Шлейф сандала (СИ) - Лерн Анна
- Прохор, спрячешься за шторой и станешь подслушивать. Если я скажу, что у меня трое детей, сразу беги домой, бери Танечку и Машутку. Приведешь их прямо в зал. Понял?
- Чего уж непонятного! – захихикал мальчишка. – Сделаю! Устроим вам детей, Еленочка Федоровна!
Тимофей Яковлевич ответственно выполнял свою миссию. Он что-то рассказывал вальяжно сидевшему в кресле барону, подливал ему наливки, подсовывал соленый огурчик и тоненько нарезанное сальцо.
Лапин угощался, кивал, слушая «соловьиные трели» дядюшки, но его глаза пристально рассматривали окружающую обстановку. При виде его неприятного лица, по спине пробежали мурашки отвращения, но я взяла себя в руки. Сейчас главное – не выдать себя.
При моем появлении мужчины мягко сказать опешили. Особенно дядюшка. Видимо, он сначала не признал в этом колобке свою родственницу, но мой взгляд привел его в чувство. Тимофей Яковлевич наблюдал за мной, приоткрыв рот, а я вдруг заметила на одной из тумбочек пачку его папирос. О, это тоже подойдет!
Выудив из пачки папиросину, я чиркнула спичкой и затянулась. Матерь Божья… Мои легкие чуть не выскочили наружу, но лицо оставалось равнодушно-отстраненным. Если бы хоть кто-то мог знать, чего мне это стоило…
Зато барон смотрел на меня как на богиню, спустившуюся с небес. Его глазки масляно заблестели, лоб вспотел, а губы затряслись. Похоже, его милость поплыл при виде сбивающей с ног красоты, идеал которой я и являла.
- Неужто это и есть ваша родственница, Тимофей Яковлевич? – протянул он, не сводя с меня взгляда.
- Она и есть, ваша милость, - подтвердил дядюшка. – Волкова Елена Федоровна.
- Очень приятно! – барон вскочил с кресла и пошел на меня враскоряку. – Я так рад познакомиться с вами!
О нет, дружок, так не пойдет. Мне еще твоих ухаживаний не хватало!
Я протянула ему руку для поцелуя, внутренне содрогаясь при виде того как к ней тянутся толстые мокрые губы.
Барон облобызал мою конечность, выпрямился, и я выдохнула ему в лицо струю серого вонючего дыма.
- Я тоже очень рада, ваша милость. Что привело вас в мою парикмахерскую? – я старалась говорить намеренно хрипло, грубым голосом, что получалось вполне неплохо. Потому что от дядюшкиных папирос пробирало даже до тех органов, которые участвовали в деторождении.
- Это серьезный разговор… - Лапин скользнул прищуренными глазами по моей фигуре. – Давайте присядем.
Он помог мне устроиться в кресле, словно бы ненароком касаясь всех выпирающих мест. Старый развратник!
- Не примите за грубость, Елена Федоровна, но я просто сражен вашей красотой.
Да что ты! Я и так вижу! Вон, слюна как у бешеного пса катится… Сражен он…
- Вы смущаете меня, ваша милость… - я стрельнула в него глазками. – Беззащитную женщину в наше время обидеть может каждый…
- Ваш дядюшка сказал, что вы вдова… Соболезную вашей утрате. Да, в наше время очень уж тяжело женщине без мужа, да еще и с малым ребенком… - барон сделал печальное лицо. – Мне очень жаль. Но вы еще молоды, Елена Федоровна и можете найти себе достойную пару.
- Вы думаете? – я кокетливо повела плечиком. – Да разве кто захочет взять вдову?
- Вы не правы! Ох, как вы не правы, Елена Федоровна! – горячо возразил Лапин, неожиданно хватая меня за руку. – Такой женщине, как вы, только поманить стоит! Враз желающие примчатся!
- Совсем меня в краску вогнали! Я горю от смущения! – я снова выпустила ему в лицо клубы дыма, стараясь больше не затягиваться. – Так зачем вы пожаловали, ваша милость?
- Я? – растерялся барон. Он, видимо, уже позабыл, зачем явился сюда. – Ах… да… Я пришел, чтобы сделать вам деловое предложение. Ежели вы, Елена Федоровна, решите продать мне свои земли, то я не поскуплюсь! Еще и сверху дам! Вы сможете купить себе прелестный домик под Москвой и жить в свое удовольствие!
Ага как же… Бегу, волосы назад.
- Увы, ваша милость, но эти земли принадлежат не только мне, но еще некоторым родственникам со стороны дядюшки, - я мило улыбнулась ему. – Так что, продать их не получится.
