Лэйна Джеймс - Колдовской камень
Лицо Сезрана снова стало непроницаемым, однако в голове его мысли обгоняли одна другую. Шторм приближался. Темные, тяжелые тучи стремительно неслись на восток, подгоняемые свирепым ветром. Маг почувствовал, как необузданная мощь стихии наполняет его тело, и испытал страстное желание поднять вверх руки и направить ураган тропой разрушений, обрушить на этот мир неслыханную катастрофу, повергнуть в пучину забвения все живые существа, до которых он только сможет дотянуться. Мысль об этом доставила ему огромное удовольствие, хотя с него было достаточно одного лишь сознания, что он все это может, если захочет.
Опустив взгляд, он увидел Гэйлона, который стоял рядом с ним и, ничего не подозревая, смотрел на приближающуюся бурю. Используя свой Камень, маг потянулся к принцу и прикоснулся к энергии, которая бурлила внутри его небольшого тела, прикоснулся и в ужасе отпрянул. Почувствовав его прикосновение, Гэйлон поднял голову.
Чтобы скрыть свою тревогу, маг проворчал:
— Ступай, Гэйлон Рейссон. Возвращайся в замок и оставь меня с моим штормом.
***Миск не помнила, чтобы брат появлялся вот так — верхом на буре, в развевающихся одеждах. В глазах его бурлила ненависть. Дело было уже под вечер, и Миск с трудом справлялась с собой, так что память о будущем и прошедшем вполне могла ее подвести. Между тем ее теплый, уютный домик наполнился холодным, сырым, пахнущим солью морским воздухом, а посреди комнаты стоял он — темная фигура в свободном плаще.
Миск попыталась улыбнуться, но это была слабая защита от его гнева.
— Миск! — прогремел Сезран.
— Брат, — ответила Миск столь же мягким голосом, сколь грозен был голос мага.
Краешком сознания Миск отметила, что Джими нет в доме, и решила, что это к лучшему. Он отправился в Ривербенд, чтобы продать несколько головок сыра. Джими должен взять за него хорошую цену — шестнадцать серебряных монет, восемь медных и еще четыре черных курицы. Одной из них никогда не придется нестись. На эти деньги гигант должен был купить кое-что из необходимого и, может быть, немного шелковой материи из Занкоса, которая ей так понравилась в прошлый раз. Он давно хотел сделать ей этот подарок. Роскошный красный шелк с зелеными?
— Миск!
Миск моргнула и сразу вспомнила, где она и кто стоит перед ней.
— Добро пожаловать, братик?
Миск увидела, что ярость Сезрана гаснет, как это не раз бывало. Она была островком спокойствия в центре бури, но он продолжал цепляться за свой гнев, ворча и вспыхивая по малейшему пустяку.
— Как ты посмела? — требовательно спросил он. — Как ты посмела послать их ко мне?
— Мальчик должен учиться.
— Учиться! Ты думаешь, я глупец? Я должен учить его, чтобы он отнял у меня Кингслэйер?
— Ему не нужно отнимать то, что и так ему принадлежит.
— Меч не принадлежит ему, — запальчиво возразил Сезран. — Он мой, мой!
— Ты выменял меч за безделушку, которая висит у тебя на шее, за этот никчемный камешек, братец. К тому же ты забываешь, что драгоценность, которая делает Кингслэйер столь могущественным, никогда тебе не принадлежала.
Сезран попытался возразить, но Миск перебила его:
— Что с Дэрином?
Губы Сезрана растянулись в злобной улыбке, обнажив зубы.
— Ты же знала, что я готов его убить. Знала и послала его ко мне.
Миск почувствовала, как в груди у нее все перевернулось. Она использовала все свои волшебные силы, чтобы спрятать Дэрина и принца от волшебства Фейдира, волшебника с юга, а сама послала их в Сьюардский замок, навстречу опасности еще более грозной.
— Значит, Дэрин мертв, — прошептала она с жалостью.
— Нет, но он хочет умереть, и я могу помочь ему в осуществлении этого желания.
— Братик, пожалуйста, не убивай его для того, чтобы наказать меня.
— Скажи, где я могу отыскать свой меч?
Миск опустила глаза.
— Ты же знаешь, я не могу.
— Будь ты проклята! — взорвался Сезран. — Будь проклята навеки! Я уничтожу обоих!
Мозг Миск ринулся в тоннели времени, и она увидела мертвого Дэрина и неподвижное тело Гэйлона. Однако был и другой путь, иное будущее, которое могло куда-то привести.
— Нет, — тихо попросила Миск. — Теперь тебе нужно только ждать и наблюдать.
— Ты это видишь, дорогая сестричка? — проворчал Сезран. — В таком случае ты слепа.
— Я вижу? — пробормотала Миск, — я вижу? ты получишь то, что желаешь. Я вижу, как однажды Гэйлон сам отдаст его тебе.
Сезран затих, успокоился. Он лишь внимательно вглядывался в лицо сестры, словно надеясь понять, не обманывает ли она, хотя и знал, что понять этого он не сможет. Миск неожиданно улыбнулась.
— Я вижу еще одну вещь, — она поймала его взгляд. — Я вижу искру тепла в твоем холодном, черством сердце, брат. Всего лишь крошечный уголек, но он есть, хотя мне всегда казалось, что это невозможно.
Ее слова возымели на Сезрана странное действие. Он вдруг отшатнулся.
— Это Дэрин, — продолжила Миск. — Ты любишь его.
Маг реагировал так бурно, словно Миск ударила его кинжалом.
— Глупая дура! — заорал он, снова рассвирепев. — Не лезь не в свое дело! Загляни лучше в будущее еще раз. Я сам создам свое будущее, и ты ничем не сможешь помешать мне!
Он снова оседлал штормовой ветер, превратившись в кипящую, иссиня-черную грозовую тучу. Взвыл ветер, загрохотал гром, и волшебник исчез.
***Гэйлон все не возвращался, и Дэрин впервые почувствовал, как медленно тянется время. Некоторое время он рассматривал потолок, хотя уже давно выучил наизусть каждую трещинку, каждую паутинку. Он знал этот потолок как свои пять пальцев. Именно пять?
С усилием герцог поднял дрожащую левую руку на уровень лица. Его правый глаз плохо слушался и смотрел куда-то в другую сторону, так что рука некоторое время двоилась. Дэрин терпеливо дождался, пока все встанет на свои места и он сможет рассмотреть свою чудовищную конечность.
Сколько времени прошло с тех пор, как он стал пленником собственного тела? Наверное, немало, так как рука почти зажила и между обрубками пальцев наросла настоящая перепонка из причудливых шрамов. Его рука была теперь больше похожа на лягушачью лапу, а не на конечность человека. От ее вида герцога затошнило, и он уронил руку на одеяло, чтобы не видеть этой мерзкой картины. Зажившие ожоги болели теперь сильнее, чем когда-либо; и также сильнее, чем когда-либо, он ощущал, что не чувствует своей парализованной правой половины тела. Закрыв глаза, он позвал смерть, хотя отлично понимал, что ничего не дождется. Его дух упорно цеплялся за жизнь, хотя мозг жаждал освобождения.
Дэрин испытал внезапный приступ бессильной ярости, словно вся желчь в нем вдруг вскипела, выплеснувшись мучительной болью в груди. Он хотел кричать, выть от душившей его злобы, но боялся, что если он начнет кричать, то не сможет остановиться, боялся, что на крик прибежит Гэйлон и начнет излучать сострадание и любовь. Сострадание принца Дэрину было тяжелее всего переносить.
