Гарри Тертлдав - Ночь оборотней
— А чем оно отличается от обычного, которое я с удовольствием применил бы к красотке Намарре?
— Его преимущество в том, что для его использования не требуется тщательная подготовка, зато оно более опасно для исполнителя. Если допустить хоть малейшую ошибку, оно поразит колдующего, а не потенциальную жертву.
— Хм-м.
На первый взгляд заклинание казалось вполне простым: всего пара коленопреклонений и несколько несложных пассов левой рукой. Но когда Джерин приступил к изучению самого текста, его энтузиазм быстро угас. Стих был написан на кидзуватна, причем так, что можно было сломать язык. Со множеством каламбуров, аллитераций и обращений к богам, о которых он мало что слышал. Все это при ассонансных, переменчивых рифмах и сбоях общего ритма. Покачав головой, Джерин перевернул было страницу, однако в последний миг задержал руку и все же решил попробовать свои силы, тем более что изящество древней поэзии всегда привлекало его. Итак, он вернулся к сложному заклинанию и принялся перечитывать его снова и снова, пока не запомнил все слово в слово.
— Есть, — сказал он наконец и добавил: — Кажется. Что у нас дальше?
— Вот еще одно заклинание, которое представляется мне полезным. Оно помогает сохранять лошадиные копыта крепкими и здоровыми и предохраняет животных от хромоты.
— Да, это может пригодиться. А, так оно еще и на ситонийском. Дай-ка я посмотрю. — И вскоре ветеринарное волшебство тоже крепко засело в его восприимчивой памяти.
Наступивший день выдался на редкость ясным. Солнце светило почти так же ярко, как и на юге. Но в нынешних обстоятельствах хорошая погода радовала Джерина менее, чем обычно. Жара превращает ношение доспехов в пытку: все его тело чесалось от пота, однако опасность была слишком близка, чтобы рисковать.
Поэтому он, мечтая в полуденный зной о клочке хоть какой-нибудь тени, очень обрадовался, заслышав впереди шум реки. Но почти тотчас же до него донеслись и другие звуки, заглушавшие плеск воды. Лязг бронзы о бронзу, низкие воинственные крики элабонских воинов и более пронзительные дикие вопли трокмуа.
Вэн правил колесницей Райвина. Услышав шум сражения, он вскинул голову, точно собака, внезапно почуявшая след.
— Битва! — воскликнул он, ликуя, — Слава богам, битва!
И он устремил легкую колесницу вперед с таким жаром, что Райвин чуть не вылетел из нее на дорогу. Нордрик, сыпля ругательствами, понесся сразу за ними, его вассалы не отставали, а Джерин составлял арьергард.
Он ругался так же неистово, как и Нордрик, но совсем по другой причине. Ему ужасно не хотелось подвергать Элис риску. Однако другого выхода не было.
— Ради Даяуса, оставайся в повозке и старайся не привлекать к себе внимания. — Он протянул ей лук и колчан со стрелами. — Используй их только в случае крайней необходимости.
Вдоль реки пышно рос черный кипрей. За его плотной, клонящейся к земле стеной развернулась настоящая драма — семеро южан сражались с трокмуа, вдвое превосходящих их численностью. Элабонцы уже разделались с четырьмя лесными разбойниками, но и сами потеряли троих. Уцелевшие отчаянно отбивались у кромки воды, когда подоспела нежданная помощь.
Трокмуа в ужасе завопили, когда люди Джерина выпрыгнули из колесниц и бросились к ним. Вэн был подобен урагану. Джерин и Райвин походили на пару смертельно опасных змей, которые жалят и с ловкостью уворачиваются от ответных ударов. Люди Нордрика дрались с непреклонной стойкостью, а сам барон просто неистовствовал, круша все вокруг.
Добравшись наконец до врагов, перевернувших все в его жизни вверх дном, он пришел в настоящее бешенство. Его и без того красное лицо жутко побагровело, из горла вырывались нечленораздельные крики ярости, а борода побелела от брызжущей во все стороны пены. Размахивая двумя мечами, зажатыми в каждой мясистой руке, барон буйствовал среди трокмуа, ничуть не заботясь о собственной безопасности. Главным для него сейчас было слышать треск разрывающейся плоти и хруст костей под ударами, сделавшими бы честь любому молотобойцу. Потеряв половину воинов, варвары дрогнули и бросились наутек. Мстительные элабонцы догнали их и разделались с каждым. Кроме одного. Он сумел оторваться от своих преследователей, но его настигла стрела из повозки. Элис вновь доказала, что и ее нельзя сбрасывать со счетов.
Нападение было таким внезапным и яростным, что среди элабонцев серьезно пострадал лишь один человек. Им оказался Клеф, человек Нордрика, бедро которого изуродовала громадная рваная рана. Джерин промыл ее вином, обработал кровоостанавливающим средством и перевязал, но кровотечение продолжалось. Клеф был бледен, его бил озноб, он едва не терял сознание.
— Тебе придется перевязать его крепче, — сказал Вэн.
— Мне бы очень этого не хотелось, — ответил Джерин. — Если наложить жгут, через несколько часов может начаться гангрена.
— Взгляни на него. Если ты не поспешишь, он истечет кровью прямо у тебя на глазах, — возразил Вэн.
Качая головой, Джерин наложил жгут. Теперь из раны сочилась лишь тоненькая струйка крови, однако Клеф уже впал в полубессознательное состояние и бормотал проклятия в адрес демонов, видимых лишь ему одному.
А вот демон, овладевший Нордриком во время схватки, наоборот, отступил. Барон в изумлении бродил по небольшому полю сражения, глядя на результаты учиненной им бойни.
— Изваляйте меня в дерьме и зажарьте, — проворчал он в заключение, явно не веря глазам.
— Друг Нордрик, неужели же ты не можешь не прибавлять брань к каждой фразе? — поинтересовался вежливо Райвин.
— Конечно могу, — обиженно ответил Нордрик, но в разговор вмешался его возница Амгат.
— Боюсь, что нет, мой господин, — заметил он. — Помните, что случилось, когда Холгар Ворон поспорил с вами на золотой, что вы и дня не сможете продержаться без того, чтобы не сказать какую-нибудь гадость? Вы ответили: «По рукам, сукин ты сын!» И проиграли пари прямо в момент его заключения.
Четверо пехотинцев, спасенных людьми Джерина, были рады примкнуть к его маленькому отряду. У двоих трокмуа убили братьев, у одного — кузена. Все они горели жаждой мести.
— Если бы нам суждено было здесь погибнуть, — сказал один, — то мы сожалели бы только о том, что прихватили с собой лишь по одному варвару, оставив половину в живых.
На этот раз Элис уже не так переживала по поводу убитого ею трокмэ, как в Айкосе, но именно это и тяготило ее. В тот вечер она сказала Джерину:
— Не понимаю. Этот трокмэ всего лишь убегал, а тот малый в обители Сивиллы пытался нас прикончить. Однако после первого убийства я несколько дней не могла прийти в себя, а сейчас почти ничего не чувствую. Вернее, чувствую, что поступила как должно.
