Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси
— Нет, это не всё, — соглашается коридорный. — Кто-то ещё поднимает остальные, но двое работников не смогли бы поместиться в лифте, не так ли?
— Конечно, нет, — говорю я. — Глупая я.
Он вежливо улыбается.
— Вовсе нет. Я был бы очень обеспокоен, если бы не увидел, что все мои вещи учтены.
— Вы слишком добры. Заходите.
Я отступаю в сторону, чтобы он мог проскользнуть мимо меня. Затем, передумав, я снова прыгаю перед ним.
— Подождите.
Он наклоняет голову, его губы кривятся в ещё одной ухмылке.
— Ваша униформа, — объясняю я. — Она довольно растрёпанная.
Он смотрит на себя и тихо ругается.
— Пожалуйста, простите мой внешний вид.
— Я не возражаю, — быстро говорю я, пока он не понял неправильно.
Я наблюдаю, как его пальцы порхают по пуговицам, расстегивая пиджак, а потом быстро перевожу взгляд на точку на стене над его плечом.
— А вот мой отец…
— Он не одобряет несовпадающие пуговицы?
— Не совсем.
Он снова застегивает куртку, на этот раз как следует.
— Вы что, только начали свою смену? — спрашиваю я. — Или только что вернулись с перерыва?
Он опускает воротник.
— Не совсем, — говорит он, передразнивая мои слова с огоньком в глазах. — Видите ли, вообще-то я не коридорный.
— О?
— Я бегун, — объясняет он. — Я могу выполнять почти любую работу на месте — ну, во всяком случае, любую работу, которая не требует высшего образования, — поэтому я иду туда, где я нужен. Я только что закончил чистить картошку на кухне, а сегодня утром катался на кэдди на поле для гольфа.
Я прислоняюсь плечом к дверному косяку.
— Ну, тогда. Должна сказать, я впечатлена.
Он проводит руками по брюкам, разглаживая ткань, затем расправляет плечи, идеально имитируя солдата, проходящего инспекцию.
— Лучше?
— Намного.
Он расслабляется.
— Спасибо. Правда. Вы спасли меня от полного смущения и, вполне возможно, от понижения в должности. Я у вас в вечном долгу.
— Осторожнее, — говорю я, моя улыбка становится шире. — Я могу попросту поймать вас на слове.
Его бровь выгибается.
— Я надеюсь, что именно так вы и сделаете.
Я смотрю на него ещё мгновение, не совсем уверенная, что о нём думать, затем отступаю от двери и объявляю:
— Наши чемоданы прибыли.
— Их только четыре, — говорит коридорный, который на самом деле является бегуном, подмигивая мне и проходя мимо, толкая перед собой тележку, — но пока мы разговариваем, другой коридорный несёт остальные.
Отец вздыхает и достаёт бумажник, который выглядит намного тоньше, чем я привыкла его видеть. Он суёт парню в руку долларовую купюру.
— Вы двое должны поделить это, ясно?
— Да, сэр, — отвечает он.
Я прижимаюсь к стене, пока парень заносит наши чемоданы, расставляя их по спальням, которые мама уже выделила каждому из нас. Год назад горничная уже ждала бы, чтобы разобрать мои вещи, но я уверена, что справлюсь сама.
Закончив, парень берёт свою теперь уже пустую тележку и направляется к двери, но отец останавливает его.
— Как тебя зовут?
— Алек, сэр, — говорит он, поворачиваясь назад. — Алек Петров.
Отец прищуривает глаза.
— Я спрошу вашего менеджера о вас, мистер Петров, и поделились ли вы чаевыми с другим мальчиком.
Алек сводит челюсть.
— Очень хорошо, сэр.
Он отвешивает последний поклон, его взгляд ещё раз скользит по мне. Затем он вкатывает свою тележку в холл и закрывает за собой дверь.
Я свирепо смотрю на отца.
— Что, по-твоему, он собирался сделать? Оставить без чаевых того парня?
Отец выгибает бровь.
— Язык, моя дорогая. Я не хочу, чтобы Лон думал, что мы нашли тебя на ферме в Канзасе.
О, нет. Я не позволю ему так легко сорваться с крючка.
— Ну, так и есть?
Он бросает на меня многозначительный взгляд.
