Симранский Цикл Лина Картера - Майерс Гари
Мальчик подался вперёд, прижался побелевшим лбом к холодному стеклу и сонно вгляделся в неспокойную блестящую сталь.
— Я люблю тебя, Зингазар, — тихо прошептал он. — Ведь когда-то тебя держал Конари, отважный Конари, благороднейший из героев Бабдалорны: я уподобился бы ему; я сражался бы против врагов Бабдалорны; о Зингазар, я бы устремился с тобой, ужасным и сверкающим, в самую гущу битвы!
Затем он очень тихо произнёс: — Моя рука жаждет ощутить твою рукоять, Зингазар.
И ещё сказал: — Я нёс бы тебя в руке. Я сжимал бы пальцами твою рукоять. Я держал бы твой вес в своей деснице. Без сомнения, я достаточно крепок, чтобы поднять твою сталь, ведь я силён, силён… позволь, я открою твоё хранилище, Зингазар? Мой отец спит и никто никогда не узнает. Как ярко пылают огоньки на твоей стали, Зингазар! Как сверкают вспышки лучей из твоего ока, этого зелёного самоцвета! Когда-нибудь я смогу воздеть тебя вверх и потрясать тобой, будто я — это вернувшийся отважный Конари.
И мальчик опустился на колени, отпёр замок и вытащил Зингазар. Поймав лунный свет, сталь вспыхнула, заполнила тёмный зал слепящими лучами. Сильные пальцы мальчика сомкнулись на потёртой рукояти древнего серого меча и юные мышцы на обнажённой груди напряглись, когда он поднимал древний меч всей силой своих рук, пока Зингазар не устремил своё остриё во тьму.
— Ты очень тяжёл, Зингазар, — шептал мальчик, — но я в силах нести твою тяжесть. В тебе всё-таки есть жизнь, Зингазар. Я чувствую, как она покалывает мне руки. Я чувствую, как в моё тело вливается сила от прикосновения к тебе: может это сила всех врагов, которых ты истребил? — Он взмахнул мечом в темноте и услышал его свистящую песнь, когда тот рассёк воздух.
— Когда-то тебя держал Конари, древний меч, — прошептал мальчик.
А затем он произнёс: — Здесь внутри затхло и угрюмо. О, Зингазар, хочешь ли ты снова ощутить ветер? Хочешь ли ты увидеть звёзды и отразить холодный белый свет луны своим стальным зеркалом?
Мальчик выбрался из чертога и из здания на тёмную улицу, и никто не увидел, как он шёл.
Он произнёс: — О, Зингазар, это огромное здание закрывает луну. Я отнесу тебя на стену, где луна засияет в твоём смертоносном зеркале, ибо никто не проснётся, чтобы увидеть это!
И мальчик, Амар, крался по улице, по росистым булыжникам, замочившим его босые ноги, под ветром, леденящим его плечи, пока не дошёл до стены.
— О, Зингазар, ты помнишь эту стену? — тихо спросил мальчик. — О, да, конечно, ты должен помнить! Ибо это мраморные стены Бабдалорны и ты много раз сражался на них, и в слепящий полдень и в темноте ночи. Пойдём, я отнесу тебя к той чёрной трещине, которая на днях вновь расширилась. Мы вместе станем на стражу, ты и я, против тёмной чащи снаружи. О Зингазар, это будет славная игра; и никто не прознает.
И Амар понёс древний меч, карабкаясь по выпавшим камням, пока не добрался до места, где стена треснула. За ней лежала полный мрак, гневный шорох листвы и угрюмый шёпот шелестящих на ветру ветвей.
— Теперь, Зингазар, сделаем вид, будто мы удерживаем стену против тысячи свирепых врагов! — промолвил Амар и неуклюже воздел меч, но его остриё уставилось вверх: казалось, оно немного поднялось, как поднимается голова старого боевого коня, когда он учует в ветре запах кровопролития; и по мечу пробежал трепет, от дрожащего нетерпеливого острия до самой руки мальчика и отточенный изогнутый клинок древнего меча, беспощадного, жаждущего древнего меча, вспыхнул лунным пламенем, когда он со свистом метнулся вниз, погрузившись в обнажённую грудь первого Атриба, проползшего через разлом в стене.
Мальчик Амар вырвал клинок на свободу и обернулся, воздев его, чтобы очистить, но тот метнулся снова и косматая голова второго дикаря слетела с плеч и с глухим стуком свалилась на камень, словно ужасный плод, тогда как безголовое тело, брызжущее кровью из жил, пошатнувшись, рухнуло замертво.
