Песнь Шаннары - Брукс Терри

И, так же как Брона, Бреман бросил вызов Кругу и сам принялся за изучение секретов магической силы, которую выпустил в мир Брона, мятежный друид. Но Бреман-то уже знал, чем это может обернуться, и подошел к своим занятиям очень осторожно. Он был уверен, что Брона еще вернется, и действительно Чародей-Владыка потом захватил Паранор и уничтожил друидов. А Бреман предвидел это и спасся. Он решил во что бы то ни стало обуздать темную силу, освобожденную Броней, и упрятать ее подальше, чтобы никто уже не смог поддаться искушению овладеть ею. Непростая задача, да. И он полностью посвятил себя ей. Друиды возродили магию, и Бреман, последний из них, считал своим долгом очистить мир от темного колдовства. — Алланон помедлил. — И тогда Бреман с помощью древней эльфийской магии создал Меч Шаннары — оружие, способное уничтожить Чародея-Владыку и его черных приспешников, Слуг Черепа.

Бреман выковал легендарный Меч в смутное время Второй Битвы Народов, когда полчища Зла угрожали Четырем Землям. Выковал, обратившись к магии эльфов и своему колдовскому искусству. Он отдал этот Меч королю эльфов, Ярлу Шаннаре. С волшебным Мечом король должен был выйти на битву с мятежным друидом и уничтожить его.

Но вы знаете, что у Ярла Шаннары ничего не вышло. Он не смог до конца подчинить себе силу Меча, и Чародею-Владыке удалось бежать. Хотя эльфы выиграли ту битву и армия Зла была вынуждена отступить, Брона остался жив. Прежде чем он вернется, должно пройти еще много лет, но в конце концов он обязательно вернется. Это было очевидно. И Бреман хорошо понимал, что, когда этот день настанет, его самого уже не будет в живых. Однако он поклялся остановить Брону… а Бреман всегда исполнял свои клятвы. — Голос друида понизился вдруг до едва различимого шепота, в непроницаемо-черных глазах застыла боль. — И вот тогда он сделал три вещи. Он избрал меня своим сыном, чтобы живой потомок друидов был в мире, когда вернется Властелин Тьмы. Он продлил свою жизнь, а потом и мою с помощью волшебного сна, для того чтобы я мог встретить Чародея-Владыку и защитить от него народы. И еще одно: когда время его уже подходило к концу, Бреман в последний раз обратился к магии и привязал свою душу к этому миру, в котором тело его не могло остаться. Чтобы даже оттуда, из-за пределов жизни, он смог увидеть, как исполнится его клятва. — Друид сжал кулаки. — Он привязал себя, душу без плоти, ко мне! Сильнейшая магия скрепила эту связь, связь отца с сыном. И душа Бремана ушла в темный мир, где прошедшее с будущим слиты воедино, где нет ничего, лишь пустота, но откуда, если вдруг будет нужно, ее можно вызвать сюда. Вот какую судьбу избрал, себе Бреман: существование без надежды, без утешения. И пока все не кончится, освобождения не будет. Пока оба мы не уйдем…

Алланон резко оборвал себя, словно невольно слова его выдали то, о чем он хотел умолчать. И для Брин будто приоткрылась завеса над тайной, окутанной до этой поры мраком, — мелькнул неуловимый, ускользающий проблеск понимания того, что так упорно скрывал друид после своего разговора с духом Бремана в Сланцевой долине, когда дух восстал из вод Хейдисхорна и открыл друиду, что ждет их всех в будущем. И тогда Алланон утаил от них с Роном самое главное. Да, Брин поняла это сразу, и именно скрытность друида и породила, наверное, то навязчивое предчувствие. И какую-то обреченность.

— Однажды я думал, что все уже кончилось, — продолжал Алланон после внезапной паузы. — Когда Шиа Омсворд разгадал тайну Меча Шаннары, подчинил себе его силу и уничтожил Чародея-Владыку. Я действительно думал, что клятва Бремана исполнилась. Но я ошибся. Хотя Чародея-Владыки больше нет, темная магия не исчезла из мира. Она не была уничтожена или хотя бы заключена в недосягаемых пределах. Она сохранилась на страницах Идальч, укрытая в недрах Мельморда, и ждала тех, кто придет за ее темной силой. И они пришли.

— И стали призраками-Мордами, — закончил за него Рон Ли.

