Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович
«Хорошо обученные и верные долгу служащие готовы отдать свои жизни во имя сохранности вкладов. Это даже немного очаровывает».
«Смерть со смыслом — хорошая смерть, мой император».
Пришлось вернуться к двери, она поддалась Светочу Гнева медленно, неохотно, в спину постоянно летели болты из других камер, а когда он прорвался в следующий сегмент коридора, оказалось, что тот был заполнен едким газом. Не обращая на это внимание, легат двинулся к третьей золотой двери, на этот раз никто не пытался в него стрелять, но на третьем шаге из стен ударило пламя и газ взорвался. Через ещё два шага сквозь потолок обрушилась тяжелейшая, усеянная шипами плита, а затем пол провалился в камеру с какими-то чёрными слизнями. Брахил добрался до двери, не позволив ни одной ловушке остановить его, Светоч Гнева впился в руническое золото и освободил путь.
Легат Первого легиона выбрался в обширный кубический зал, освещённый тысячей световых кристаллов, что были закреплены на гигантской золотой люстре. Между квадратными колоннами, подпиравшими потолок, размещались своеобразные рабочие места, кассы, состоявшие из книжных шкафов и резных столов с роскошными, обитыми алым бархатом креслами. На полках шкафов размещались толстые фолианты с потёртыми корешками, а на столешницах — одинаковые чернильные приборы тёмного малахита, изящные ювелирные весы, счёты, набранные из разноцветных самоцветов.
«Какой кич».
Кассы располагались по обе стороны от просторного открытого центра зала; за ними тянулись кованные решётки, отгораживающие приёмную часть помещения от служебной, где можно было разглядеть по шесть больших сейфовых дверей с каждой стороны. Руны светились на их тёмных металлических поверхностях. Против входа в зал находилась высокая трибуна с ещё более высоким креслом, которое сошло бы за трон для многих королей Вестеррайха. На трибуне сверкал банковский герб: золотой восьмиглавый дракона; однако, выше на стене находился куда более крупный, богато украшенный рельеф, — гномское лицо с суровыми чертами и обширной бородой. Праотец всех гномов Туландар смотрел на Фуриуса Брахила тёмными провалами из-под густых бровей.
«Гномам чужда религия, они не почитают богов, но только собственных предков и Туландара — отца всех отцов, всеобщего предка, великого бессмертного вожака. Его образ, неизменный и точный, прошёл сквозь эпохи, каждый завиток бороды, каждая пропорция черт, морщинка, шрамик, всё осталось точной копией оригинала».
«Он — ничто в сравнении с мощью Элрога».
Словно расслышав мысль полубога, образ Туландара пробудился, в тёмных глазницах появилось свечение, где-то за стенами стал раздаваться гул, переходящий в низкий рёв и мелкая дрожь прокатилась по зданию банка. Свет из глаз Туландара был сначала жёлтым, затем резко сменился синим, зелёным, красным, и опять стал жёлтым.
«Мощная излучающая установка, она обрабатывает тебя разными видами энергии, разрушительной для сущностей разной природы. Они пытаются подобрать враждебную среду, в которой тебе будет тяжело сражаться».
«Я ничего не чувствую».
«Разумеется, нет. Ты — полубог, враждебной для тебя средой является та, что наполнена энергией враждебного божества или могучей демонической сущности. Для Элрога Пылающего таким врагом был Глубинный Владыка Клуату».
В потолке и стенах появились бесчисленные квадратные отверстия, сквозь которые высунулись металлические штырьки с утолщениями на концах.
«Ты знаешь, что это, легат?»
«Нет, мой император».
«Раньше их называли „драконьими безоарами“, но это имя давно забыто, тем более, что к драконам они не имеют никакого отношения, как и к безоарам. Сейчас эти камушки называются анамкарами, и они излучают астральную пустоту. Гномы считали, что в мире не осталось силы, более опасной для их богатства, нежели магия, и обезопасились от неё».
«Они не знали, что придётся воевать с богом».
