Александр Турбин - Метаморфозы: таракан
— Не меньше, говоришь? Ладно. — Логор поднялся с пола и навис над всеми. — Там, в углу — трофейный мешок. Там уже четыре сотни ушей, и я бы сказал, что это невозможно. Без Высших. Без поддержки. Против шаргов. Но мы шли сюда не за этим. Я вел к Валенхарру помощь в полтысячи копий. Двадцать восемь человек ушло за горизонт вчера. Двенадцать — сегодня до обеда. Сто сорок — сейчас. А сколько не переживет эту ночь? А следующую? Мы проводили к свету уже две роты, а Валенхарр все еще далек. Ты хочешь, чтобы я тебя поздравил с победой? Я поздравлю, ты не переживай, лучник. Но собрал я вас здесь не затем, чтобы праздновать. Потому что нечего праздновать, хоть я и согласен, что мы все могли лежать на этих полях. И обсуждать нечего, не готов я сегодня что-то обсуждать. Завтра же мы двинемся дальше.
Логор достал из небольшого походного сундука большую непрозрачную бутыль.
— Я позвал вас, чтобы мы проводили наших солдат. Пить никого не заставляю. Во-первых, не положено. Во-вторых, завтра в путь и все должны быть на ногах. Но и запрещать не стану. За павших. За свет. За Высших, что ведут к свету.
И он первым приложился к горлышку. Каждый офицер вставал рядом. Брал бутыль и повторял ритуальную фразу.
— За павших. За свет. За Высших, что ведут к свету.
Да. Что-то такое мне рассказывали на занятиях. Ритуал прощания с павшими, там еще мысленно что-то проговаривать положено. Все делали большой глоток почти чистого спирта. Последним поднялся я. Все-таки нашел в себе силы сделать это без посторонней помощи. Ритуал мне был уже до сиреневой звезды, помнил я его смутно, но за Высших я пить не буду. Не дождетесь. И за политую кровью дорогу к свету я пить тоже не буду. Обойдется, слишком много на нем смерти, на этом пути в прекрасное далеко. Но выпить — выпью, потому что у меня свои представления о традициях и о том, как провожать ушедших товарищей. Я немного помолчал, а потом сказал, как мог, как думал, как чувствовал.
— За тех, кто не дошел. За тех, кто не дойдет завтра. За нас.
Я ничего не забыл, ничего не пропустил, и пить мне пришлось под пронзительными взглядами остальных. Что было в этих взглядах? Досада и укор в глазах командира? Понимание во взгляде Тона Фога? Интерес Меченого? Я был не в той форме, чтобы разгадывать загадки. Но одно я заметил абсолютно точно. Откровенная неприязнь и брезгливость Варина. Как будто он со слизнем поговорил. Ну и замечательно.
Логор опустил плечи и зло спросил:
— Зачем так? Ты знаешь, что у нас делают со слугами тьмы?
Мне было все равно. В тот день — все равно. Абсолютно. Хоть на заборах пусть развешивают.
— Не надо меня пугать, командир. Я уже пуганный. И я не слуга тьмы. Просто у меня своя дорога.
— Своя дорога? К свету ведет одна дорога, и это путь Высших. Они идеал. Они умнее. Они справедливее. Они сильнее. Они лучше во всем. И только такие выродки, как ты не понимают простую истину. Человек ничтожен. Низок. Жалок. Слаб. Ты усомнился, а значит ты под властью тьмы, — Варин брызгал слюной, судорожно сжимая рукоятку меча на поясе. — Я думал раньше, что ты просто выскочка, но я ошибался. Ты отродье дикой козы, ты…
Логор раздраженно перебил словоизлияния своего капитана:
— Хватит. Мне надоело. Успокойтесь оба.
Я успокоился, полностью. Удав по сравнению со мной был мятущимся вихрем. Я был спокойней столба, на который облокотился, и кинжала, который держал в руках. Я был камнем, гранитом, эмоции для которого немыслимы. Поэтому кивнул Логору, но молчать не стал. Опять. Назло врагам. Как всегда.
— На будущее — запомни, капитан. Я отродье своей матери. Только ее. И если ты о ней что-то плохое скажешь, я не буду с тобой спорить. Я тебя просто убью. Сразу. Насовсем. Без всяких глупых поединков и ритуалов. Ножом. Мечом. Мешком с дерьмом. Ушами Рорка, мне все равно. И тебе будет все равно…
Логор одним движением оказался возле меня, схватив за отвороты куртки, поднял в воздух и, бешено глядя мне в лицо, прошептал:
— Идиот. Ты что творишь? Еще одно слово, и я сам тебя на куски порву. И мне будет все равно, сколько раз ты меня спасал…
Все-таки не умел Логор таиться. И шептать не умел. Я удивлюсь, если то, что он мне сейчас прошептал, сейчас в самых дальних секретах не обсуждают.
— Не тяжело, сэр?
Мне было искренне интересно, но Логор не понял. Бросил меня как куль на землю и вернулся на свое место.
— Он мне угрожал!
— Запомни, Варин. Один раз я тебе объясню. Этому клоуну, — Глыба махнул в мою сторону. — Я должен. Не деньги. Не славу. Жизнь. Тебе я не должен ничего. Если он решит тебя убить, я ему набью морду. Но если ты попытаешься убить его, я тебя разорву голыми руками. Ты понял мою мысль?
Что-то было в глазах и голосе взбешенного командира, что посеревший Варин подался назад.
— Я жду ответа.
— Понял, я, понял, — Варин начинал приходить в себя. — Пусть живет. Но только сам его на руках носи.
— Это не все. Сейчас нет необходимости в четырех пехотных ротах. Нет столько солдат. Поэтому четвертая будет расформирована, людей надо распределить по трем оставшимся, и даже в них будет недокомплект. И еще. Капитан Нориан пока не в состоянии выполнять свои обязанности. До его выздоровления командовать первой ротой будет сержант Хоар. Я временно повышаю его до капитана.
Варин вскочил, возмущенно заорав:
— Ты не можешь. Ты не имеешь права. Только Высшие могут назначать на такие должности. Даже временно. Ты должен передать роту следующему по старшинству офицеру, то есть мне, или принять под свое личное командование.
— Я принял решение, капитан. Оно не обсуждается. На время марша командовать ротой будет Хоар. Он старший из сержантов. Он имеет необходимые навыки и качества. А тебя Варин, я предупредил…
…Фольмар Яркий спускался с верхнего этажа башни Владыки по пологой лестнице, насчитывающей ровно семьсот и еще одну ступеньку. Лестница описывала витки над пропастью, кружилась ажурной лентой вокруг зияющего центрального провала, манила вниз и заставляла поежиться даже безудержно смелых, к которым Владыка Валлинора себя не относил. Но каждый день, делая ровно семьсот и еще один маленький шаг навстречу бездне, он переставал быть смертным Алифи и становился звенящей тетивой лука, стрелой, смотрящей в зрачок Бога. Потому что ступени — узкие и скользкие. Потому что перил нет. Потому что спасти не кому. Некоторые находят это состояние духа в центре битвы, большинство же не испытывают его никогда. Глупцы, они просто не спускались по лестнице Владыки Фольмара. И поэтому каждый день Владыка проходил этот путь до конца, в одиночестве, контролируя каждый шаг и размышляя о будущем. Это не так уж и сложно — идти под руку со смертью и думать о величии.
