Сергей Радин - Пойманные сном
Но Лёхин Ерошке точно обрадовался. И, выждав паузу в его повествованиях о каких-то горестях, ввалился в кухню.
- Ерошка! Как я рад, что ты пришёл!
Болотный дух глянул на хозяина и поёжился, захлопав маленькими глазками.
- Ну, будь здрав, Лексей Григорьич! А чёй-то ты в исподнем? Аль жарко тебе в комнатах стало? Простышь ведь!
Тут только Лёхин сообразил посмотреть, в чём он выскочил гостя приветствовать. Трусы да майка. Мда, и впрямь исподнее. Вон и Елисей - хозяина стыдить и не хочет, но головой еле заметно покачал - "ай-я-яй, Лексей Григорьич!".
- Ерошка, ты не убегай, ладно? Я сейчас - быстро!
Он не стал одеваться по полной: схватил домашние трикотажные штаны да футболку - и побыстрей назад, на кухню, уселся за стол - лицом к лицу с гостем.
- Ерошка, ты мне нужен позарез!
- Ты чё пугашь-то?! - заволновался болотный дух, аж привстав. Освободившаяся от упора его спины майонезная банка, до сей поры прижатая к стене, начала мелко подрагивать. Ерошка стукнул кулачишком по крышке: - Цыц, окаянные! Ишь, воли похотелося им!
Лёхин явственно расслышал хихиканье из банки и задорную перекличку тонких писклявых голосов: "Кошка? - Было! - Бородёшка? - Было! - Ладошки? - Не было!" Секунда заминки, к которой болотный дух тревожно прислушивался, - и слаженный хор, приглушённый плотно закрытой крышкой, многоголосо завопил: "У нашего Ерошки толстые ладошки! Ерошка, Ерошка! Толстые ладошки!"
Болотный дух вздохнул с облегчением. Завидя вопросительный взгляд домового и хозяина квартиры, печально пояснил:
- Боюсь в последнее время и выпускать их совсем на улицу. Уж таких слов нахватались у людей, аж мне, вонючему, и то стыдоба!
В банке захихикали, а когда стихли, звонкий голосишко с отчётливо вредными интонациями начал: "А чтоб ему неповадно нас не выпускать было, счас как споём про…" Ерошка сморщился и закрыл ладонями уши. Лёхин пожалел его и торопливо попросил Шишиков, уже с минуту таращившихся на болтающе-поющую банку:
- Ребята, сделайте что-нибудь, чтоб огоньки помолчали!
Изнутри нагло пискнули: "А кто к нам с молчанкой войдёт, тот от молчанки помрёт!" "Помпошки" насупились и просочились сквозь стенки в банку. И - тишина. Трое в ожидании смотрели на банку. Вскоре от неё отпочковались Шишики и солидно протопали к конфетнице, возле которой уселись, даже не глядя на хозяина. Лёхин вздохнул: что ж, "помпошки" правы - и вытащил им по зефирине.
Елисей тем временем неспешно, но ловко приготовил хозяину чай. Лёхин взял чашку, нарезал капустный пирог от бабки Петровны и, угостив пахучим ломтем от радости посветлевшего лицом Ерошку, обратился к домовому:
- Елисей, я должен извиниться перед тобой и соседями. Неправильно я сказал, когда передавал слова Ручейников. А сказали они мне найти не человека с огнями, а существо с огоньками. Виноват. Прости меня.
Засунувший в рот полпирога, болотный дух захлопал глазками на Лёхина. А Елисей кивнул - прощаю, мол, и давай, хозяин, говори далее, некогда рассусоливать тут. Лёхин снова представил себе город, раскинувшийся по холмам, представил, что в каждом втором-третьем доме лежат люди в подобии беспросыпного сна, а треть из них ещё не найдена, и что уж с ними будет через некоторое время… Представил Камень-город, жители которого, спасаясь от змей, переехали на крыши… Он передёрнул плечами и пересказал Ерошке всё, что случилось со снами и с людьми, о том, что рассмотрели на воде Ручейники и что сказали ему про знающего о связующей нити.
