Боги, пиво и дурак. Том 8 (СИ) - Гернар Ник
— Ну не настолько, конечно, — пробормотал Оракул.
— Да ни на сколько! — оборвал его Азатот. — Ты слышишь? Ни на сколько не пожалею! За твой язык, провалившийся в задницу! Ну давай, смертный, догони эти мешки с вкусняшкой и давай сожрем ее вместе!..
Он так рванулся из меня, что я с размаху брякнулся на колени. И однозначно отбил бы их или переломал к чертовой матери, если бы Азатот предусмотрительно не подсунул на место падения упругое щупальце.
— Ноги береги, бестолочь. Ноги! — просипел он. — Иначе на чем за вкусняшкой бежать будем, если ты свои оглобли сломаешь?
— Да лучше оглобли сломать, чем дать тебе этих теток схомячить и сдохнуть потом в этой пещере вместе с тобой! — проорал я в ответ, усаживаясь на задницу и на всякий случай покрепче упираясь ногами в ближайший нарост.
— Подыхать-то зачем? В знак протеста? — фыркнул внезапно разговорчивый Азатот.
— А затем, что мне для жизни и пить, и жрать нужно! — извернулся я, балансируя своим ответом между правдой и ложью. — И для всего этого надо выбраться на поверхность. Ты выход из пещеры знаешь?
— Да какой еще выход⁈ Просто разломаем все к твоим праотцам, рано или поздно гора закончится!
— Гора-то закончится, а ты убережешь мою голову от смертоносного валуна? Мне, в отличие от тебя, многого не надо, чтобы лапы протянуть!
Азатот простонал.
— Вот ведь ублюдская правда жизни, ты ведь смертный!.. Вот ведь повезло наоборот, там где жопа сделан рот… — он вздохнул на всю пещеру, будто я ему всю жизнь сломал.
То есть он недоволен тем, какой у него носитель. А я, стало быть, прямо в восторге от этого остряка в моей грудной клетке! Прямо вне себя от счастья, блин.
— А я тебя в себя не приглашал, — буркнул я, непроизвольно трогая место укуса.
Вот ведь сволочь, насквозь кольчужку прокусила.
— Да знаю, — буркнул Азатот. — Так и я не выбирал, где проклюнуться. Сейчас отойдем от этих мешочков, контакт разорвется — и я опять буду блеять, как умалишенный, пытаясь вспомнить собственное имя. Может это… Хотя бы двух сожрем?
— Нет, — твердо заявил я.
— Ну хоть одну?..
— Нет, сказал! Иначе какой им резон рассказывать, как нам отсюда выбраться?
— Ну как бы жить захочется — расскажут. Я могу пожирать их особенно изощренно, так чтобы остальным страшно стало, — предложил Азатот.
— Они втроем по сути — единая сущность, ты же знаешь, — простонал Оракул, потирая ушибленное место. — Нет одной из них — остальные считай, что мертвы.
— Вот не мог помолчать немного? — с укором сказал Азатот. — А то, когда надо, у тебя язык отсыхает, принципы на глотку давят. А когда промолчать бы — так и прет из тебя фонтан неудержимых откровений.
— Так ты меня обдурить хотел? — не поверил я своим ушам. — Ты же вроде как праотец всего сущего, блин, и не совестно таким извратом заниматься?
— Я бы на тебя посмотрел, если б тебе пришлось выбирать между адекватностью и слюнявой улыбкой идиота, — отозвался Азатот.
Я вздохнул.
Нет, понять это действительно можно. Вот только благополучие Азатота шло вразрез с моими собственными интересами.
— А кстати, кто это вообще? — спросил я, кивнув на троицу созданий, с гортанным бормотанием пугливо прятавшихся в тени огромного валуна.
— Это Мойры, — ответил Оракул.
От изумления у меня открылся рот.
— Мойры? Такие?..
— Они напрямую питались от Чаши, — пояснил тот, глядя на ужасающие полузвериные фигуры богинь. — Падение в мир смертных и отсутствие привычного питания сильно исказило их сущность.
