Михаил Бабкин - Слимперия
— Этот-то сюда как затесался? — с недоумением пробормотал Семён. — Видать, порядочный человек, единственный на всю кодлу… И тот нажрался как свинья, тьфу, — Семён озадаченно потёр щёку. — Где же князь? Который из них?
Внезапно грянула песня: положив руки друг другу на плечи, сказочная нечисть с неожиданным подъёмом затянула:
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!..
— Гляди-ка, — поразился Семён, — откуда они творчество земных бардов знают? Любопытно… — он прислушался: да, точно, это была та самая песня — с крохотными, незначительными изменениями, но та!
— Спёрли, однозначно, — обиделся Семён. — Везде одно и то же… Пиратство форева! А как же авторское право? И вообще — каким образом?
— Не знаю как твои барды, — насмешливо сказал Мар, — но эту песню поют во всех Мирах и ей уже лет триста, не менее! Народное творчество, понимаешь… Так что неизвестно, кто у кого её позаимствовал.
— Пу-у-усик! — донеслось призывно от стола. — Где ты, пусик? Твоя любовочка хочет с тобой выпить! — костлявая, носатая ведьма в розовых лохмотьях требовательно застучала по столу кубком: Семён и Олия зашарили по разудалой компании взглядами, выискивая князя-пусика.
Герой-полубог перестал храпеть, открыл глаза: утробно рыкнув со сна, он сел, зевнул и поднялся во весь свой немалый рост. На герое не было ничего, кроме шторы, которую полубог тут же приладил вроде набедренной повязки; остатки белого мундира лохмотьями валялись под ним на полу, рядом с саблей. До пояса герой был и впрямь как герой, а ниже — вылитый сатир с козлиными ногами; стуча копытами, князь направился к столу, сыто отрыгивая и почёсывая бок, на котором рельефно отпечатались сабельные ножны.
— Мар, включай-ка невидимость, — шепнул Семён; в ту же секунду колпак невидимости прикрыл и его, и Олию.
— Значит так, — Семён решительно ткнул рукой в сторону козлоногого героя. — План несколько меняется. Эти страхолюдища так и не поняли, что с ними произошло, и считают всё происходящее вполне естественным. Потому никто с нами говорить, а тем более отдавать медальон за лечение не станет… Улучим момент и напоим князя из стакана! Он станет самим собой и мы утащим его из-за стола для объяснения ситуации. В смысле, что мы — лекари, пришли снять проклятье колдовского медальона, и далее по прежнему сценарию. Думаю, в обмен на возвращение нормального вида своей «любовочке» князь скупиться не станет. Надеюсь, что не станет, — Семён повернулся к Олии. — Давай стакан!
Олия молча порылась в сумке, ойкнула, и медленно вынула оттуда что-то плоское, кривое. Это был стакан — сплющенный и погнутый, безвозвратно погибший. Лечение князя, как и его гостей, отменялось…
— Я нечаянно, — чуть не плача, сказала девушка. — Наверное, когда стражников сумкой лупила… И шар предсказаний треснул! Вот беда…
— Чего-то в этом роде я и ожидал, — флегматично произнёс Мар. — Слишком уж всё сложно получалось, слишком заумно! А заумные планы, как правило, нежизнеспособны: обязательно на чём-нибудь, да проколешься… Семён, а ну их всех нафиг! Хозяевам всё одно не до нас, у них оргия с пусями-мусями и распеванием народных частушек, а слуги-черти добрались до бочек в подвале, нескоро появятся: нет им всем никакого дела ни до чего, кроме себя, любимых… Пускай резвятся! А мы по-простому, как и положено ворам, без лишних затей обшарим все комнаты, все шкафы, возьмём то, что нам нужно и гордо удалимся. Они к вечеру и без стаканотерапии в себя придут… Эх, хотелось бы поглядеть, что тогда будет! Ой как хотелось бы! — медальон злорадно захохотал. — Но работа есть работа…
— Придётся, — без энтузиазма согласился Семён. — Олия, поднимаемся на этаж к князю и ищем медальон, других вариантов нету, — воры-домушники направились к лестнице, оставив мифологическую шушеру на произвол судьбы, что, впрочем, той шушере ничуть не повредило, им и так было хорошо. Даже очень.
Возможно, гости князя будут с упоением вспоминать невероятный случай, приключившийся с ними в день рождения хозяина дома, ещё и внукам рассказывать станут. А может, и не станут, будут молчать до самого конца, кто знает? Правитель, одержимый демоном — это, знаете ли… Подчинённые могут и взбунтоваться, на всякий случай. Во избежание.
Покои князя на втором этаже, разумеется, никем не охранялись.
Дверь оказалась не заперта, у неё вообще замка не было: либо князь доверял своим людям во всём, либо был лют на расправу и в его комнаты никто не смел войти, даже в его отсутствие — второй вариант больше походил на правду.
Комнаты шли анфиладой, но почти в каждой было несколько дверей, которые вели в соседние помещения: Семён и Олия не стали обыскивать их все подряд, а двинулись сразу на поиски рабочего кабинета — ведь должен же здесь быть кабинет? Место уединения и обдумывания важных государственных дел. Вот его-то в первую очередь и надо было осмотреть, потом спальню, а после, если не повезёт, и всё остальное.
Обособленная комната, возможный рабочий кабинет, напоминала банкетный зал после выноса тел последних гостей: заваленная пустыми бутылками, с грязными тарелками и стаканами на стульях, с каким-то пыльным тряпьём по углам — комната вызвала у Семёна раздражение и отвращение. В центре рабочего кабинета стоял добротный письменный стол с грудами официальных бумаг, с опрокинутой сухой чернильницей и поломанным гусиным пером в ней… Похоже, князь малость недолюбливал канцелярскую работу.
Семён осмотрел стол, повыдвигал все ящики, но ничего, кроме пустых бутылок и драных носков, там не обнаружил. Оставаться в рабочем кабинете и рыться в бутылочных завалах ни Семёну, ни тем более Олии не хотелось: они пошли искать спальню князя. И довольно скоро её нашли.
Спальня отличалась чистотой и ухоженностью, не в пример комнате для подписания указов: стены и потолок спальни были задрапированы алым шёлком, пол закрывал мягкий ковёр с ворсом по щиколотку; высокие серебряные зеркала в виде дополнительных фальшивых окон создавали иллюзию необъятности помещения; несколько пуфов с бархатными сиденьями и золочёные тумбочки под зеркальными окнами завершали убранство спальни. Впрочем, нет: ещё в спальне было полным-полно оружия! Как ни странно, повсюду висели сабли — на стенах, в несколько рядов, и даже в изголовье необъятной кровати, крест-накрест; кровать была настолько велика, что на ней запросто могло разместиться с десяток влюблённых пар. А ежели потесниться, то и вся дюжина, если, конечно, пары не шибко толстые попадутся.
Чувствовалось, что спальня — любимое и ценимое место отдыха князя, что она ему дорога и рваных носков тут ни за что не найти. Как и пустых бутылок. Но есть ли здесь медальон, Семён не знал; надо было приниматься за поиски.