— Рабами силы, как раньше — Чародей-Владыка и Слуги Черепа. Думая стать хозяевами, они превратились всего лишь в рабов.

“Но что же за тайну хранишь ты, друид?” — беззвучно шептала Брин и ждала. Ждала, что сейчас он скажет…

— Значит, Бреман не сможет освободиться, пока Идальч существует, пока книга не уничтожена, да? — Рон был слишком захвачен историей Бремана, чтобы разглядеть то, что увидела Брин.

— Он поклялся уничтожить ее, принц Ли, — прошептал Алланон.

“И ты. И ты тоже”, — мелькнуло в сознании Брин.

— И вся-вся черная магия исчезнет с земли? — Рон с сомнением покачал головой. — Но разве такое возможно? После стольких лет, стольких войн из-за нее, стольких отданных жизней…

Друид смотрел куда-то вдаль.

— Век кончается, горец. Этот век на исходе.

Потом настала долгая тишина, она словно излилась из мрака ночи и наполнила собою все пространство маленькой комнатки. Трое людей сидели в глубокой задумчивости, избегая встречаться друг с другом глазами, чтобы невольно не выдать своих мрачных мыслей и опасений. “Такие чужие друг другу — незнакомцы, которых свело общее дело, без искренности, без понимания, — думала Брин. — Мы идем вместе к единой цели, и все-таки связь так тонка… так невозможно тонка…"

— А у нас получится, Алланон? — Рон Ли первым нарушил затянувшееся молчание. — Хватит ли у нас сил уничтожить ту книгу?

Какое-то странное выражение промелькнуло в глазах друида, как будто он что-то знал, но не хотел выдавать своих знаний. А потом очень тихо он произнес:

— У Брин Омсворд есть сила. Она — наша надежда Брин лишь с горечью улыбнулась и покачала головой:

— И надежда, и нет. Та, кто спасает и кто разрушает. Помнишь эти слова, Алланон? Так сказал обо мне твой отец.

Друид молчал. Он только сидел и смотрел девушке в глаза, сумрачно, странно.

— А что он еще говорил тебе, Алланон? — наконец решилась Брин. — Что еще? Мучительно долгая пауза…

— Что в этом мире я больше его не увижу.

Тишина словно сгустилась в непроницаемую пелену. Брин поняла, что подошла уже совсем близко к тайне, хранимой друидом. Рон Ли нервно заерзал на стуле, взгляд метнулся, отыскивая глаза девушки. И во взгляде горца была неуверенность. И даже испуг. Рон не хотел ничего больше знать. Ничего, больше этого. Брин отвела глаза. Что ж, она их надежда, и она должна знать. Все, до конца.

— И это все? — тихо, но очень настойчиво спросила она.

Алланон медленно выпрямился, на его изможденном лице промелькнула улыбка.

— Омсворды словно одержимы стремлением всегда докопаться до правды. На меньшее вы не согласны — никто. Хоть бы кто-нибудь из вас для разнообразия удовольствовался тем, что есть.

— Что сказал Бреман? — не отступала Брин. Улыбка мгновенно исчезла.

— Он сказал, Брин Омсворд, что, когда я на этот раз покину Четыре Земли, я уже не вернусь.

Не веря услышанному, и горец, и девушка, потрясенные, смотрели на друида. Когда народам Четырех Земель грозила опасность от порождений темной магии, Алланон всегда возвращался сюда, в их маленький мир (всего-то Четыре Земли), и всегда предлагал помощь. Это было так же надежно и верно, как то, например, что за весной приходит лето. И ни разу еще такого не было, чтобы, когда он нужен, друид не пришел.

— Я не верю тебе, друид! — возбужденно проговорил Рон, явно не в силах придумать ничего более подходящего. И в голосе горца послышались гневные, даже слегка истеричные нотки.

Алланон покачал головой:

— Век на исходе, принц Ли. Он проходит, и я ухожу вместе с ним.

Брин тяжело сглотнула. В горле так пересохло, что она едва смогла выдавить:

— А когда… когда ты?..

— Когда будет нужно, Брин, — то ли прервал, то ли закончил за девушку Алланон. — Когда придет время.

Он поднялся — черный, как ночь, и неумолимый, как ее приход, — и протянул над столом руки. Не отдавая себе отчета, Брин и Рон крепко сжали эти огромные ладони в своих, и на какую-то долю секунды трое людей стали как будто одним существом.

А потом друид коротко кивнул, словно бы завершая тем самым разговор: