Сергеевич Клеванский - Земля, которой нет
Девушка остановился и схватилась ручкой за козлы, открывая мне великолепный вид на глубокое декольте её сарафана. Но я ж, как никак, джентльмен, поэтому тактично упер свое зенки прямо в круп Коню.
— Да вот, матушка попросила передать, — с этими словами девушка по имени Роза, одна из первых красавиц на хуторе (деревня была большой, красавиц было немало), поставила мне в повозку крынку с молоком.
— Спасибо, — кивнул я, а потом полез в свой мешок. Немного пошарил там, а потом кинул Розе. — Передай ей в знак благодарности.
Оставив хуторянку в восхищении разглядывать настоящий гребень, я вновь тронул поводья и поспешил к выезду. Семья пышной красавицы держала у себя три коровы и поила молоком всю окрестность, но нам с Мией всегда ставили крыночку «за даром». Опять же, когда-то в детстве мы с Добряком чем-то им помогли и заслужили уважение. А уважение в деревне оно как деньги, порой даже дороже. Гребень же этого уважения только прибавит, вроде как стыдно мне уже месяц пить дармовое молоко, так что решил отплатить.
— Нда, — протянул я, жуя травинку. — И это еще Константин жаловался на интриги. Да тут прям Датский двор, а не «Хутор близь Диканьки».
Наконец я остановил коня около дома мясника. Спрыгнув с козлов, я манерно дернул за веревку колокольчика. Можно было просто перекинуть руку и открыть замок, а потом постучаться прямо в парадную, но так можно было поступать только с близким другом. Таким образом в наш с Мией колокольчик никто не звонил, а предпочитали стучаться на крыльце, а вот я всегда стоял на улице. Держал расстояние — опять же, это прибавляло моей персоне некоего весу и статусу.
Из ладного сруба, покрытого добротный черепицей, вышел крепкий мужик. Высокий, с кулаком пудовым и бородой чернее гари. Его звали Пилигрим, что заставляло меня икать при каждом произношении столь родных слуху звуков.
— Тим, засыпа, решил до города съездить? — спросил меня мясник, пожимая руку.
Я было хотел сказать, что мне, за выслугу лет, вообще положено спать до третьих, а то и пятых петухов, но смиренно стерпел «засыпу».
— Да, — кивнул я. — Стены уже подправил, надо бы крышей заняться. А то как хлынут дожди, а у меня на крыше солома да ветки с глиной.
— Ну ладно, если помощь какая — ты кликни, я своих дерьмоедов тебе на подмогу выдвину.
— Спасибо Пилигримм, но я уж сам как-нибудь.
Мясник засмеялся.
— Да ты всегда сам. Еще помню малым здесь носился, тоже все сам, да сам, а кого потом из колодца доставали?
— Доставали Добряка, потому что он перепил и не мог за мной угнаться, — с ходу парировал я.
— Тоже верно. Ну, слухай сюды, как до Гальда доедешь, там на базарной площади к пятой палатке подойди. Спросишь Хрума — скажешь, что от меня. Он тебе лучшую черепуху то и подгонит. Скидки какой не обещаю, но может сторгуетесь по-божески.
— Спасибо тебе Пили, — улыбнулся я, а потом вновь полез в мешок. На этот раз я отдал бирюзовую шелковую ленточку. — На вот, слышал у твоей именины скоро.
— Да, — отмахнулся мясник, впрочем ленту забрал, аккуратно убирая такое сокровище за пазуху. Ленты в волосах могли себе позволить только жены самых зажиточных хуторян. — Мясо-то тебе к вечеру нести или пораньше?
Как вы могли догадаться, мясо я тоже получал хоть и не бесплатно, но по сходной цене. Семь медяшек, против двадцати, за кило свинины или почти серебрушку, против почти двух серебряных за окорок говядины, это уже о чем-то говорит.
— Да пока не надо, я третьим вечером из лесу с хорошим уловом вышел.