— Они вообще разумны? — озадаченно проговорил я.
Оракул пожал плечами.
— Свои функции они выполняют.
— Тогда надо попытаться поговорить с ними. Если, конечно, кое-кто спрячет свои клешни и откажется от идеи сожрать их при первом же удобном случае, — сказал я, уставившись на извивающиеся щупальца.
— А не боишься, что в мое отсутствие они продолжат начатый ужин? — с ехидством в голосе спросил Азатот.
— Думаю, твое появление напрочь отбило им аппетит. Знаешь, как таракан в супе, — хмыкнул я.
— Джокер в джокере, — пробормотал Оракул, оторопело глядя на нас с Азатотом. — Это же просто с ума сойти…
— Ладно, — нехотя отозвался Азатот. — Ладно…
Он начал медленно втягивать свои щупальца, пока последний язычок света не погас в темноте.
— Может, поговорим? — громко крикнул я Мойрам.
Те заворчали в ответ, забормотали что-то невнятное.
— Оракул, зажги нам свет? — попросил я.
— Нет, только не свет! — пискнул тоненький голосок.
— Только не свет, — эхом отозвался взрослый женский голос.
— Отвратительный свет, — проскрежетала старуха.
— Почему он отвратительный? — спросил я Мойр.
Но те только ворчали и кряхтели, не отвечая.
— Мне опять призвать Азатота? — громко спросил я.
— Нет, не надо! — воскликнул женский голос.
— Мы не любим свет, — тихо ответил старушечий голос.
— Нам не нравится видеть, — вздохнула молодая.
— Видеть что?
— Себя. Друг друга. Мы — некрасивые, — грустно ответила та.
Они дружно завздыхали.
И я — вместе с ними.
Не, ну а что. Света нет — и укладки никакой не надо. И мыться ни к чему. Вариант, блин. А кто увидел лишнего — сожрать и делу конец.
— Нити судьбы требуют много энергии, — проговорила старуха. — А судьбы богов и вовсе сжигают руки. Ослепляют. Надо много энергии, чтобы восстанавливаться.
— Но Чаши больше нет, — вздохнула молодая.
— А боги разрушают наши храмы, — поддержала ее взрослая. — Приходится питаться, чем можем. И прятаться. От смертных. От богов.
— Нельзя, чтобы ножницы попали в чьи-то руки, — сказала молодая. — Это будет катастрофа.
— Катастрофа, — эхом повторила за ней молодая.
— Все ненавидят нас, — проговорила старуха. — Проклинают. Забирают последние силы.
— Путают нити, — подхватила взрослая. — Особенно — ты! Столько лишней работы. Из-за тебя.
— Понятно, — отозвался я. — Но разве людей жрать — вариант?
— Мы же не всех подряд, — обиделась взрослая. — Только тех, чья нить и так лежит на ножницах. Чей путь окончен.
— Какая им разница, где умереть? — сказала старуха, щелкнув зубами. — Столько энергии в пустоту. Столько тел в землю. Мы берем крохи.
— Но нас с приятелем у вас взять не получится, — хмыкнул я. — Думаю, вы это уже поняли. Так, может, решим ситуацию полюбовно? Вы выпустите нас наружу, а мы не станем рассказывать, где вы есть. В качестве благодарности могу обещать хорошую жертву в первом же вашем храме. Идет?
Те пошептались друг с другом. А потом старуха прохрипела:
— Мы вернем тебя туда, откуда взяли. Но за это ты пожертвуешь нам одного монстра. Офион не сильно расстроится, если не досчитается кого-нибудь из своих уродцев. Или хотя бы священную корову. Двух. Нет, трех! На любом черном камне. Во имя прошлого, настоящего и будущего, жизни и смерти, рока и судьбы, и трех пар рук, созданных для того, чтобы прясть историю.
— Хорошо, — согласился я.
— И губную помаду, — неожиданно заявил женский голос.
— Мыло, духи, гребни и платье, — тихо добавил молодой голос. — Красивое. В цветочек…