Mercedes Lackey - Полет стрелы
Проснулись они почти в привычное для себя время: ни сегодня, ни в течение множества грядущих дней нельзя было терять время попусту — во всяком случае, если они хотели добраться до дороги прежде, чем у них кончатся припасы.
Оба оделись как можно теплее, взяли лопаты и принялись за долгий труд — прокладывать тропинку к свободе.
Снег оказался мокрым и тяжелым, и слава богу, поскольку так он лучше удерживался на лопатах. Но самый его вес затруднял работу, делал ее изнурительной. В поддень Крис и Тэлия сделали перерыв, чтобы поесть горячего и переодеться, поскольку то, что они надели утром, уже промокло насквозь. Они раскидывали снег, пока не стемнело настолько, что почти ничего не стало видно.
— Нам надо добраться до того дерева и оттащить его с дороги, пока снег такой, как сейчас, — сказал Крис за ужином — Если вдруг похолодает и все замерзнет, нам ни за что не удастся сдвинуть ту штуку с места. Она засядет во льду намертво, как пробка в бутылке.
— Все будет в порядке, пока снег будет продолжать потихоньку идти, — ответила Тэлия, вспоминая дни, когда пасла крепковерские отары овец в пору окота. — Беспокоиться о том, что похолодает, надо будет только, если погода начнет меняться.
Легли они рано, надеясь добраться до дерева еще до конца следующего дня.
Они прокопались к нему под вечер и, осмотрев массивный ствол, решили, что лучше всего будет разрубить его пополам топориками и припрячь чирр и Спутников к более легкому концу. К тому времени, как стемнело, ствол был перерублен чуть больше чем наполовину.
На другой день Герольды снова встали чуть свет и опять принялись за дерево. Перерубить его удалось к полудню, и после обеда они попытались оттащить его.
Накануне вечером они решили не полагаться на авось и из запасной веревки смастерили упряжь для себя самих. Теперь они впряглись рядом с чиррами и Роланом с Тантрисом.
Оказалось, хорошо, что они догадались поучаствовать. Только когда все шестеро уперлись и налегли изо всех сил, дерево чуть сдвинулось с места. Все пыхтели и задыхались от усилий, мускулы, казалось, кричали от боли, протестуя против непосильной нагрузки, а дерево медленно, по вершку в минуту, ползло по снегу. Для того, чтобы стащить его с тропы, ведущей к спасению, пришлось биться до темноты.
Когда стемнело, они поплелись обратно в Приют, чуть не плача от боли и изнеможения. Тем не менее люди досуха растерли чирр, а затем почистили, накормили и напоили Спутников и укрыли их одеялами. Только после этого они содрали с себя мокрую одежду и рухнули на постель. Оба слишком устали, чтобы думать о чем-либо, кроме того, чтобы просто лежать — и кроме боли во всем теле.
— Ты что, действительно хочешь ужинать? — тоскливо спросил наконец Тэлию Крис: была его очередь стряпать.
От одной мысли о еде ее замутило.
— Нет, — ответила она невнятным от усталости голосом.
— О, хорошо, — сказал Крис с облегчени-ем7 — Я тоже.
— Я, кажется, никак… не согреюсь. — Тэлии понадобилось сделать усилие, чтобы выговорить это.
— И я. — Крис с тихим стоном сел. — Если ты заваришь чай, я достану меда.
— По рукам.
Они оставляли на очаге горячую воду для чая, зная, что она им понадобится. Оба не смогли встать на ноги и поползли каждый в свою сторону на коленях. Тэлия залила травяную смесь водой, расплескав половину, поскольку у нее от усталости тряслись руки. Крис вернулся, держа в одной руке кувшин с медом, в другой — что-то еще.
Он с преувеличенной осторожностью поставил кувшин, и Тэлия щедрой рукой зачерпнула по три полные ложки на каждую кружку. К счастью, мед был слишком густым, чтобы расплескаться, подобно воде. Тэлия подтолкнула одну кружку к Крису, а тот в обмен вручил ей что-то.
«Что-то оказалось одной из плиток из прессованных фруктов и орехов, которыми пичкала их Керитвин тогда, в Развилке. От одного ее вида Тэлию затошнило.
— Знаю, — сказал Крис извиняющимся тоном. — Я чувствую то же самое. Но если мы ничего не поедим, то завтра придется за это расплачиваться.
Тэлия размешала в чае мед и выпила, хотя и было еще так горячо, что она едва не обварила себе язык. Когда внутри растеклось тепло, мысль о еде начала казаться чуть более привлекательной. К тому времени, когда Тэлия прикончила вторую кружку чая, она уже чувствовала самый настоящий голод.
Однако на то, чтобы разжевать твердую, вязкую массу, из которой состояла плитка, ушли все остатки ее сил. Судя по всему, Крис испытывал то же самое. Третья чашка чаю окончательно решила вопрос. Тэлия едва успела забраться под одеяла, как провалилась в сон.
Когда она проснулась, каждый ее мускул вопил — гневно и протестующе. Тэлия чуть переменила положение, и у нее вырвался стон.
— Хоть бы я был трупом — тогда бы не так все болело, — безнадежно простонал ей на ухо Крис.
— Я тоже. Но я все время вспоминаю, что говорил Альберих.
— Тебе что, обязательно напоминать?» Лучшее лекарство от боли в мышцах — добавка того, что заставило их болеть «. Ох, как бы я хотел, чтобы он ошибался!
— По крайней мере, нужно выйти наружу хоть ненадолго, чтобы взглянуть, с чем придется иметь дело по другую сторону дерева.
— Ты права. — Крис медленно, пересиливая боль, разогнулся. — И надо затащить внутрь еще дров.
— И еще сена.
— И еще сена, верно. Вот что, птичка. Если ты чувствуешь себя так же, как я, ты не смогла бы сейчас передавать дальше собственного носа!
Они помогли друг другу помыться и одеться: до очень многих мест они не могли дотянуться самостоятельно, не вызвав вопль боли в натруженных мышцах. Тэлии удалось кое-как сварить кашу с фруктами, приготовив столько, чтобы хватило еще на два раза; то же относилось и к чаю. По всей вероятности, они так устанут, что не почувствуют вкуса ни того, ни другого, но еда будет сытной и теплой, и надо надеяться, что нынче вечером они не вымотаются настолько, чтобы сама мысль о еде вызывала отвращение.
Когда они отворили дверь, сверкание солнца на снегу заставило их отшатнуться: за ночь погода переменилась, небо было безоблачным. Не защитив чем-то глаза, они за несколько секунд заработали бы себе снежную слепоту.
— И что теперь? — спросила Тэлия, никогда прежде не сталкивавшаяся с подобной ситуацией.
Крис призадумался.
— Сверху прикрывай глаза капюшоном, а я посмотрю, не удастся ли что-нибудь приспособить для защиты от блеска снега.
Он перерыл свой вьюк и вынырнул со свертком тонкой марли, которая использовалась для перевязок.
— Оберни ее раза два вокруг головы. Она должна быть достаточно тонкой, чтобы сквозь нее было видно.
Видеть сквозь марлю оказалось нелегко, но все было лучше, чем ослепительный блеск, от которого слезились глаза.
