундуках. Приданое моё это, значит.
- Ладно, Настёна, собирайся, к старосте пойдём, - проговорила женщина, деловито подвинув меня в сторону и начав аккуратно укладывать моё имущество в сундуки.
Глава 4
- Матрёна, могу я вам вопрос задать? – обратилась я к женщине, раздумывая, как бы разжиться нормальной одеждой.
- Вот третий день я тебя слушаю, и никак не уразумею, что говоришь. Иной раз вроде и по-нашему, понятно вроде бы, но всё равно чудно как-то, - хмыкнула женщина, снова окинув меня внимательным взглядом.
- Матрён, да говорила я уже, что не помню ничего. Ты лучше на вопрос ответь, - от волнения я неожиданно перешла на «ты», - Скажи, где бы мне можно было бы одежду прикупить или пошить? Ну, или обменять может можно на что-то из моего имущества, - неожиданно додумалась я, понимая, что скорее всего денег-то у меня и нет совсем.
Матрёна посмотрела на меня, как на душевнобольную:
- Где же это видано, чтоб девка себе обновы покупала? – возмущенно всплеснула руками женщина, - А руки то на что? У матери твоей в сундуках отрезы льна были, вот и шей.
Понятно. Видимо, здесь покупать что-то было не принято. Значит, придётся носить то, что есть.
- Матрёна, так мне бы тулупчик полегче, - сделала я как можно более наивное лицо, - Я как раз тебе твой вернуть хотела. Глядь, а у меня кроме мужских тулупов и нет ничего. На улицу не выйти, сапог тоже нет.
Женщина задумалась, а потом махнула рукой.
- Давай-ка полезай на сенник, - скомандовала она, деловито глядя куда-то на потолок, - Там твои, да матушки твоей и сапожки, и валенки, да и тулуп овчинный твой лежит. Я перед похоронами припрятала…
Женщина вдруг осеклась и потупилась, видимо имея в виду именно мои похороны. Помрачнела и я, вспоминая, как очнулась в гробу с закрытой крышкой. Судорога ужаса от всего пережитого пробежала по моему телу, и я нервно задышала, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
Видя моё состояние, женщина в последний момент успела подхватить меня, не дав повалиться на пол, и усадила на лавку, интенсивно растирая мои запястья и виски.
- А руки-то ледянущие какие?! – с ужасом принялась она тереть мои холодные ладошки, - Давай девонька, держись, не ровён час помрёшь ещё.
Я медленно приходила в себя. Матрёна подала мне полный черпак воды, и я жадно принялась пить, чувствуя, как с каждым новым глотком ко мне возвращались силы.
- Сейчас к старосте пойдём, по поводу козы говорить будем. Не робей, девка, глядишь, воротим скотинку. Всё ж молочком козьим разживёшься, а то смотреть на тебя страшно, кожа да кости, - женщина тяжело вздохнула и удрученно покачала головой, - Да переодеть тебя надобно. Не дело молодой девке в мужских портах расхаживать.
Я торопливо опустила на себя взгляд и посмотрела на свои худые ноги с одного бока, затем с другого. И что не так? Эх, знала бы Матрёна, сколько времени мне потребовалось, чтобы ушить это безобразие и приспособить что-то вроде пояса, чтобы этот ужас с меня не сползал. В конечном итоге, на мне красовались широкие мужские штаны из плотного тёмно-коричневого сукна, тонкая рубашка, видимо предназначенная под сарафан, но использованная мною как нижняя сорочка. А сверху я натянула плотную свободную простую рубаху, грубо сотканную из серого льна. Она доходила мне до середины бедра и напоминала тунику. Финальным штрихом служил широкий коричневый пояс, он видимо шёл в комплекте с брюками, и который теперь плотно облегал мою узкую талию, тем самым ещё сильнее подчёркивая хрупкость юного девичьего тела.