Юлия Славачевская - Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
— Пошли отсюда! — протянул он мне руку. Прорычал: — Пообедаем в другой раз…
Угу, если выживем!
В машине, куда мы влетели со скоростью болида, Грег повернулся ко мне и с нажимом спросил:
— Надеюсь, ты понимаешь, что должна мне объяснение?
— Ты о чем? — попыталась я уйти от ответа.
— Я о том… — Мужчина сделал зловещую паузу. — Сначала меня чуть не отравили! Потом я пошел в туалет, откашлялся и решил… э-э-э… облегчиться. Так вот, как только я устроился у писсуара, ко мне с обеих сторон пристроились два громилы и начали, пардон, заглядывать мне в ширинку!
— Может, они просто не знали, как правильно пользоваться этим предметом? — предположила я, сдерживая смех, но искренне жалея приятеля.
Грег поднял брови:
— Джулиэн, я могу отличить невежество от невоспитанности! Тем более мне посоветовали держать штаны застегнутыми!
— А писать тогда как? — сделала я большие глаза, раздумывая — сказать правду или промолчать?
— Я указал им на эту деталь, — невозмутимо продолжил Лаваццо. — И ушел в кабинку, давая им возможность помериться размерами между собой. Но на меня сверху вылили ведро воды с пожеланиями остыть! И забаррикадировали дверь!
— Какой ужас! — возмутилась я. — Ты позвал на помощь?
— Я попытался, — кивнул Грег. — Но кто-то включил на полную громкость музыку на телефоне, и меня не услышали. Пришлось выбираться самому. Через низ я не умещался, сама понимаешь, поэтому полез через верх и под: «Звените, колокольчики, звените всю дорогу!»[21] вляпался в ведро с водой! Причем меня еще и долбануло током! Так что позвенел я на славу!
— Какой ужас! — посочувствовала я ему, стараясь подавить в себе неприличный хохот. Перевела «стрелки»: — Ты предъявил претензии руководству ресторана?
— Нет, — признался Грег. — Тогда я мог только стонать тонким голосом и полностью забыл нормальные слова. Спасибо персоналу — костюм помогали сушить и граппой отпаивали.
— Вернемся? — предложила я в непритворном раскаянии.
— Зачем? — вытаращился на меня Лаваццо. — Добавить? Так мне уже хватило!
— Нет, — покачала я головой. — Я поругаюсь с руководством и стребую с них компенсацию за моральный ущерб!
— Благодарю покорно! — отказался мужчина, поджимая губы. — Но мне уже хватило сегодняшнего обеда, и больше позориться я не желаю! — Грег остановил машину и повернулся ко мне. — Так кто это был, Джул?
— Предполагаю — Никос Казидис, — вздохнула я, неохотно признаваясь. — Я видела его в ресторане.
— «Казидис Интернэшнл»? И чем я ему насолил? — удивленно спросил Грег. — С какой стати он так упорно пытался меня нейтрализовать? У нас нет общих интересов!
— Есть, — повинилась я. — Уже есть.
— Это какие же?
— Я! — Пришло время признаваться, пока кто-то не пострадал.
— Это я уже понял, только я не знал, что вы встречаетесь, — обиженно фыркнул Грег, поджимая губы.
— Мы и не встречаемся, — уныло сказала я. — Мы просто женаты. Только это не афишируется!
Наступила долгая пауза, во время которой каждый думал о чем-то своем, родном и близком. Или о ком-то.
— Тебе нужна помощь? — помолчав, спросил мужчина. Уверенно произнес: — Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Могу. Но подставлять друзей и близких — не мой стиль.
Уточнение: к Никосу последнее не относится!
— Это моя война, — покачала я головой.
— Тогда помоги тебе Бог, Джулиэн, — произнес Лаваццо, гладя меня по руке. Попытался утешить: — Может, получится избавиться от дальнейших подобных… гм, неприятностей…
Это вряд ли! Никос — дорогой кейс без ручки. Такую ношу и тащить тяжело, и выкинуть жалко… безалаберно… Преступно. Разорительно… Такой генофонд!
И о чем я думаю? О демографии! Спасите!
ГЛАВА 28
Глазки к носику, бровки домиком — опять меня погладили ломиком!
— Все пройдет… — Я сидела, качаясь маятником, на балконе своей квартиры на третьем этаже, с видом на Центральный парк. — Пройдет и это…
Подтянула повыше плед, поджала ноги на кушетке.
Тянуло туманом и сыростью.
Внизу подо мной, в «городе, который никогда не спит», как еще называют Нью-Йорк, по улице и аллеям Централ-парка ленивой трусцой бегали джоггеры в наушниках. Рьяные собачники преданно выгуливали громадных псин и гавкучих мосек. Детишки перебрасывались мячиками и тарелками.
Стрекотали птахи в зарослях, и нахально чирикали воробьи. Доносились визгливые крики гусей и кряканье уток. Мамаши катили коляски. Кто-то устраивал себе пикник; слышались голоса театрализованного представления, разворачивающегося где-то невдалеке, чуть правее. Время от времени со звонким цоканьем копыт торжественно проезжали украшенные лентами экипажи и с ветерком проносились конные всадники.
Удивительное место. Рукотворный лес. Громадная территория внутри города. Здесь можно зимой кататься на коньках и на санках, летом — бегать по аллеям, грести в лодке на Озере (именно так, с большой буквы!), удить рыбу, кормить белок и даже собирать грибы. Можно поваляться на земле и поиграть в бейсбол. Налопаться купленных у торговцев хот-догов, «шиш-кебабов» и жареных каштанов. Полакомиться мороженым. Сходить на детские карусели и в зоопарк.
Еще тут устраивают рок-концерты, водят экскурсии, гоняют на велосипедах, постоянно работают художники. Здесь день-деньской едят, спят, дышат свежим воздухом, занимаются спортом, работают, играют, отдыхают, целуются и ругаются. Словом, нормальный круговорот существ в природе…
— Все пройдет… — завела я бесконечную мантру сначала. В голове пусто до одурения. Тело словно деревянное.
Дотянулась до кружки с кофе. Заглянула внутрь. Задумалась — зачем взяла. Поставила.
— Все пройдет…
Разрывались домашний и сотовый телефоны.
Плевать. Не хочу ни с кем говорить. Обойдутся.
— Все пройдет…
Внутри все замерзло от боли. Карающий ангел, больной любовью к смертному грешнику, — нонсенс! Ошибка природы.
Темнеющее небо затянулось розовыми от заходящего солнца облаками. Ветер обрел силу и начал забираться под плед из красно-синей шотландки, ощутимо кусая за голые ноги и руки.
— Все пройдет…
Я закрыла глаза, чтобы не видеть буйства красок, показывающих, как хороша и многообразна жизнь.
— Все пройдет… — И протянула руку к кружке.
— Что пройдет, котенок? — раздался знакомый голос. — Жизнь?..
Инстинкт сработал первый, а мозг опоздал. Я метнула кружку на звук.
Звон разбитого стекла и громкие воспоминания о кровных родственниках по женской и мужской линии.
