Гарри Тёртлдав - Крисп Видесский
— Пчелы жужжали, да меда не дали, — заключил Крисп.
— Именно так, ваше величество. Мы привыкли почитать себя величайшими чародеями в мире. О, быть может, в Машизе макуранский Царь царей собрал колдунов, равносильных нам, но чтобы какой-то варварский шаман-одиночка сумел нас одолеть и запугать… — Глаза Трокунда гневно блеснули. Поражение глодало его гордость.
— Так вы не выяснили, как у него это получается? — уточнил Крисп.
— Я не сказал этого. Почему его чары действуют, догадаться нетрудно. Он силен. Силой чародея может оказаться наделен любой человек любого народа — даже такой силой, как у Арваша. Но он и искусен превыше всего, чего способны добиться мы в городе Видессе. Где он приобрел такое мастерство, как с ним бороться… ответ на эти вопросы весьма помог бы нам сложить эту мозаику. Но ответа нет.
— Не так давно, — сказал Крисп, — я получил записку от нашего дорогого друга Гнатия. Он уверяет, что у него все ответы готовы и перевязаны алой ленточкой. Впрочем, он и навоз вишенкой назовет, если выгадает с того хоть медяк.
— Он хитрец, конечно, но не дурак, — серьезно ответил Трокунд, повторяя слова Яковизия. — И что это за ответ? Богом благим и премудрым клянусь, я готов ухватиться за любой шанс.
— Он не дал ответа, — заметил Крисп. — Он только заявил, что ответ есть. Сколько я могу понять, он больше хочет из монастыря выбраться. Будто я забыл, сколько горя он мне принес. Не выпусти он Петрония, я взялся бы за Арваша на полгода раньше.
— И победили бы? — спросил Трокунд.
— До сих пор мне так казалось, — ответил Крисп. — Если я не смог побороть его, имея за спиной всю мощь видесской армии, на что мне надеяться весной? Или ты хочешь сказать, что мне вообще не следует отправляться в поход? Стоит сидеть в городе и ждать осады?
— Нет. Лучше вам встретить Арваша как можно дальше от города. Сильно ли помогли стены Имбросу или Девелтосу?
— Вообще не… — Не договорив, Крисп умолк и с ужасом воззрился на Трокунда. Стены города Видесса были не в пример мощнее, чем укрепления провинциальных городков. Крисп едва мог представить их проломленными. Но не эта мысленная картина вызвала в нем такой ужас. Зима в деревне — пора отдыха, пора мелкого ремонта и подготовки к весенним пахотным заботам. Взору Крисп представились халогаи Арваша, сидящие вокруг очагов, задрав ноги, попивающие эль — и все, до последнего человека, острят колья, острят колья, острят колья…
Копчик императора невольно заныл.
— В чем дело, ваше величество? — спросил Трокунд. — На миг вы показались мне… напуганным и пугающим в одно и то же время.
— Так и было. — Крисп только порадовался, что поблизости не нашлось зеркала и он не видел своего лица. — Клянусь тебе, Трокунд, — мы встретим Арваша так далеко от города Видесса, как только сможем.
* * *Прогресс неторопливо вышагивал по Срединной улице. Позади императорского гнедого мерина восемь слуг тащили паланкин.
Дыхание застывало белыми облачками в морозном воздухе.
Столицу прикрыл ясно-белый свежевыпавший снег. Крисп плотно запахнул одетую поверх императорских одежд накидку из мягких и теплых выдровых шкурок. Он все еще мерз; кончик носа давно потерял чувствительность. У Дары в паланкине стояла жаровня.
Крисп надеялся, что от нее будет хоть какая-то польза.
Зиме радовались только телохранители-халогаи, вышагивавшие вокруг Автократора и его супруги. Вышагивали — вот верное слово: они маршировали, точно на параде, гордо вскинув головы и выпрямив спины, могучие, точно колонны, поддерживавшие портики по обе стороны Срединной улицы. Клубы пара вырывались из их ноздрей; если Крисп неохотно потягивал ледяной воздух, то они жадно глотали. То была погода, к которой они привыкли.
— Отличное утро! — прогремел Нарвикка, оборачиваясь к Криспу.
Остальные северяне закивали; качнулись заплетенные алыми лентами косы, которыми хвастались некоторые из них. Крисп снова поежился. Дара из паланкина чихнула. Криспу это не понравилось; он вовсе не хотел, чтобы она захворала во время беременности.
Процессия свернула со Срединной улицы к Собору. У ступеней храма один из халогаев придержал коня, пока император спешивался.
Носильщики и все телохранители, кроме двоих, остались снаружи.
Пара избранников, сопроводившая императора и его супругу в Собор, проиграла, когда кидали жребий. Халогаев не трогали гимны и молебствия Фосу.
Завидев Криспа, диакон поклонился.
— Сядете близ алтаря, как обычно, ваше величество? — осведомился он.
— Нет, — ответил Крисп. — Сегодня я послушаю проповедь из императорской ложи.
— Как пожелает ваше величество. — Священник с трудом скрывал удивление. — Лестница в том конце притвора.
— Я знаю. Благодарю, святой отец.
Один из халогаев шел перед супругами, второй — за их спинами, изготовившись к бою, хотя до службы оставался почти час, и в притворе не было никого, кроме них самих, Автократора с императрицей и нескольких священников.
— Я бы лучше осталась внизу, — пожаловалась Дара, поднимаясь по лестнице. — Из ложи через решетку ничего не видно, да и слишком далеко, а половина проповеди сливается в сплошной шум.
— Знаю. — Крисп одолел последний пролет и вступил в царскую ложу. Скамьи из светлого дуба были здесь изукрашены каменьями еще роскошнее, чем внизу. Решетка с цветочным узором блестела перламутром и серебром. Крисп глянул вниз. — Видно неплохо, а громовой глас Пирра грешно не разобрать. Я хочу выяснить, о чем он проповедует, покуда меня нет в храме, и что тут творится.
— Соглядатаи справились бы не хуже, — заметила Дара.
— Своим ушам я больше верю. — Крисп и сам не знал почему вероятно, потому, что императорскую корону он носил менее полутора лет и до сих пор пытался все делать сам. К слову сказать, Пирр вряд ли станет менять проповедь оттого, что его слышит император.
— Ты просто хочешь поиграть в лазутчика, — укорила его Дара.
Крисп смущенно улыбнулся.
— Наверное, ты права. Но спускаться вниз теперь еще глупее, чем сидеть здесь.
Дара закатила глаза, но ничего не ответила.
Храм заполнялся народом. Когда собравшиеся встали, поднялись со скамьи и Крисп с Дарой — патриарх встал у алтаря.
— Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать, — возгласил Пирр, и все собравшиеся повторили символ веры за ним вслед — все, кроме двоих халогаев; те стояли за спиной Криспа, неподвижные, молчаливые и скучающие, как статуи.
