Том Арден - Танец Арлекина
Ката сидела в самой середине священной рощи, укрытая со всех сторон занавесями плюща.
Ката произнесла вслух:
— Что-то случилось!
А потом набрала пригоршню лепестков, подняла руку, и лепестки медленно упали на землю. В густом сумраке Ката почти не видела собственного тела. На миг ей показалось, что сознание ее отделилось от тела и взлетело, легкое, эфирное, к цветущим ветвям над головой.
Но неожиданно Ката поняла, что она здесь не одна.
— Крачка, это ты?
Девушка повернулась, легла на живот, почувствовала боль в набухших грудях. Боль, сладкая и приятная, опустилась ниже, к бедрам.
И вот тогда она вдруг почувствовала, что внутри нее что-то шевельнулось и потекло. Ката застонала. Хотя ей не было так уж больно, она села, прижала руку у животу, опустила ниже… и на ладонь ее хлынула горячая вязкая жидкость. Хлынула и пролилась на белые лепестки. Ката поняла: это произошло. Сначала ее охватило чувство стыда, сменившееся спокойным и даже гордым сознанием.
Она подняла голову. Кто-то смотрел на нее сверху вниз. Белая, призрачная, полупрозрачная фигура женщины.
Прекрасной женщины.
«Мама!» — хотелось воскликнуть Кате, но она не в силах была произнести ни слова.
А кровь все лилась из нее.
А потом перестала литься, и девушка легла на бок, утонув в тепле и влаге. Потом, когда она, наконец, нашла силы подняться и уйти из рощи, тело ее было облеплено окровавленными лепестками.
Призрак матери исчез.
Но пока Ката лежала на покрывале из лепестков, она видела, как чуть-чуть, едва заметно раздвинулись плети плюща и на нее уставились желтые глаза лесного тигра.
ГЛАВА 31
СОН О ВАРНАВЕ
— Нет, Нирри, нет!
— Мне так жалко, господин Джем! Джем спал.
Тот день, когда исчез Варнава, был самым печальным в жизни юноши. Во сне он вновь и вновь проживал этот день. Вновь и вновь он спускался в кухню и видел Нирри, которая, закатав рукава, ловко орудовала огромным ножом, разделывая розоватый кусок мяса. Затем она приступила к свиным кишкам. Начинив их, Нирри бросила кишки в кастрюлю с кипящей водой.
— Но как же он мог уйти? — не унимался Джем. Стоять он не мог и поэтому облокотился — вернее, почти лег на исцарапанную, измазанную жиром скамью, где валялись репка, редис и сельдерей. Удушливо пахло луком.
— Ходить же он умеет.
— Но недалеко!
— Он ушел, — упрямо проговорила Нирри. — Ушел по дороге на Агондон, это точно. По той, где ездит дилижанс. У него мешочек был с монетами, маленький. А вообще — не знаю, — покачала головой служанка. — Карлики и так исчезнуть могут. Запросто.
Когда ему снились эти слова Нирри, Джем обычно плакал. А иногда кричал во сне. На самом же деле в это мгновение он изумленно посмотрел на Нирри. Казалось, она этого не заметила — сказала и сказала и продолжала заниматься своим делом. Костыли Джема соскользнули на пол. Ему хотелось попросить служанку помочь ему подняться, но он промолчал.
Джем ослаб. В этот день он впервые встал на костыли со времени их похода с Варнавой на башню. С тех пор миновало пять фаз луны.
Взгляд юноши оторвался от сморщенного личика Нирри. Кузня, располагавшаяся в полуподвале, освещалась солнцем, проникавшим сквозь узкие окошки под потолком. Булыжники во дворе были мокрыми после дождя.
В это утро Джем проснулся рано. Он как будто знал, что что-то должно случиться.
Что-то нехорошее.
И сразу почувствовал непривычную тишину. Тишина сгустилась в его маленькой комнатке и была почти осязаемой. Не слышалось хрипловатого, с присвистом дыхания карлика — он стал так дышать после того, как лекарь переломал ему ребра. И маленький матрасик, что всегда лежал возле кровати Джема, исчез.
«Варнава!»
Тут Джем заметил и еще кое-что: все, что было разбросано по алькову, аккуратно прибрано, расставлено вдоль стен, пол чисто выметен, а у стены около кровати стоят костыли — резные, полированные, целехонькие. Джем не прикасался к костылям с того самого дня, как обезумевший лекарь бросился с ними на Варнаву.
Джем потянулся за костылями.
«Варнава!»
Но он уже все понял.
После того как Воксвелл избил Варнаву, все изменилось. Карлик, всегда такой подвижный, непоседливый, любивший вприпрыжку бегать по лестницам, стал слабым и вялым. Ребра у него плохо срастались, руки и ноги почернели от кровоподтеков. Поначалу Варнава мог сделать только пару-тройку шагов и падал от боли.
Силы не сразу возвращались к нему, да и какие это были силы? Так, жалкое подобие.
Джем и карлик сохранили разбитую колесную лиру — потрескавшийся корпус, клавиши из желтоватой кости, диковинные струны из оленьих жил, но когда Варнава первый раз пришел в сознание после избиения, он с тоской посмотрел на то, что осталось от его волшебного инструмента.
Джем робко спросил:
— Можно ее починить?
А несколько дней спустя в алькове у Джема состоялся грустный ритуал. Жарко пылал камин. А Варнава аккуратно разложил куски лиры на каминной полке, а потом один за другим бросил их в огонь. Джем и Нирри печально наблюдали за тоскливым зрелищем.
Как-то раз служанка принесла карлику стертую лютню, но на ней не хватало трех струн, да и играть на ней карлик не смог бы — руки у него были слишком коротки. Без колесной лиры Варнава перестал быть Варнавой.
Позднее, после того как Варнава ушел, Джем часто сидел один в своем алькове, сгорбившись и не шевелясь, в своем инвалидном кресле. В такие часы он думал о том, какой карлик был загадочный, о том, что он, Джем, никогда не понимал его до конца, и еще о том, что такого друга у него больше никогда не будет. Варнава ушел не только из замка, он ушел из жизни Джема, остался далеко, в полузабытой стране детства.
Так Джем впервые узнал, что все на свете преходяще.
Остались только их с Варнавой находки. Тускло поблескивали в лучах солнечного света и ярко блестели в лучах светильников резные подсвечники, выщербленные кубки, щит, украшенный оружием красномундирников. Еще — книги и богатые одежды, и фигурки животных, и поросенок, набитый соломой, и маленькая деревянная лошадка. Порванные знамена, кинжал с рукояткой в драгоценных камнях, грифельная доска, на которой карлик рисовал Джему буквы. Калейдоскоп и джарельская шкатулка — серебряная, блестящая.
И еще картина с белесой извивающейся дорогой. Глядя на нее, Джем порой пытался представить идущего по ней Варнаву с переброшенным за спину маленьким узелком и мешочком с монетками в кармане жилетки. «Куда же, куда он ушел, — гадал Джем, — покинув замок тайком в то дождливое утро?» Юноша думал о том, какая жизнь впереди у его друга — веселая или печальная.
