Маргарет Уэйс - Архивы драконов
Оуэн держал Копья в руке — я еще не говорил, что он очень сильный? В смысле нам пришлось таскать их вдвоем с Фисбеном, а он держал сразу оба без каких-либо затруднений.
Я спросил про это у Фисбена, на что тот ответил, что это почет и уважение дают ему такую необыкновенную силу.
„Почет и уважение. Мы позаботимся об этом, раз уж мы вместе“, — пробормотал Фисбен, и мне показалось, что я снова вижу его лукавый взгляд.
Сэр Оуэн Глендовер попрощался с Хумой и был очень расстроен, что ему приходится покидать Усыпальницу.
„Не волнуйся“, — объяснял я ему — „Если ты не разрушишь заклятье — мы вернемся сюда“.
„Да все в порядке, он его уже разрушил“, — сказал Фисбен и мы вышли за дверь, под свет луны.
Вот тогда-то я и понял, что там БЫЛ лунный свет. (Помнишь, я говорил тебе, что попозже объясню, когда придет время, так вот, оно наступило). Туман ушел, и мы могли видеть Стражей и Входной Мост, а позади нас Гора Серебряной Драконицы. Оуэн был так поражен, что мы не могли стащить его с места. Но Фисбен напомнил ему, что Копья — „спасение людей“ и это заставило рыцаря сдвинуться.
У него была лошадь, но он каким-то образом ее упустил. Он сказал, что когда мы доберемся до обжитых земель, то найдем других лошадей, и это поможет нам быстрее добраться до Лорда Гунтара.
Я подумывал о том, что Фисбен может доставить нас туда намного быстрее, если захочет произнести заклинание. Потом я подумал, что благодаря заклинаниям Фисбена, а все на это указывало (особенно мои брови), мы можем оказаться прямо в центре Горячих Источников. Возможно, Фисбен подумал о том же, так и он ничего не сказал. Вот так мы и отправились. Оуэн — с Копьями, я — со своими сумочками, и Фисбен — с какой-то мелодией.
И, слава всем богам, мы НЕ вернулись в Усыпальницу Хумы.
Часть шестая
Обращу твое внимание на то, что это не моя вина, что мы пришли в Пустошь. У меня была карта, и я говорил Фисбену и Оуэну, что мы идем не туда. (Карта была отличной — а если Приморский Тарсис и окружил себя сушей, то не понимаю, в чем тут моя-то вина).
Была ночь. Мы брели по горам, когда пришли к ущелью. Я сказал Фисбену, что нам нужно идти налево. Это вывело бы нас из гор, и мы направились бы к Санкристу. Но Фисбен посмеялся надо мной и сказал, что моя карта устарела (устарела!), а Оуэн Глендовер поклялся, что он скорее сбреет себе усы, чем послушается совета от кендера. (довольно безопасная клятва, если учесть, что сбривать-то и нечего). И это после того, как он блуждал в Долине Туманов, и даже не знал, где находился.
Он сказал, что нам стоит подождать утра, и, когда взойдет солнце, мы определимся, куда нам идти, на что Фисбен ответил, что он нутром чует, что солнце утром не взойдет, и, представь себе, он был прав. Солнце не взошло или же если оно и взошло, то мы это пропустили этот момент из-за снега и тому подобное.
Короче, мы повернули направо, хотя должны были повернуть налево, и в результате оказались в Пустоши и увязли в приключение, только про приключение — попозже.
Я могу рассказать от тех днях, что мы провели, скитаясь по горам в снегу, но, по правде говоря, это не очень интересно… если не считать того, что Фисбен как-то ночью случайно растопил наше снежное убежище, когда пытался читать свою книгу заклинаний при свете магической свечи, которая оказалась больше магической чем свечей. (Я вынужден был следить за фитилем).
Еще одна история — это путешествия вместе с Оуэном Глендовером. Мне начал нравиться этот рыцарь. Он сказал, что не возражает против путешествия вместе со мной. (тебе это, может, и показалось бы и не совсем вежливо, но это было больше, чем я ожидал).
„Возможно“, — сказал он — „это из-за того, что у меня не так много ценных вещей, которые я могу потерять“.
Не совсем понял последнюю часть, особенно после того, как он потерял то, что он назвал самым ценным имуществом: небольшой, очень красивый портрет его жены и сына, который хранился в небольшой кожаной сумочке, которая была под его доспехами, под сердцем.
Он обнаружил, что потерял его как-то ночью, когда мы отдыхали под снежным навесом (один такой Фисбен и растопил) и мы все стали очень усердно разыскивать этот портрет. И когда Оуэн сказал что вывернет меня наизнанку (или же наоборот, вовнутрь), если я не отдам портрет обратно, Фисбену посчастливилось найти его в кармане моей рубашки.
„Вот видишь“, — сказал я, протягивая портрет Оуэну — „Сохранил его от сырости“.
Он даже не оценил это. На минуту я подумал, что он собирается сбросить меня с горы, и, похоже, он тогда думал то же самое. Но, спустя какое-то время он успокоился, особенно после моих слов о том, что дама на портрете — одна из самых красивых дам, каких я только видел, после Тики, Лораны и, конечно, одной знакомой кедерши, которая навсегда останется в моем сердце. (Если я вспомню, то потом расскажу тебе).
Оуэн вздохнул и сказал, что сожалеет о том, что накричал на меня, и что на самом деле он не собирался разрывать ни мои кармашки, ни внутренности, (смотря, что первое попалось бы под руки). Все это произошло из-за того, что он очень сильно скучал по жене и сыну, и очень сильно за них беспокоился, ведь он был здесь, в снегу, с нами, а они остались дома одни.
Ну, я все это понял, хоть у меня и не было ни жены, ни детей, а может и дома тоже. Тогда мы и договорились с Оуэном. Если я нахожу портрет, то я должен буду немедленно отдать его обратно владельцу.
Было поразительно, что он так часто терял этот портрет, учитывая, как он был ему дорог. Но я не делал ему замечаний, так как боялся задеть его чувства. И, как я уже сказал, мне стал нравиться Оуэн Глендовер.
„Жизнь моей жены не была легка“, — рассказывал он нам однажды ночью, пока мы отогревались от снега, в котором шли весь день. „Судя по тому, что ты рассказал мне о своем друге Светлом Мече, ты должен знать, как поносят и преследуют рыцарей. Моя семья переехала из родного дома много лет назад, но для нас было делом чести вернуться и снова владеть им. Наши земли переходили из одних плохих рук в другие. Люди в деревне страдают от их тирании, и хотя они и были одними из тех, кто выгнал нас, они уже сполна заплатили за это“.
„Я работал наемником, чтобы выжить и душой и телом и чтобы заработать денег, чтобы законно выкупить обратно, то, что у нас украли. Для того, чтобы сохранить свою честь, несмотря на то, что воры, укравшие дом, ею не обладали“.
„В конце концов, я накопил необходимую сумму. Стыдно признаться, но я вынужден был скрывать свою принадлежность к рыцарям. Иначе мне бы отказали в продаже“.
Он дотронулся до своих усов, когда говорил это. Те еще только отрастали и были такими же рыжими, как и его волосы.
