Ведьмина ночь (СИ) - Лесина Екатерина

— Горячий…

Вода во флаконе мало того, что нагрелась, как, собственно говоря, ей и положено, так еще и засветилась, слабо, но отчетливо.

— Значит, это он? — говорила я почему-то шепотом. Да и Свята здесь вдруг стала словно бы меньше. И не такой яркой.

Марика не услышала.

Она сделала шаг.

И еще один.

И третий, оказавшись у кровати. Парень, на ней лежавший, когда-то был рыж, такой уже привычной масти, но теперь его коротко остригли, и рыжина поблекла, а еще в ней появились седые прядки.

Резкие черты лица.

Характерная худоба истончившихся мышц, когда кажется, что кожа обтягивает кости. И полупрозрачная маска скрывает лицо.

— Я пришла, — сказала Марика. — Слышишь?

Приборы.

Провода. Экраны. Характерное попискивание.

— А дальше что? — Марика повернулась ко мне. — Он ведь должен проснуться… должен бы…

Она осторожно взяла парня за руку. Ладонь его оказалась огромной, и я поняла, что и сам Дивьян довольно высок.

— Он такой… тут теплый, а там почти холодный.

Марика гладила его ладонь, но пальцы оставались неподвижными.

— Может… может, его поцеловать? — робко поинтересовалась она.

Вот сомневаюсь, что в данном случае поможет.

— Не знаю, он ведь на аппарате.

И тот гудит. А грудь парня поднимается.

И опускается.

Поднимается…

Думай, Яна, думай… решай. Потому что времени немного. Сигналки явно ставили не просто так, а значит, пару минут и здесь появится Цисковская, которая совершенно точно к экспериментам расположена не будет.

Да и в целом…

— Мне надо позвонить, — я вытащила телефон и с облегчением убедилась, что связь-таки присутствует. — Потому что… тут все сложно.

Цисковская влетела в палату, толкнув дверь так, что та едва о стену не бахнулась.

— Что здесь происходит…

Ничего.

Особенного.

Марика подвинула стул поближе, да так и сидела, держа суженого за руку. Тот по-прежнему не подавал признаков жизни, что с его стороны было полным свинством. Свята подпирала стену.

А я пыталась понять, как оно все вышло.

Итак, что Горислав не полез бы в чащу да еще с другом, тут и думать нечего. Отправились они… куда? К болоту какому-то. Зачем? Искать исчезнувший город. И не могло ли статься, что это то самое болото, которое некогда было озером, город поглотившим?

И там, на этом озере-болоте что-то да произошло.

Что-то такое, что выкинуло парней в рощу. Горислав очнулся, а Дивьян нет. Зато Марика, проведя старый обряд… приоткрыла дорогу? Так? Для кого? Для чего?

Для души.

Логично?

— Что, повторяю, здесь происходит⁈ — голос Цисковской звенел от ярости.

— Ничего. Мы вот Дива проведать пришли, — Свята, кажется, нисколько не испугалась.

— Кто вас вообще пустил⁈

— Никто, — Свята выдержала взгляд ведьмы. — Мы сами пустились.

— Немедленно покиньте палату! — а вот Цисковская сорвалась на визг, правда, тотчас взяла себя в руки. Она сделала глубокий вдох. Глаза прикрыла, смиряя ярость и заговорила иным, спокойным тоном. — Ему хуже. И ваше присутствие может…

Парень сделал глубокий вдох и открыл-таки глаза.

Золотые.

Мать мою… прости, мама, но я в жизни не видела золотых глаз.

— Див! — взвизгнула Свята. — Он… он…

Он закрыл глаза.

Запикали приборы, заставив Цисковскую позабыть о нас и броситься к парню.

— Тихо, — я оттащила Святу, которая явно готова была помогать, хотя о помощи её никто не просил. — Не мешай ей.

Сила целительницы ощущалась горьким ветром. Она клубилась, обнимая, ощупывая Дивьяна, который снова лежал смирно, будто и не было ничего.

Смолкли приборы.

И…

— Ты, — Цисковская повернулась ко мне. — Подойди. Будешь ассистировать.

Что?

Да она в своем уме…

— Момент, — Цисковская почувствовала мое смятение. — Нельзя упустить. Это важно. Просто держи.

Что держать?

