Олег Верещагин - Оруженосец
— М? — так же негромко и как–то равнодушно отозвался он.
— Сколько стоит всё то, что ты мне купил в Форносте?
— Двадцать восемь кастаров, считая коня, — спокойно ответил рыцарь.
— Когда я их отслужу?
— Если брать жалованье наёмника, — в темноте произошло шевеление, на секунду мигнули и погасли некоторые звёзды — Эйнор ворочался, даже привстал, — то через семь месяцев.
— А если брать жалованье оруженосца?
— Оруженосцы служат не за жалованье.
— Ради чести? — мальчишка попытался снасмешничать, но голос дрогнул.
— Не только, — неожиданно ответил Эйнор. — Оруженосец мечтает стать рыцарем. Это дорога в жизнь. В другую. Собственно, почти все оруженосцами в первую очередь ради этого и становятся.
— Почти все? — уточнил Гарав, привстав на локте.
— Я знаю одно исключение, — отозвался рыцарь. — Тебя… — он сел. — Слушай, Волчонок, что тебя беспокоит?
— Будущее, — честно признался мальчишка. — Моё маленькое будущее в этом большом мире. Я принёс тебе присягу, я твой оруженосец. Но мне хотелось бы знать, что дальше.
— У тебя нет своего будущего, пока ты не станешь рыцарем, — спокойно отрезал Эйнор.
— Так, — не менее спокойно кивнул Гарав и лёг на спину, заложил руки под голову, глядя в небо. — Если я не хочу?
— Ты не хочешь? — ровно спросил Эйнор.
— Сдаюсь, хочу, — согласился Гарав. — Я думал об этом ещё раньше, до клятвы, и давал её не просто так, не думай. Но что потом? Я хочу, но я смогу?
— Ну, если мы вернёмся из этого похода, — заговорил Эйнор, — а у нас очень мало шансов на это, я тебе скажу — то в будущем у тебя будет примерно шесть шансов на четыре, что ты станешь рыцарем в ближайшие пять–семь лет. Ты вынослив, ловок, достаточно храбр и достаточно туп… — Гарав невольно хихикнул — Эйнор холодно пошутил. — Князь посвятит тебя не без удовольствия, особенно если узнает, что ты мой оруженосец — князь мой воспитатель.
— Я не знал, — Гарав сел.
— Теперь знаешь… Четыре шанса на шесть, что в те же ближайшие год–семь ты погибнешь, и я тебе обещаю, что ты ляжешь возле нашего фамильного кургана, если будет, что класть; если нет — там вместо тебя положат плиту из мрамора.
— Спасибо, — без малейшей иронии ответил Гарав. — Предположим, что я стал рыцарем. Тогда?
— Тогда ты или станешь доказывать всем, что имеешь право на место в княжьей дружине — или получишь, как отец Фередира, свой fyellk, — Эйнор употребил слово из талиска, но Гарав кивнул, он знал, что это земельный надел за службу. — Если ты прослужишь рыцарем двадцать лет, fyellk превратится в theyd, и ты волен будешь жить на своей земле в меру своего разума и взглядов на жизнь. Я знаю тех, кто начал сам пахать эту землю и находил в этом удовольствие — и знаю тех, кто тихо спился на покое, распродав theyd богатым крестьянам по соседству. В общем, всё будет в твоих руках… пока ты держишь в них меч — и будет зависеть от этого меча.
— А ты рыцарь князя? — утвердительно спросил Гарав.
— Да.
— Чем это лучше?
— Для меня не стоял этот вопрос, я пошёл путём моего покойного отца.
— Но всё же? — добивался Гарав.
— Подарки, — Гарав не видел Эйнора, но услышал, что тот улыбается. — Нет, правда. Даже прижимистый властитель не скупится на свою дружину. Денег тебе будет хватать с избытком. Но княжеские рыцари нечасто умирают на покое в дружинной зале.
— Я не трясусь за свою жизнь, — честно сказал Гарав. Эйнор согласился:
— Я верю. Тебе очень нужны деньги?
— Я не знаю, что мне нужно, — признался Гарав. — Но я не очень люблю власть, Эйнор. На моей родине… — он не стал договаривать. — Я не люблю власть, — повторил мальчишка.
— Выслуживай fyellk, потом theyd, — снова почти равнодушно подытожил Эйнор.
— Эйнор, — жалобно сказал Гарав, — а ты совсем не будешь давать мне денег в эти годы?
Рыцарь засмеялся.
— Будут и деньги, и подарки, и военная добыча…
— Не хочу, — буркнул Гарав. — С мёртвых…
— Никто не просит ничего брать с мёртвых, этот браслет — дело особое. Но кошелёк на поясе мертвецу не нужен, тем более — взятое во вражеских домах и крепостях… Ты не можешь уснуть?
— Не могу, — признался Гарав. — Я думаю, всё время думаю. Про…
Он не договорил, глухо замолчал. И вздрогнул сам — думал, что Эйнор уже уснул:
— Нам сначала надо вернуться, Гарав. Лучше думай о том, что мы не вернёмся. Тогда тебе будет спокойней.
Глава 18,
в которой есть только лес и его жители.
Следующие дни запомнились Гараву, как череда редкостно неприятных дневных и ночных часов. А тот день, когда он убил человека — как последний на долгие–долгие дни, когда он читал стихи, а Эйнор смеялся и вообще говорил.
Они окончательно углубились в лес. Чёрный, мокрый и холодный, несмотря на лето. Тут росли почти только гигантские ели — кроны начинались выше головы всадника, чёрные, даже не зелёные. Они смыкались в сплошной непроницаемый ни для света, ни для дождя полог, под которым царил вечный полумрак и росли можжевельник и серый папоротник. Корни гигантов облегал жёлтый и зелёный мох, а стволы в обхвате были — Эйнору, Гараву и Фередиру вместе встать и сцепиться руками, а то и больше.
Овёс почти кончился, а травы было мало. Да и «людская еда» мокла и плесневела. Охота оказалась неудачной, всё, что удавалось подбить — тетерева, от которых скоро хотелось выть, их мясо пахло хвоёй. Хорошо, что много было грибов, которые Гарав любил есть и умел различать (а вот его спутники грибов явно опасались и есть начали только после того, как Гарав умял груду жареных белых и остался жить, да ещё и имел довольный вид).
Эйнор молчал. Всё время. Молчал и брал себе дежурства с полуночи и до рассвета — точнее, до того момента, когда темнота прореживалась на серый сумрак. Разводить костры стало трудно — даже трудней, чем на равнине, хотя, казалось бы, кругом было полно дерева. Оруженосцы разговаривали тоже редко и шёпотом. А уж ночи превратились в тяжёлое испытание.
Давящая темнота просто–напросто усаживалась на грудь. Перемигивались огоньки гнилушек. Постоянный шёпот повисал в воздухе, а за ним слушались вполне реальные жутковатые звуки ночной жизни. Хуже всего были часы дежурства. На пятую ночь — спать ещё не легли — к костру притащилось без приглашения что–то такое, чего Гарав даже не запомнил, потому что мозг отказался воспринимать увиденный ужас. Но Эйнор только поднял голову и сказал отчётливо (впервые за пять суток):
— Чего пришёл? Пошёл вон.
И жуть канула куда–то в сырой бормочущий мрак.
На следующее утро Гарав попытался было расспросить про ночного гостя, но заработал поперёк спины (не больно через плащ, жилет и кольчугу, но всё равно обидно) поводом…