По сторонам от главной трибуны были высокие резные двери, которые медленно открылись, и в зал, тяжело ступая, вошли гномы. Они были покрыты великолепной сверкающей бронёй цвета золота, укреплённой рунами и украшенной чеканкой. Традиционные орнаменты в виде змеев моря и Подземья составляли общий богатый узор, драгоценные камни обрамляли в круг гербы Золотого Трона, личины крепились к рогатым шлемам, в латных перчатках лежали тяжёлые молоты и секиры, на сгибах локтей висели восьмигранные щиты.
Не сразу Фуриус Брахил понял, что смутило его, — в этих воинах не было огня жизни.
«Восхитительно, как далеко зашла технология за эти годы. Ты видишь перед собой техноголемов, легат, воинов из металла, оживлённых с помощью Ремесла и науки гномов. Тем не менее, каждого из них питает магия».
Брахил не видел в механизмах ничего восхитительного, — лишь ещё одна преграда на пути исполнения божественной воли, которую он, чемпион, сокрушит.
Ослепляющее белое лезвие выросло из чёрной рукояти, легат выдохнул целую волну красного пламени, через которую золотые воины прошли, не заметив. Их было одиннадцать, — хорошее число, число Элрога. Брахил бросился в бой с мечом, и первый его удар был принял на лезвие секиры, второй полоснул по рогатому шлему, слизнув тонкий слой золота, под которым чернел нуагримг. Светоч Гнева запорхал в его когтистых руках, превращалась в длинные белоснежные шлейфы и идеальные солнечные диски, легат навалился на один из механизмов, осыпая его ударами, техноголем двигался быстро, но не поспевал за полубогом, однако, броня его была невероятно крепка, даже самые тяжёлые удары оставляли только небольшие плавленые отметины, а десять других механизмов постоянно старались окружить полубога.
Совершив прыжок через голову и выйдя из кольца врагов, Брахил огненным вихрем переместился к одному из них, отразил удар молота и ударил в ответ сам, когтями, почти безрезультатно, вытянув лишь тонкую стружку из маски. Нуагримг был самым прочным и самым жаростойким сплавом гномов, даже не укреплённый рунами он какое-то время выдерживал драконье пламя.
«Этих я не смогу подчинить, они — не монолитный камень, пропитанный силой рун, а многосложные машины с массой обособленных частей, их шемы и энергетические ядра хорошо спрятаны и защищены».
Техноголемы, не испытывавшие страха и усталости, относительно неспешно наступали, свет тысяч кристаллов играл на их доспехах, горели ровным голубым руны и глазницы личин, гудело нечто скрытое в стенах банка, Туландар наблюдал за боем в суровом молчании.
Фуриус Брахил перешёл к Дыханию Первому, преисполнился духом ингмира, дракона, рождённого, чтобы бросать всего себя в таранную атаку. Яростно заревев, он набросился на ближайшего золотого воина, обрушился всей своей силой, каждым тяжёлым ударом, каждым шагом. Бездушный механизм отступал, содрогаясь, не успевая подставлять восьмиугольный щит и широкий меч. Золото испарялось от жара меча, чёрный нуагримг неохотно поддавался, сминаясь, но именно что неохотно; убийственный натиск, который сразил бы тысячу гномов, едва теснил одну машину. От этой мысли Фуриуса захлёстывала волна безумной ярости, — да как они смеют⁈
Чувствуя, что разум стал отступать, легат одёрнул себя. Буйство — это путь Атмоса, его же сила была в ином. Он успокоил своё сердце, почти перестал дышать, спокойно смотрел, как механизмы приближались, формируя кольцо, такие медленные, такие бездушные, не знающие ни долга, ни гнева, ни отчаяния, ни надежды. Что могли эти заводные игрушки противопоставить чемпиону Элрога?
Чёрно-красная шкура Брахила изменила цвет, чёрное стало инисто-белым, красное окрасилось холодной синевой, а мантия из алого пламени, окружавшая его, как будто прекратила существовать. На самом же деле огонь стал только сильнее, потеряв почти весь цвет, сделавшись прозрачным. Также пропал клинок Светоча Гнева, теперь у рукояти едва колыхались синие лепестки, тогда как о существовании лезвия можно было лишь догадываться. Пол у ног Фуриуса плавился, а воздух вокруг изгибался от нестерпимого жара. Золотое покрытие техноголемов капало под ноги, они продолжали наступать, хотя нуагримг постепенно краснел.