- Эвон как, - задумчиво сказал Ерошка. - Ты, Лексей Григорьич, ведь не просил их гадать, да? Они просто глянули на воду - и сказали?
- Да. А что не так?
- Что… Залив-то не для Ручейников. Они тебе ближнее гаданье сказали. Счас скажу, что такое… Это когда ты глянул - и увидел. Если б Ручейники не торопились, они б глянули глубже поверхней волны и сказали тебе другое. А так…
- Значит, ты не знаешь про нить? - разочарованно спросил Лёхин.
- Я ж толкую тебе - гаданье ближнее. То и значит, что я не про нить знаю, а про того, кто мне про неё сказывал.
Теперь насупился Лёхин. Опять тянуть время - идти куда-то, искать спрашивать…
- И кто ж тебе про неё сказывал? - вместо хозяина спросил домовой.
- А подвальный ваш. Мы, помнится, у реки с ним сидели, болотные огоньки пасли, чтоб не сбежали, пока колдовскую защиту вокруг дома плетут.
- То есть… - не поверил Лёхин, -… мне только спуститься в подвал - и подвальный мне расскажет про связующую нить? Всё, что мне нужно? И про место, где она находится? А почему у реки сидели?
- Дык, дом-то ваш над рекой поставлен, - уставился на него, как на малолетнего дурачка, Ерошка. - Ну и подвальный ваш частенько там сидит, думы думает. Хорошо там, почти как моё болото старое. Только чище. А спуститься… Что ж, тама тока две тропки есть. Одну-то помню…
- Подожди. Почему ты решил, что подвальный сейчас у реки?
- А заходил я к нему, - удивился Ерошка. - И нет его. А соседние к нему домовые сказали, что он думки думать пошёл. Куда ж как не к реке? Там ведь благодать какая - тихо, пусто, волнышки плывут… Красота!.. Самое место подумать.
Лёхин и домовой переглянулись.
- Иди, оденься, Лексей Григорьич, - деловито сказал Елисей, - да фонарика не забудь. А я пока приготовлю гостинцев для Темника - прозвище такое у нашего подвального. Иди-иди, за соседей не беспокойся. Всех оповещу, что нашли уже Ерошку нашего с огоньками.
И Лёхин заторопился приготовиться к близкому походу в подвал и ещё ниже - к таинственной подземной реке. И совершенно из мыслей вылетело спросить Ерошку, про что же он рассказывал Елисею, когда Лёхин нечаянно подслушивал пришельца под дверью кухни. Про что такое страшное, что заставило его спрятаться в подъезд и напроситься в гости к человеку.
За окнами уже достаточно ясно намекало на вечер. Особенно тучи, отяжелевшие над городом, как им и положено в октябре - то ли с дождём, то ли со снегом, а может, и с тем и с другим. Пока Лёхин носился туда-сюда, одеваясь и экипируясь, он уловил бормотание Елисея, что хозяина будут ждать к ужину и попробует только хозяин опоздать… Из чего Лёхин сделал вывод: домовой уверен, что на этот раз всё обойдётся, и хозяин вовремя придёт домой.
Подвал подвалом, но на всякий случай Лёхин достал прорезиненные сапоги и ветровку. Несмотря на ворчание домового, натянул джинсы и старый джемпер, настолько вытянувшийся, что легко замаскировал на ремне меч-складенец, плотно пригнанный к животу. Когда Лёхин двигался, чехол с оружием только еле слышно шуршал, но Лёхин надеялся, что в подвальной тишине его вряд ли кто расслышит. Да и, честно говоря, какая в подвале тишина? В основном, конечно, трубы гудят водопроводные, но в подвальные окошки слышно и машины, и звуки домофона, и даже говор людской…
