Елена Хаецкая - Возвращение в Ахен
Манари смерил его высокомерным взглядом.
— Ты что, Осенний Лист, сомневаешься в моем опыте полководца?
— Спаси меня Сам-Погибай от подобных сомнений! — ответил Осенний Лист. — Но ведь доспех может оказаться великоват нашему Андвари — я это хотел сказать. Как же тогда он сумеет усыпить бдительность врагов?
Манари немного подумал.
— Ну что ж, вопрос правомерный. Я думаю, сделаем так. Доспех наденут двое. Один встанет на плечи другому. Осенний Лист, тебя я назначаю ногами.
— Но я… — начал было желтоглазый хэн, однако Манари оборвал его, повысив голос:
— Разговорчики! Приказы не обсуждают! Мы находимся в состоянии войны… Эй, а ты куда?
Этот вопрос был обращен к пожилому хэну, который вдруг поднялся и побрел вниз по склону.
— А, надоело… — проворчал пожилой хэн. — Я было забыл, что такое война, а теперь вдруг вспомнил и враз надоело. Слишком шумно. Хэны — народ одинокий, сам знаешь…
— Дезертир! — презрительно бросил Манари ему вслед и отвернулся. — Итак, я возвращаюсь к нашему первоначальному плану. Андвари и Осенний Лист усыпляют бдительность охраны…
Он не успел договорить. Холм, на котором стоял замок, загудел. Страшный звон нарастал, превращаясь в оглушительный вопль, словно кричал от невыносимой боли огромный тролль. Каменные стены замка дрогнули и затряслись.
— В укрытие! — крикнул Манари.
Поскольку никто из молодых хэнов не знал, что это такое, они просто сбились в кучу, зажимая уши коричневыми ладошками.
Замок Торфинна трясся, стонал, кряхтел, но не падал. Он размывался, становясь вязким, как тесто, и чья-то невидимая рука ухватила его и потянула вверх, сминая стены и башни, точно они были вылеплены из сырой глины.
Утратив прежние очертания, замок поднялся ввысь, и глазам перепуганных зрителей предстал грозный силуэт металлического конуса. Острый шпиль вонзался в потемневшее небо. Серый туман клубился вокруг чудовищного сооружения, скрывая его четкие, хищные контуры, и замок выступал из мглы неясной громадой, с каждым мгновением наливаясь чернотой.
Громыхнул гром. По металлическому конусу прошла судорога, и глубинный алый свет пробежал по нему снизу доверху. На шпиле вспыхнула и угасла молния. Вопль стал тише, как будто кричавший устал, и теперь с непрерывными раскатами грома сливался монотонный стон, полный муки и утомления от долгого страдания. Алый свет не угасал. Улетев с острой верхушки конуса ослепительной вспышкой молнии, он снова зарождался у его основания, все более яркий и нестерпимый. Металлические стены дрожали все сильнее, они стали изгибаться, меняясь с каждой секундой.
Манари, выглянувший на мгновение из-под капюшона, увидел, что конус превращается в гигантскую человеческую фигуру. Белый свет, срывающийся с вершины, развевался на ураганном ветру, как волосы. Шторм бушевал под облаками, не затрагивая травы. Черное, облитое металлом тело корчилось, пожираемое пламенем. Казалось, убийственная красная искра вспыхнула прямо в чреве исполина и, застав его врасплох, разгорелась и охватила его с головы до ног.
Вдруг огонь поднялся почти до небес, скрывая зловещий силуэт погибающего титана, — и тут же опал на землю и погас. Вместе с ним упал, рассыпавшись, и человекоподобный образ, мелькавший в пламени. Еще минуту доносился еле слышный смертный стон, но потом утих и он.
Огромное пространство вокруг того места, где совсем недавно горделиво высился восьмибашенный замок, было теперь густо усыпано хлопьями ржавчины. Манари смахнул ее с плаща и встал на ноги. В ушах у него до сих пор звенело.
Андвари лежал, уткнувшись лицом в землю. Наклонившись, ветеран тряхнул его за плечо.
— Все кончено, — сказал он сиплым голосом. — Можно вставать.
— Кто победил? — спросил молодой хэн, продолжая лежать с зажатыми ушами.
Манари с трудом оторвал его ладонь от уха и крикнул:
— Наши! Наши победили!
Осенний Лист пошевелился, выбрался из-под упавшего на него Андвари и сел, потирая глаза.
— Боги… — простонал он. — Никогда больше не стану воевать.. До чего же много шума! До сих пор в голове гудит…
Кряхтя и стеная, хэны кое-как вставали, мотали головами, ощупывали руки и ноги и все никак не могли поверить в то, что остались целы после такой ужасной битвы.
Неожиданно Осенний Лист пошатнулся и схватил Манари за плечи.
— Что мы наделали? — закричал он в отчаянии. — А наши друзья, наши соратники, Кари и Кабари?.. Они же сгорели в проклятом замке! Как можно было начинать операцию, не подумав заранее о последствиях победы?
— На войне всякое случается, — веско ответил Манари. — Я знаю ее не понаслышке, поверь мне, Осенний Лист. И я знаю, что могут быть и жертвы. Более того, жертвы неизбежны. Они погибли не напрасно. Они сгорели во славу отчизны!
— «И дым отечества нам сладок» — сомнительное божество, — заметил Андвари с подозрением в голосе. — Ты что, Манари, еретиком заделался?
— И-Дым — бесспорный бог, а ты, как я погляжу, у нас большой невежда, — огрызнулся Манари. — В ортодоксы лезешь, а в богах толком не разбираешься.
— Бесспорный бог — «Нет дыма без огня», — возразил Андвари. — Ты, уважаемый Манари, позабыл кое-что за давностью лет.
— Разговорчики! — рявкнул Манари, вовремя вспомнив о том, что он полководец. — Нам нужно осмотреть руины и собрать трофеи. А теологические споры оставим на вечер.
На это было нечего возразить. Все еще оглушенные, хэны поднялись по склону. Ржавчина лежала на земле огромной горой. Ничего, кроме ржавчины, здесь не было. Ни драгоценных камней, ни книг, ни оружия. Не увидели они и трупов. Рассыпалось и превратилось в ржавую пыль все: алебарды и пики, кольчуги и шлемы, камины, лестницы, столы и стулья, флаги и плащи, винные бочки и орудия пыток…
— Вс„, — горестно произнес Осенний Лист. Он сел на холмик посреди огромного ржавого поля и заплакал.
И тут холмик под ним задергался. Осенний Лист скатился с него и упал на бок. Наружу высунулась морда огромной ящерицы. Она зашипела, выплевывая струйку синеватого пламени, и тут же взвизгнула и захлопнула пасть. Чей-то надтреснутый голос, приглушенный толстым слоем пыли, прикрикнул:
— Ах, ненасытная утроба! Вылазь, кому говорят!
Царапаясь когтями, ящерица напряглась, пригнула голову и с усилием выволокла на поверхность свой длинный хвост. И тогда стало видно, что в хвост вцепилась человеческая рука. Это была старческая морщинистая рука, вся унизанная золотыми кольцами. На среднем пальце их было три, причем одно поражало своими размерами. Сверкнул изумруд, и тут же вокруг него заискрились россыпью крошечные бриллианты. Недобрым багровым светом вспыхнули на указательном пальце три больших рубина.
