Ольга Григорьева - Набег
За воротами шумел веселый Гаммабург — скрипели телеги, стучали кузнечные и работные молоты, жужжали гончарные круги, постанывали топоры плотников… Гомонили, торгуясь и обсуждая новости, женщины, что-то выкрикивали в своей беззаботной суете ребятишки. Ардагар молча шагал рядом с Марго, поглядывал по сторонам.
— Там — торговая площадь, — Марго указала направо, затем повернулась, протянула руку в другую сторону: — А там — библиотека и школа…
— Господин позволил тебе пройти тривиум [62]? — заинтересовался "монах".
— Нет, но я могу написать свое имя, — гордо поведала Марго. — И еще имя Господа нашего и его апостолов…
Марго была дочерью серва, поэтому не ходила в школу, зато Агни — ходила. Агни научила подругу писать странные закорючки-буквы и складывать их в простые слова. А еще Марго умела считать до ста. Своим счетом она особенно гордилась.
— Я умею считать до ста. — Она вытянула перед собой обе руки, принялась загибать пальцы: — Один, два, три…
Дошла до десяти, затем, по одному, стала их разгибать:
— Десять и один, десять и два… два десятка…
На пяти десятках Марго устала.
— Пять десятков и один… — уныло вымолвила она и выжидательно покосилась на "монаха". Тот и не думал прерывать ее. Марго вздохнула, забубнила дальше: — Пять десятков и два…
Она завершила счет на полпути к монастырю. Язык у нее отяжелел, болтать не хотелось, поэтому остаток пути они прошли молча.
Привратник, сменивший убитого варгами, открыл им дверь, впустил на монастырский двор. Вопросительно взглянул на важного гостя.
— Мое имя Ардагар, я принес вести от архиепископа Эбо Рейнсского, — сказал тот.
Марго знала архиепископа. Конечно, она сама никогда его не видела, но мать иногда говорила о нем. Мать рассказывала, что епископ был близким родственником старого короля и большим другом настоятеля Ансгария. А еще она говорила, что епископ, как и отец Ансгарий, когда-то ездил на север к викингам и многих из них обратил в веру Христову. "На кой им сдался этот север! — обычно ворчал, слыша речи матери, отец. — В своей земле порядка нет, а они все за море глядят, будто там медом мазано!" В чем-то он был прав — после смерти старого короля, Людовика Благочестивого, страна распалась. Его дети — Людовик, Карл и Лотарь, постоянно ссорились. Однако все они прислушивались к словам великого Северного легата, архиепископа Рейнсского, Эбо. Мать Марго называла Рейнсского архиепископа святым человеком. А отец говорил, что кабы он был родственником Благочестивому и владел властью Эбо, его тоже все бы слушали, и святость тут вовсе ни при чем. Тогда мать называла его язычником, и они ссорились. После ссоры отец уходил спать, а мать плакала и молилась, заставляя Марго и ее сестер "замаливать грехи отца"…
Пока Марго размышляла о святости архиепископа Рейнсского, привратник увел ее спутника, оставив девочку одну возле ворот. От нечего делать Марго уселась на стоящую у стены лавку, стала разглядывать монастырский двор. Варги не осквернили Божьего места, — все пристройки остались целы, у конюшни разгуливал по загону молодой рыжий жеребец, меж двух пристроек квохтали и что-то склевывали с земли куры, в стойле устало мычала недавно отелившаяся корова. Несколько слуг в длинных серых одеждах, похожих на монашеские рясы, возились недалеко от хлева, два монаха неторопливо шествовали через двор к маленькой деревянной часовенке. Солнечные блики прыгали по их лицам, выбеливали щеки смешными пятнами. Хихикнув, Марго поболтала ногами, стараясь зацепить носками землю. Получилось — земляная пыль выбилась из-под носка, взвилась в воздух. Марго поймала рукой кружащиеся в солнечном свете пылинки, загадала желание.
Дверь одной из пристроек открылась, из нее выбрался долговязый тощий Симон, — Марго сразу его узнала. В одной руке Симон нес тяжелую бадью с водой, в другой — ворох тряпок. Тряпки свешивались до земли, путались в длинном одеянии монаха. Марго соскочила с лавки, подбежала к Симону, ловко подхватила выбившиеся концы. Тряпки были измазаны чем-то коричневым, похожим на засохшую кровь. Марго заправила концы тряпок обратно в общую кучу.
— Да пребудет с тобой милость Господня, — пробормотал Симон.
Он выглядел усталым — его обычно сухое лицо теперь напоминало обтянутый кожей череп, глаза ввалились, словно он не спал несколько ночей. Марго засеменила рядом с монахом.
— Я привела посланника Эбо Рейнсского, — поведала она. — Это очень важный господин и его зовут Ардагар.
Симон повернул за конюшню, к "грязной" яме. Не доходя до нее пару шагов остановился, положил тряпки на землю, размахнувшись, выплеснул воду из бадьи в яму. Марго сгребла тряпки с земли, прижала к животу, вгляделась в невозмутимое лицо монаха.
— Он был у нас в крепости, господин граф даже хотел, чтобы он остался, — сказала она.
Симон промолчал. Перехватил бадью в другую руку, потопал обратно. Марго поспешила следом, стараясь не выронить тряпки и не наступить на вылезающие концы. Она то и дело косилась себе под ноги, поэтому не увидела, как монах остановился, — воткнулась головой ему в поясницу, охнула. Симон словно не заметил этого. Застыл с бадейкой посреди двора, уставился на шагающего навстречу настоятеля. Рядом с настоятелем шел Ардагар. На всякий случай Марго попятилась и спряталась за спину Симона. Затем, найдя укрытие понадежнее, вильнула за угол конюшни. Замерла там, прильнув спиной к стене и прислушиваясь к разговору.
— Как он? — приблизившись к Симону, спросил Ансгарий. — Лучше?
— Я неустанно молюсь за него, — неуверенно пробормотал Симон.
Марго поудобнее перехватила тряпичный куль, осторожно высунула голову из-за угла конюшни. Лицо настоятеля показалось ей озабоченным.
— Одними молитвами тут не поможешь. — Марго не видела Ардагара, но по голосу чувствовала, что гость сердился. — Он выживет?
— Все в руках Господа, — выдохнул Симон. Деловито поднял повыше пустую бадью, словно желая показать ее собеседникам. — Я делаю все, что в моих силах…
— Бог тебе в помощь! — Настоятель отпустил его плавным жестом ладони.
Симон поспешил к бочке с водой, зачерпнул из нее бадейкой, расплескивая влагу, засеменил в пристройку.
— Да, все в руках Господа, но трус Бернхар сделал все, чтобы Север отвернулся от истинной веры. — Ардагар повернулся к настоятелю, Марго увидела край его серого плаща и руки, сложенные на поясе.
— Бернхар спасал город от разорения, — мягко возразил Ансгарий. — Его не заботили вопросы веры…
Дверь в пристройку, где скрылся Симон, распахнулась, вновь выпустила тощего монаха. На сей раз он засеменил к дверям монастыря, нырнул под арочный свод, растворился в дверном сумраке.