Мальчик побелел от ужаса и отчаяние пылало в его глазах, но он сжал обе маленькие руки на огромной рукояти меча и изо всех сил воздел его повыше.
Омытый кровью, ликующий, огромный меч возвышался на фоне звёзд. Луна отражалась от него слепящим, ошеломляющим ливнем огненных лучей. И из тысячи глоток вылетел единый ужасный и отчаянный вопль:
“Зингазар!”
Огромный меч услышал, рассмеялся и со свистом обрушился вниз, разрубив грудь третьему воину; вырвался на свободу и ударил вновь, превратив ощерённое лицо в красный срез; высвободился и опять блеснул в лунном свете, прежде чем отрубить воину руку по плечо.
— Зингазар, Зингазар! — Жалобно застонали Атрибы и листва тёмной пущи затрепетала: — Зингазар.
Меч поднимался и падал, но теперь он больше не отражал луну, ибо от кончика острия до могучей рукояти окрасился алой горячей солёной кровью. Атрибы рассеивались и падали перед ним, как падает пшеница под серпом жнеца. Ужас объял их, древние страхи проснулись в сердцах и поползли по рукам, ослабляя их хватку. Они издревле помнили о хладных горьких лобзаниях Зингазара: в крови, мозгу и костях глубоко впечатался древний праотеческий ужас перед этой блестящей длинной кошмарной сталью; они падали, бежали и в ужасе отворачивались от сверкающего кольца Зингазара.
Мальчик задыхался от усталости, его голову окружала багровая пелена, дыхание жгло лёгкие и казалось, что все мышцы его рук и ладоней, плеч, спины и груди были охвачены мучительным пламенем; но он всё ещё разил огромным стальным мечом орду дикарей, воющих перед ним в чёрной трещине стены.
Быть может, Конари укрепил его руку; возможно, в его крови пробудились герои древности; или, может, призраки сломанного шлема, разбитого щита, разломанного лука, расколотого копья придавали ему какую-то силу, скудную древнюю силу дуба и ясеня, стали и бронзы. Никто не скажет этого: но беззащитный мальчик продолжал сражаться.
Вскоре шум, завывания и крики погибающих — как и старая знакомая песня звенящей в бою стали — пробудил спящих горожан и они выбежали из домов, с безумными взорами, раздетые и босоногие, чтобы посмотреть, какая приключилась беда. И когда они увидели лишь одного мальчика, удерживающего узкую трещину от воющей орды и когда заметили багряно вспыхивающий Зингазар, в то время, как он метался вверх и вниз, разбрызгивая в воздухе алые капли, то схватились за булыжники и инструменты, а некоторые вбежали в дома и сняли со стен древнее, покрытое пылью оружие своих предков, и встали на стены, распахнули врата, и с криками ринулись в темноту, избивая, рубя и прогоняя орды Атрибов за стены, и всю ночь напролёт они рубили, поражали и истребляли грязных дикарей, пока, наконец, заря не окрасила вершины башен Бабдалорны, исполнив древнее пророчество, которое шептали друг другу лесные дикари в сумраке лесной кромки и вершины башен не стали такими же красными, как улицы Бабдалорны, обагрённые кровью от края до края.
Под конец они подошли к мальчику, находящемуся на своём месте у трещины и он был так измучен, что больше не мог стоять, но привалился к краю трещины, пока размахивал могучим мечом, и он всё ещё размахивал этим мечом, и горожане унесли его прочь и вытащили капающий красным меч из его окостенелых пальцев, и возглашали всем на улицах: — Узрите, дивитесь и поражайтесь, ибо это мальчик Амар спас нас! — Но Амар, бледный, как смерть и покрытый большими каплями пота, выступившими на побелевшем лице, покачал головой и прошептал: — Это Зингазар, Зингазар, Зингазар, только он совершил это. — И так это произошло. И так в этот день была одержана победа.
Долго длились пир и празднество, и на улицах вывесили фонари, и люди пили вино и вновь пели старинные песни, песни Войны, воспевающие их былую славу, и весь город звенел победой и торжеством, так что даже старый сонный Бог этого города ворча пробудился в своём пыльном сумраке и дремотно решил более не засыпать. И заботливые руки смыли с Зингазара запёкшуюся кровь, и благороднейшие и величайшие кузнецы Бабдалорны осторожно заровняли новые выбоины, зарубки и рубцы на древней истёртой стали, и когда всё заблестело вновь, они поместили Зингазар в новом почётном месте, о да, как и всё изломанное оружие, погибшее в огромном каменном чертоге и впоследствии множество горожан приходило туда на каждый праздник и священный день, чтобы почтить славу и бдительность Зингазара Ужасного.
