Вольф Белов - Бельфеддор
– Это была не темнота, дитя, – произнесла женщина. – Это была Тень.
– Она придет за мной? – неожиданно спросила Аксеттис.
– Почему ты так решила? – насторожилась ведунья.
– Мне так кажется, – тихо ответила девочка. – Я это чувствую.
Минея присела рядом, обняла девочку и прижала ее к себе.
– Не бойся, дитя мое. Тень не получит тебя. Никогда.
– Я не боюсь, – спокойно ответила Аксеттис.
– Я знаю, что ты храбрая девочка, – улыбнулась Минея. – Но все же хочу предупредить тебя. Скоро в твоей жизни появится большой черный человек. Ты увидишь, что в его сердце чернота, но не бойся. Доверься ему.
– Разве можно доверять человеку с чернотой в сердце? – удивилась девочка.
– Этому можно, – заверила ее ведунья. – Ты сама это почувствуешь.
Аксеттис кивнула и вдруг спросила:
– Маме про это говорить нельзя?
– Лучше не стоит, – ответила ведунья. – Она не поймет.
Услышав шорох травы, Минея оглянулась и сказала:
– Должно быть, это за тобой.
Через луг к ним быстрым шагом направлялась высокая стройная женщина с перебитым носом, одетая как мужчина.
– Да, это Мета, – кивнула девочка. – Ее послала мама. Наверное, мама опять будет недовольна.
Приблизившись к жрице и девочке, Мета произнесла:
– Опять ты вблизи круга, маленькая непоседа. Хорошо, хоть сегодня не зашла внутрь.
– Я вовремя увидела ее, – сказала Минея. – Не стоит ругать ее, она славный ребенок.
– Ее мать думает иначе, – бесстрастно отозвалась Мета.
– Почему мне нельзя в круг? – спросила Аксеттис.
– Я уже много раз говорила тебе: туда никому нельзя, – строго сказала Мета.
– И даже мне? – с детской наивностью удивилась девочка.
– Тебе – особенно, – отрезала Мета, нахмурившись.
– В священном круге живет сам Горронг, бог нашего острова и всего моря, – пояснила Минея. – Его покой охраняют тысячи верных слуг-морагов. Только жрецы могут пройти к святилищу – всех остальных там ждет смерть.
– Но ведь я уже была там, и ничего не случилось, – напомнила девочка.
Несколько дней назад ей действительно удалось попасть в священный круг Горронга, где ее и разыскали жрецы по просьбе матери. Тогда мораги не тронули девочку, и Минея, и Мета знали – почему. Ни мораги, ни даже сам Горронг, грозный бог моря, не посмели бы причинить Аксеттис никакого вреда, ибо знали ее предназначение.
– Идем, я отведу тебя домой, – сказала Мета, взяв девочку за руку.
Аксеттис послушно последовала за служанкой своей матери. Обернувшись на ходу, девочка помахала рукой старой ведунье, Минея махнула в ответ.
Крепко держа девочку за руку, Мета повела ее обратно в город. Аксеттис едва поспевала за женщиной, чуть не падая, но та ни разу не сбавила шаг и больше не произнесла ни слова. Аксеттис тоже не просила идти помедленней, так как знала, что это бесполезно. Ни мать, ни тем более ее суровая служанка не баловали девочку излишним вниманием и лаской.
Когда Мета втащила девочку на широкий двор, сверху послышался недовольный голос:
– Где ты была, дрянная девчонка?
Подняв голову, Аксеттис увидела мать, стоявшую на террасе.
– Я гуляла, мама, – тихо ответила девочка, потупившись.
– Ты опять бродила возле священного круга? Какой дьявол все время тянет тебя туда?
Аксеттис еще ниже опустила голову. Мать махнула рукой и приказала:
– Ступай в свою комнату и без моего разрешения оттуда ни шагу. Если сбежишь снова, посажу тебя в подвал.
Мета выпустила руку девочки и подтолкнула ее в спину. Аксеттис убежала, а Мета поднялась на террасу к своей госпоже – опальной ногарской аристократке Цемее.
– Она все равно уйдет, – заметила служанка. – Ее постоянно тянет к святилищу. Ведь ты сама прекрасно знаешь, кто она такая.
– Знаю, – кивнула Цемея. – Тебе придется следить за ней. Можешь не церемониться, если понадобится – посади ее на цепь.
Мета усмехнулась.
– Ты до такой степени не любишь свою дочь, что готова держать ее на цепи?
– Не люблю? – Цемея холодно рассмеялась. – Да я просто ненавижу ее. Она напоминает мне о нем. Ты разве не видишь сама, как они похожи? Я с удовольствием задушила бы ее собственными руками, но она нужна им.
Последние слова Цемея произнесла многозначительно, но Мета и без того знала, кого хозяйка имеет в виду.
– Если с ней что-нибудь случится, они не простят, – продолжала Цемея. – Тогда наша участь будет незавидной. Поэтому мы вынуждены оберегать ее, и это просто бесит меня. Скоро они придут за ней. Жаль, что я не увижу, как она умрет.
– Мне казалось, ты хотела этого ребенка, – заметила Мета.
– Поначалу – да, – не стала отрицать Цемея. – Тогда моя ненависть к ее отцу еще не была так сильна, да и кто мог знать, что мы окажемся здесь, а не на плахе. Когда готовишься окончить свои дни от рук палача, далеко в будущее не заглядываешь. А потом они не позволили избавиться от ребенка, и мне пришлось вынашивать это ненавистное дитя. Тогда я еще могла надеяться, что они вытащат нас с этого проклятого острова. Но вот прошло уже семь лет, а мы по-прежнему здесь, в заточении, и отрезаны от всего мира. Их я теперь тоже ненавижу. Мне ненавистен весь этот мир. Пусть забирают девчонку, проводят обряд и потопят весь мир в крови. И его заодно. Ведь благодаря ему мы оказались здесь.
При этих словах Цемея сжала кулаки так, что острые ногти до крови врезались в ладони. Ее ненависть ко всему миру действительно была очень велика. Вот уже более семи лет они с Метой пребывали на острове Горронга, в числе прочих тысяч мужчин и женщин, отправленных сюда императорским судом в вечную ссылку. С незапамятных времен правители Ногары использовали этот остров в качестве тюрьмы для неблагонадежных подданных империи. Благодаря изворотливости ума и былому статусу благородной ногарской аристократки за несколько лет пребывания на острове Цемея добилась достаточно высокого положения в обществе. И все же это была тюрьма, а она являлась одной из заключенных. Здесь не было стражи, никто не охранял пленников, но выход с острова был закрыт им навсегда. Тот, кто ступал на остров по приговору императорского суда либо просто по собственной неосторожности, был обречен оставаться здесь до конца своих дней, ибо предназначался в дар Горронгу и являлся собственностью грозного бога Круглого моря. Горронг не отпускал ни тех, кого получал в дар, ни их детей – и правил в своей островной обители с изрядной долей жестокости, требуя кровавых жертв. Из года в год, из месяца в месяц избранные жрецами жители острова отправлялись к жертвенной скале, где становились пищей бога-людоеда, и участь эта грозила любому, невзирая на пол и сословия.
