Анна Зимовская - Саша Лойе и черный маг
Лойе вскарабкалась по по крутому склону, цепляясь за стебли травы. Пот крупными каплями катился у нее по лицу. Тело под кожаной курткой совсем запарилось, майка насквозь пропиталась потом. Дыхание из-за подъема и жары окончательно сбилось, и Саша присела передохнуть около осины.
Вблизи дерево казалось просто огромным. Толстый гладкий ствол устремлялся ввысь на высоту девятиэтажного дома. Сначала Саша подумала, что дерево сгорело. Но теперь она видела, что это не совсем так. Кора и листья почернели как от огня, однако не обуглились, их структура осталась прежней. Круглые грязно-коричневые листья мелко дрожали от малейшего дуновения ветра.
С глубокой древности язычники почитали осину как благое дерево, исполненное избытка жизни. Листья ее всегда дрожат, колеблются, как бы разговаривая друг с другом. Дерево считалось спасительным против всякой нечистой силы. Осиной прогоняли враждебных духов, знахари делали из коры настои против лихорадки и других болезней.
Лишь с приходим христианства народ признал осину проклятым деревом за то, что на нем, по приданию, удавился Иуда. Но осиновый кол остался единственным верным оружием против упырей и вурдалаков.
На самом деле осина имеет нейтральный энергетический заряд, поэтому она незаменима во многих отраслях магии. С ее помощью можно как насылать заклятия, так и снимать их. Все зависит от колдуна.
С западной стороны ствола Саша обнаружила то, что осталось от черного алтаря. Руны и пентаграмма были тщательно уничтожены, так что понять, какое конкретно колдовство творили, ведьма не смогла. Из осинового ствола торчал комок из красной меди пополам с яблочно — зеленым хризопразом. Рядом валялись обугленные кости какого-то животного, по всей видимости собаки.
Следовательно здесь применили старший церемониальный аркан "камень — металл — дерево". Мощь колдовства была такой, что медь и хризопраз намертво вплавились в осиновую кору. Саша о чем-то таком читала, но нужное заклинание на ум не шло. В любом случае, чтобы сотворить нечто подобное, нужно иметь немалые знания, опыт и мощь. Неужели, у Стана хватило силы на такое древнее и энергозатратное колдовство? Может не такой он и сопливый колдушика.
Вернувшись в деревню, женщины направились к машинам. Там собрался почти весь отряд. Около "Гелентвагена" стоял Токарев в компании Славовича и Георгия. Они ели бутерброды и запивали их минералкой.
— Где вас носит? — сердито рявкнул Славович. — Нашли что-нибудь?
— В загоне мертвые козы. Больше ничего интересного, — ответила Саша. Она поймала удивленный взгляд Геллы, но рассказывать про сгоревшее дерево не стала. — А у вас что?
— Да тоже самое. В каждом дворе задрали всю скотину. Коровы, овцы, гуси. Всех. И собак, что на цепи сидели, — Славович бросил есть, тщательно вытер бороду от крошек и потянулся за сигаретами. — И никого из людей. Ни живых, ни мертвых. В домах постели разобраны, свет включенный кое-где оставили. По любому здесь что-то случилось. И мне это не нравится. Стана то здесь точно нет. Я думаю, надо отсюда валить. И побыстрее.
Славович уставился на босса, будто искал на лице его одобрение. Токарев стоял и рассеянно жевал бутерброд. В ту же минуту грянул выстрел, другой, третий. Кто-то закричал. Мужчины побросали наземь еду и выхватили пистолеты.
В конце улицы открылась калитка и оттуда вывалились двое бойцов. Они быстро трусили к машинам и волокли за собой какой-то грязный куль. Когда мужчины подошли в плотную, оказалось, что у них на руках висит сухая старушонка. Люди из отряда Славовича окружили бабку и своих товарищей. Команданте вышел вперед.
— Почему стреляли, Женек? Где нашли бабку? — спросил командир, обращаясь к шатену лет тридцати пяти.
— Наткнулись на нее в погребе. Напала на меня, — отрапортовал Евгений и выставил вперед руку. На ладони чуть ниже большого пальца выделялись кровавые следы трех зубов. — Ну мы ее вытащили из погреба и сюда привели.
— Молодец, Женек, — Славович похлопал бойца по плечу. — Иди обработай рану. Мы со старой каргой потолкуем.
Бабка сидела на земле и без остановки что-то лопотала. Через каждое слово старуха повторяла "бестия турбат" и "плеаса". Одета она была в длинную рваную юбку, нечто вроде кофты с длинными рукавами, а поверх нее короткий клетчатый жилет, на ногах мягкие войлочные сапоги "прощай молодость". Одежда выглядела неопрятной, будто бабку долго валяли по земле.
Лицо тоже чистотой не отличалось. Щеки запали, синие губы потрескались, из крупного ноздреватого носа росли волосы. Бронзовую кожу на лице избороздили глубокие морщины, а старческие пятна делали ее похожей на сухую древесную кору. Из под черного платка на голове выбились пряди слипшихся седых волос. В темных глазах, прикрытых тонкими словно пергамент веками затаился ужас. От старухи за метр несло бомжатиной, так что люди непроизвольно отодвинулись подальше.
— Гоша, ты понимаешь, что она бубнит? — обратился Славович к молдаванину.
— Да, Иван, — усатый подошел поближе. — У нее, правда, акцент румынский, но разобрать могу.
— Тогда, переводить будешь, — распорядился Славович. — Спроси как ее зовут и здесь ли живет?
Георгий обратился к бабке на молдавском. Та, услышав родную речь, подползла к нему на коленях и стала что-то быстро говорить. Георгий внимательно слушал и тут же переводил.
— Ее зовут Евула, — начал мужчина. — Она из местных. Говорит, что здесь очень опасно. Вокруг бродят "бестиа турбат" — бешеные звери. И она просит нас скорее уехать и взять ее собой.
— Спроси, куда подевались все деревенские? — задал Славович главный вопрос дня.
— Говорит, что селяне и есть "бестиа турбат", — Георгий почесал затылок. Бабка продолжала свой рассказ. — Говорит, дней десять назад приехал сюда "соркерер нэгру" — черный колдун. Поселился в доме местного пасечника. Этот черный колдун к нему и раньше приезжал. Шастал все по деревне и по округе, высматривал чего-то. Потом Евула ушла в гости к сестре в соседнее село, километров двадцать отсюда. Мы его проезжали. Третьего дня бабка вернулась, а в деревне пусто. Искала она по всем домам и округе, да так никого и не нашла. Ночью в деревню ворвались "бестиа турбат". Всю скотину порвали. А как заря занялась, звери убежали. И так уже третью ночь появляются. А в дом к бабке зайти не могут. У нее там знаки стоят.
— А сколько в деревне людей? — спросила Лойе.
Евула взглянула на Сашу и мигом вскочила. Старуха достала из-под кофты железный крест размером с ладонь. Читая молитвы, она принялась осенять себя и ведьму крестными знамениями.
— Говорит, что ты тоже "соркерер нэгру", — Георгий вскинул кустистую бровь и поглядел на Сашу внимательнее.