- Как жаль… как жаль… - Лапин расстроено вздохнул, но тут же в его глазах появился затаенный огонек. Старый барон что-то задумал. И, похоже, я догадывалась, что именно. – Ну, на «нет и суда нет», как говорят в народе. Вы позволите угоститься?
Он кивнул на графин с наливкой.
Тимофей Яковлевич бросился было прислужить, но я остановила его:
- Идите, дядюшка. Я сама.
Тимофей Яковлевич удивленно взглянул на меня, но все же вышел. Зато барон воспрял духом. Его лицо залоснилось, на губах заиграла самодовольная улыбка. Он почувствовал, что ему дают зеленый свет.
Я же наблюдала за ним и размышляла. Отказать прямо, не особо церемонясь? И что? Можно нарваться на неприятности. Мужчины не любят такого. Пусть барон не граф и не князь, но вес имеет, тем более он богат. Лапин вполне способен испортить мне жизнь. Но если ко всему подойти с умом… Сделать так, чтобы он сам бежал отсюда «роняя тапки». Вот это – совершенно другое дело!
Покачивая «бампером», я обошла барона и налила из графина рубиновой наливки, после чего подала ему рюмку.
- Прошу вас, ваша милость.
- Благодарствую! – он выпил, а потом громко хлопнул в ладоши. – Эх, хорошо!
Я присела в свое кресло и снова запыхтела папиросой, надеясь, что это тоже отпугнет его. Хоть я и не затягивалась, но едкий дым, как стая бездомных котов, раздирал горло.
- Тяжело вам, Елена Федоровна? – Лапин всем своим видом пытался показать, что его заботит моя «нелегкая» жизнь. – Разрываетесь, небось, между парикмахерской и младенцем?
- Ой, тяжело… Григорий Алексеевич… Ой, как тяжело! – покачала я головой, горестно закатывая глаза. – У меня ведь не один младенец. Трое деток… Трое…
- Как трое? – лицо барона вытянулось. – Да откуда?
- Разве вы не знаете, откуда дети появляются? – я хрипло и громко захохотала. – Ох, уморили, ваша милость! Ей Богу!
- Тимофей Яковлевич будто бы сказал, что дочь у вас… - растерянно произнес Лапин. – Младенческого возраста…
- Здравствуйте, добрый дяденька! Вы пришли к нашей матушке свататься?
Барон испуганно обернулся, а я следом за ним. Боже мой… Хохот рвался из меня наружу, стоило только увидеть эту троицу!
Взъерошенный Прошка держал на руках Танечку в мокрых пеленках. Ее личико почему-то было грязным, а в тоненьких волосиках, торчащих из-под чепчика, запуталась куриная косточка. На удивление малышка не кричала, лишь хмуро наблюдала за происходящим, но это было обманчивое спокойствие. Машутка в рваном платье несколько секунд смотрела на нас большими оленьими глазами, а потом затянула:
- Дяденька, а вы конфет нам принесли? Мы дюже конфеты любим… Матушка ругается на нас, что мы едим много. Говорит, скоро появится дяденька у нас, вот тогда жизнь хорошая начнется! Это вы? А когда жизнь начнется? Сегодня? Или как свадебку сыграете?
И тут заорала Танечка. Она испускала такой ультразвук, что хотелось заткнуть уши. Я взяла ее у Прошки и принялась тихонечко покачивать, легонько хлопая по спинке.
Лапин не знал, куда себя деть. Он натянуто улыбался, кашлял, а потом вскочил.
- Елена Федоровна, вы уж простите меня, но мне идти надобно. Запамятовал, что встреча назначена!
- Ой, как жаль… - протянула я с жалостью, подойдя к нему почти впритык с орущим ребенком. – Ну, вы, если что, заходите! Мы рады будем!
- Всенепременно! – барон резво отпрыгнул от нас с Танечкой и помчался к двери, схватив на ходу шляпу. – Как буду в ваших местах, обязательно загляну!
Он выскочил из парикмахерской, будто за ним гнался рой пчел, а мы засмеялись. Танечка тоже моментально успокоилась, и я с подозрительностью поинтересовалась у ребят:
- А что в ее волосах делает куриная кость?
- Так то для пущего испугу, - радостно ответил Прошка. – Пусть думает, что мы тут дюже едать любим. Зубов еще нет, а кур уже за обе щеки уплетаем. Чего уж мелочиться…
Дорогие читатели, завтра я уже еду с отдыха домой. Поэтому продолжаем работать в обычном режиме "пять раз в неделю" с четверга.
