Иней Олненн - Быль о Холодном Огне
— Ты правишь двумя княжествами, ты — владыка, но все ненавидят тебя, даже самые преданные из твоих слуг.
Закрывшись руками, тоненько завыло существо. Один из эгнаров, коротко размахнувшись, ударил его по лицу. Человечек откатился на несколько шагов и жалобно заплакал. Всхлипывая и зажимая рукой багровый рубец на щеке, он снова подполз к трону и униженно припал к подножию, но новый удар отшвырнул его назад. Человечек всхлипнул и испуганно затих.
Риэл со смешанным чувством ужаса и отвращения смотрела на них — Слугу и Господина, один из которых олицетворял собой безграничную власть, другой — безграничную преданность, и каждый был велик и ничтожен одновременно, и каждый — по-своему страшен.
— Это — высшая справедливость? — прошептала она. — Это то, что ты предлагаешь мне разделить с тобой? Нет, твоя судьба — ненависть, а я не хочу такой судьбы.
— Тогда, — ветер, как когтями, впился в нее ледяными иглами, — чем ты способна пожертвовать, чтобы доказать свою правоту, ормита?..
Руки Риэл подогнулись, и она снова опустилась на землю.
— Жизнью, — одними губами попросила она и прижалась щекой к снегу. — Больше у меня ничего нет. Убей меня, но дар я тебе не отдам. Убей меня скорее.
Ветер пробежался возле ее лица, откинул волосы и разметал снег. Лед обнажился. Риэл вскрикнула и дернулась, как будто в сердце вогнали раскаленный гвоздь.
В толще льда, в глубине, насколько хватало глаз — человеческие тела, десятки человеческих тел, навеки вмерзших в ледяное зеркало. Раскинутые руки, искривленные ужасом черты, суставы, вывороченные от тщетных попыток вырваться из смертельного плена, мука, застывшая в глазах — живых глазах! — отчаянный крик загубленных душ, замерший навсегда, так и не сумевший разрушить свою прозрачную могилу.
Дикий отчаянный вопль вырвался из ее груди: искаженное гримасой мучительной боли, на нее смотрело лицо Ивьяла Нрона, и она почувствовала его боль, и эта боль разбудила ее собственную — дар больше не охранял ее.
Но эта невыносимая, нечеловеческая боль всколыхнула в ней горячую кровь ормитов, кровь заклокотала, заструилась по жилам, изгоняя страх и дрожь, жаром опалила кожу. Кровь ормитов сожгла ее, обратила в пепел и из пепла возродила вновь. Она почувствовала в себе силу, которая держит землю и идет из земли — силу Черных Камней, и рассмеялась, как смеются дети, не знающие ничего, кроме любви.
Черный Король хотел напугать ее — он добился своего. Он хотел сокрушить ее — он почти сокрушил ее. Он хотел страхом вытравить ее душу и без труда забрать дар — и проиграл.
С яростью, горящей в глазах, разрывающей сердце, Риэл поднялась на ноги, и между ее руками полыхнула ослепительная огненная дуга. Ревущий огонь ударил в Камни, с треском рассыпался искрами, и Камни ожили. Риэл не знала древнего языка, но сейчас слово за словом нестерпимым солнечным блеском перед ее взором вспыхивали Руны, и она называла их, хотя вряд ли понимала смысл. Едва прозвучало первое слово, как ночь, клубящаяся на белом троне, на миг застыла, будто не поверила, а потом стала сгущаться, сгущаться, а в ее недрах зародился и засиял, разрастаясь, багровый свет. Прозрачный пол пошел трещинами, словно мертвые услышали призыв и теперь стремились покинуть могилу, наполнилась грозным гулом, задрожала под ногами земля, завыл ветер, перекрывая треск лопающегося льда. Вздымая вихрь белого крошева, замок Кахантар встряхнулся, как проснувшийся великан, и с грохотом начали падать колонны. Воющим пламенем вспыхнул воздух — это явилась неукротимая Ореб — эльма Огня — явилась на зов, чтобы забрать назначенную ей жертву.
…Кирч не видел замка, никто не мог его видеть, поэтому шел вслепую, надеясь только на свое чутье. Уже несколько дней продирался он сквозь пургу, ничего не ел и спал на снегу. Крупные хлопья снега лепили в лицо, ветер валил с ног, а из-за снежной пелены доносился близкий волчий вой.
А потом задрожала земля. Дрожь волна за волной прокатилась по ней, и Кирч с ужасом услышал слова. Слова заклинаний, призывающих в мир людей Ореб — лик разрушительного пламени. Их называла Риэл. И замок вспыхнул, вспыхнул воздух вокруг него, и загорелся снег. И тогда Кирч смог увидеть его. Кахантар — Ненайденный замок — нашелся.
— Риэлин!..
Голос Кирча едва перекрыл взбунтовавшееся безмолвие. Сильная рука подхватила ормиту и выдернула, полумертвую, из хаоса взбунтовавшейся земной тверди. Он перекинул ее — исхудавшую, окровавленную — через плечо и почти не ощутил веса.
— Проклятье, — с отчаянием прошептал Кирч. — Что он с тобой сделал!
Замок на глазах превращался в руины, в которые, кипя, врывалось освобожденное от плена студеное море. Кирч нес Риэл прочь и молился о том, чтобы ей хватило сил усмирить разрушительный огонь. Иначе Ореб не пощадит того, кто посмел вызвать ее из мира, закрытого для людей.
ГЛАВА 23
Кони, вскормленные из рук Суур, быстро домчали всадников до границ Скаверы, и там ормит и страж, как и обещали, отпустили их на свободу. Теперь все решала не скорость, а умение пройти незамеченными, в этом Дарк мог полностью довериться опыту Рилга, хотя и сам был не последним по части маскировки.
Рилг провел Дарка такими путями, что их не обнаружили не только снующие вдоль Согдивы наемники, но и дозорные горцев, охраняющие границу Скаверы.
— Ты хорошо знаешь западное княжество, — заметил Дарк, когда они ближе к вечеру огибали цепь холмов с северной стороны Безымянного озера.
— Кирч долгое время жил здесь, до того как началась Трехлетняя война и после. Я часто бывал у него.
— А где жил ты?
— Страж живет там, где живет ормит. Риэл Блэд — горянка, ее дом в Скавере, поэтому Скавера — дом Кирча. А теперь вспомни, где жил ты. Там был и я.
— Да я жил везде! — воскликнул Дарк. — Особенно после войны. Я скитался по всей Долине и искал… Сам не знаю, что я искал, — махнул он рукой.
— Вот и я скитался вслед за тобой, не раз проклиная тебя, твой дар, да и свой тоже.
— Ну прости, дружище Рилг, — обескураженный Дарк не знал, что и сказать.
Рилг, довольный, усмехнулся про себя: самоуверенный ормит наконец начал понимать, что он все-таки не центр мироздания!
— И все же, где ты родился? — через некоторое время вновь спросил Дарк.
— В горах, — коротко ответил Рилг. — Наверное, поэтому я так люблю Скаверу.
Становилось по-вечернему свежо, резче обозначились запахи трав и листвы. Земля готовилась ко сну. Холмы между тем потихоньку превратились в скалы, высокие и не очень, а трава превратилась в камни. Идти пришлось медленно, потому что под ногами все чаще змеились трещины и расселины. Суровое плато — обманчиво зеленое из-за густых лесов и опасное из-за острых камней и крутых обрывов — не терпело быстрых шагов. Ночь перевалила за половину, когда Рилг знаком показал Дарку, чтобы тот остановился.