— Иногда я забываю, насколько ты наивна, Аурелия. Парни его возраста, в его положении… они могут быть совершенно дикими.
Я качаю головой.
— Ты даже не знаешь его.
— А ты?
— Нет, но я предпочитаю давать людям кредит доверия.
Отец смотрит на меня ещё мгновение, затем тихо смеется.
— Одевайся. Лон ждёт тебя в столовой через полчаса.
Я хочу спросить его, будет ли всё моё лето теперь зависеть от различных прихотей Лона, но, конечно, я уже знаю ответ.
ГЛАВА 6
НЕЛЛ
СОФИЯ ВЕДЁТ НАС ПО НЕСКОЛЬКИМ извилистым, обходным коридорам, которые, кажется, тянутся бесконечно, с короткими ответвлениями, ведущими только в одну или две гостевые комнаты в каждом секторе. Слава Богу, что на стенах висят таблички. Даже с ними я не знаю, смогу ли самостоятельно найти дорогу обратно к лестнице, но я ни за что не воспользуюсь этим лифтом снова.
София сворачивает в коридор, который ведёт к двум дверям.
— Вот мы и пришли.
Она просовывает свою универсальную ключ-карту в дверь слева от нас.
— Дом, милый дом.
Наша комната вдвое длиннее, чем в ширину, с большой ванной комнатой, гардеробной, двумя двуспальными кроватями и высокими окнами с белыми ставнями. Два окна открывают вид на покрытую патиной зелёную крышу раскинувшегося отеля, а окна вдоль дальней стены выходят на декоративные балконные перила, наполовину скрытые массивным деревом, ветви которого достаточно близко, чтобы поцарапать окно при хорошем порыве ветра, а его зелёные листья падают, как занавес, на пол французского балкона пятнадцатисантиметровой ширины. Я занимаю кровать рядом с балконными окнами и кладу рюкзак на мягкое пуховое одеяло.
Наш багаж ещё не прибыл, и поскольку у нас нет одежды, чтобы переодеться, и нечего развешивать в шкафу, папа говорит Софии, что мы хотели бы отправиться на экскурсию прямо сейчас.
Она хлопает в ладоши.
— Чудесно!
Я засовываю ключ-карту в задний карман, закрываю за собой дверь и иду за ними до конца коридора. София останавливается перед входом в главный коридор, поворачивая к узкой лестнице, которую я не заметила раньше.
— Может быть, мы начнём сверху и спустимся вниз? — спрашивает она.
Папа кивает.
— По-моему, звучит неплохо.
Поскольку папа будет заниматься взаимоотношениями с гостями, София говорит, что важно, чтобы он как можно быстрее изучил планировку отеля, на случай если в одном из номеров возникнет какая-либо чрезвычайная ситуация. Я пытаюсь не отставать от их разговора, пока мы пробираемся по узким коридорам пятого этажа — коридорам, которые, по словам Софии, когда-то принадлежали горничным и лакеям, для которых «Гранд» стал постоянным местом пребывания, — но моё внимание продолжает переключаться на вид из окон, выходящих на пляж и пальмы с одной стороны, а с другой — на гравийную дорожку перед зданием и поросшие мхом кипарисы.
Я рассеянно размышляю, слыша, как скрипят половицы под моими ногами, каково это было ходить по этим коридорам сто лет назад. Я почти вижу это. Другой ковёр — менее современный, хотя и не такой модный, как ковры, которые использовались бы на нижних этажах, — и более свежая краска на стенах. И затем, используя знания о тяжёлом периоде времени, события которого я представляю, я воображаю мужчину, который, перед моим мысленным взором, движется по коридору ко мне, одетый в коричневые брюки и белую рубашку под коричневым жилетом и коричневым пиджаком в тон. Он улыбается мне и приподнимает свою кепку газетчика, когда мы проходим мимо друг друга.
— Мисс, — говорит мой воображаемый знакомый.
Картинка кажется очень реальной, этот человек и это приветствие, и этот участок пространства, который существует уже более ста лет, с тысячью людей, прошедших через него за это время. Как будто воздух тяжел от их присутствия, каждый год и каждый гость накладываются друг на друга, всё происходит в одном и том же месте, стоит на одних и тех же этажах, окружено одними и теми же стенами.