Хотя…

— Тут ведь врачи…

— Только дежурный, да и тот окулист.

— А…

— Это тихий город, — она сжала голову парня руками. — Здесь редко что происходит, потому да, оборудован госпиталь отменно, но в остальном… так, смотри, это питающие потоки. Давай, подключайся.

Я никогда…

Нас ведь до настоящей целительской практики и не допускали, потому что силенок у нас не хватило бы. Да, кровь заговорить, первую помощь оказать или там целительский амулет общего профиля активировать я могу, но и только.

Впрочем, сейчас я видела эти самые потоки.

И собственные парня, хрупкие, истончившиеся до крайности. Таки тронь и порвутся, даже не тронь, просто… любой всплеск силы может по ним ударить. А я свою почти не контролирую.

Но…

Она тянется к той, другой, что выходит из рук Цисковской, дополняя, свиваясь единым жгутом, который дальше распадался на тысячу нитей, а уже те бережно обвивали энергетические линии парня.

Все как на плакате.

Удивительно.

Вот восходящие энергетические потоки.

Вот нисходящие…

— Так и держи, — в голосе Цисковской мелькнуло одобрение. — А ты… как тебя звать?

— М-марика.

— Говори с ним.

— О чем?

— Не важно. Главное говори. Смотри на него. И постарайся подстроиться под дыхание. Он вдыхает, ты вдыхаешь, а потом, как получится… я тебе скажу, что дальше.

— Я не знаю, о чем говорить!

— Да хоть сказку рассказывай! Или песни пой. Главное, он реагирует на твой голос… где ты эту девицу взяла?

— В магазине, — честно ответила я, стараясь не отвлекаться. Сила уходила. Через Цисковскую, в парня… через него, но будто в пропасть, потому как тонкие нити его энергетического каркаса не становились толще, да и вялый источник все так же поблескивал искоркой, которая того и гляди погаснет.

Не погаснет.

— Я… я сессию сдала, — шмыгнув носом, сказала Марика. — Петь не буду, извини. Слуха нет совершенно. Я когда-то хотела в актрисы пойти. Или в певицы… начала дома тренироваться, так соседские собаки выли.

— Это ничего, — вмешалась Свята, которая явно не могла смириться с тем, что из всех тут лишь она не при делах. — От моего пения они вовсе разбегаются.

— Поэтому пошла на экономический… как… мама сказала, а я не знала, кем хочу стать, если не актрисой… ну и тоже пошла. В модели попробовала было, но сказали, что я слишком толстая, а худеть…

— Чушь какая! — не выдержала Цисковская, на мгновенье отвлекшись. — У тебя нормальный вес, даже я бы сказала, что телосложение астеническое.

— Я пробовала худеть, но как-то не получалось, что ли…

— И радуйся.

— А сессию вот на отлично… не скажу, что нравится, но может, потом найду призвание. Если жива останусь.

— А с ней что? — поинтересовалась Цисковская, бросив на Марику быстрый взгляд.

— Дурость давняя, — ответила я Цисковской. — Обряд провела. На суженого…

— Стало быть… отлично! Просто отлично. Теперь держи, смотри, может, пойти всплеск, если так, то постарайся погасить.

— Я…

— Времени нет. А ты говори, что смолкла?

— А еще я волонтером быть хотела… в приюте помогать. Для животных. Но они меня почему-то боятся… особенно собаки.

— Не удивительно. Раз…

Я напряглась.

И волну-таки поймала, которая пошла раньше, потому как до трех Цисковская считать не стала, на втором счете взяла и вытащила трубку, которая выходила из горла парня. Он снова дернулся, захрипел, и тонкие нити его энергетического каркаса вдруг полыхнули светом.

И погасли.

Но глаза он открыл. Заворчал.

И…

Отключился.

— Дышит, — сказала Цисковская, вперившись взглядом в экран. — Все-таки дышит… надо же.

И такое искреннее удивление. Твою ж… какого она трубку вытаскивала, если не была уверена, что парень сможет дышать сам? А он дышал. Сипло. С присвистом. С хрипом и клекотом в груди, но дышал.

И приборы, которые запикали было возмущенно, успокаивались.

— Все, можешь отпускать… молодец, — Цисковская снова сжала голову парня. — Мозговая активность всплесками… и это хорошо. Скорее всего, хорошо.