— С хорошем уловом он вышел, — прозвучал весьма знакомый голос и мы с мясником мигом втянули головы в плечи. Это была жена Пилигримма — Гнелька, всем известная бабища. По-другому и не назовешь. Она, когда-то, лично при мне целого борова над головой подняла — штанговый спорт по ней рыдал горькими слезами. — Вот, Пили, смотри какой молодец — и с охотой справляется, и торгуется будто ему демон на язык насрал, — вопреки логики, это было вовсе не оскорбление, впрочем, это не мешало моим ушам заворачиваться в трубочку. — И дом сам правит, а жинку то какую достал — первую красавицу. А что твои, все по гульбам, да к восьмому вечеру в таверну.
— Они и твои, между прочим, тоже, — насупился мясник.
— Мои, да пошли в тебя, — глядя на скалку, зажатую в руках, толщиной с молодую березку, я невольно сделал пару шагов назад. — Тимка, ты бы с Мией пришел к ужину. Я вон рагу сделала, пирожков напекла, посидели бы немного.
— Простите, Гнелья, но мне дела еще делать. Крышу править, сарай ставить, забор поднимать.
— Сарай, — удивилась супруга мясника. — А то что ты вторую декаду поставил, это разве не сарай?
— Эткнюшня, — процедил я, отворачиваясь в сторону.
— Что-что?
— Мне второй нужен, — натянуто улыбнулся я.
— Во! — уважительно кивнула Гнелька. — Смотри какой молодец вышел, а твои что?!
— А что мои?
Так, переругиваясь, супруги ушли в горницу, а я, развернувшись, поспешил к повозке. Вы не подумайте дурного, но у них просто так сложилось. Сколько помню эту пару — всегда собачились, но живут «душа в душу», насколько это можно при бесконечных криках. Про охоту я не врал.
Недавно обнаружил что в ларце осталось «всего» полторы сотни золотом. В кавычках, потому как для местных это невероятное сокровище, сравнимое с тем, что в легендах дракон стережет. А вот по-моим меркам это была не такая уж большая сумма, и тратиться на мясо было не с руки. Так что я сладил себе лук, наточил стрел и пошел на дело. Проведя в лесу два дня, я вышел из него с молодым оленем, тремя кроликами и лисой. Лису, конечно, не съешь, но она хотела загрызть моих кроликов, за что поплатилась. К зиме, из её меха сделаю Мии шапку, ну или продам по осени торговцам. Они всегда в это время по хуторам ездят.
— Пошел, — погнал я Коня.
Тот снова зафырчал, но телегу потянул. Я же, хлопнув себя по лбу, перегнулся через козлы и специальным ремешками закрепил крынку, накинув на её что-то вроде покрывала — так не разобьется. А вообще Роза та еще лиса. Нет чтобы принести мне «дар», когда я из города буду ехать, так нет, хотела ведь убедиться в том что я уезжаю. Наверняка сейчас соберет подруг и к Мии пойдет — байки слушать. Лиамия здесь первая рассказчица для юных леди, уж не знаю, что она там девкам рассказывает, но те её слушают рты разинув, а смуглянка натурально кайфует с этого.
Ну, хоть занятие себе нашла. А то в первые декады она то готовить бралась, я тогда подумал, что отравить хочет, то в вопросах стройки мне помогать, благо успел её из под падающего бревна вытянуть, то шить, потом все пальцы травкой специально обматывали, то вообще дрова рубить. То кошмарное утро, когда у меня чуть все волосы сединой не пошли, я не забуду даже в следующей жизни. Единственное что умела делать Мия — не капать мне на мозг. Вот это у неё получалось прям безупречно, так что по сути я был всем доволен. Что же до дочери Визиря, то она с рутиной справлялась вполне успешно и лица её не покидала счастливая улыбка. Правда иногда, когда у неё плохое настроение, мы тренируемся в фехтовании. Делать это приходится в лесу, чтобы сельчане не видели. И если раньше её скорость была почти такой же, как у меня, то сейчас смуглянка мне казалась мухой, застрявшей в киселе. Что, в свою очередь, сильно раздражало Мию, в которой теплился неутомимый боевой азарт. В общем, иногда ночи проходили совсем не так, как того бы хотел один бывалый наемник.
