Мария Версон - Южная Грань
Ора прикрыла глаза и представила сосуд своей души. Он был по-прежнему полон - энергия восстанавливалась невероятно быстро, так как она не растрачивалась на дополнительную физическую мощь и регенерацию, как это принято у монтерцев. Виток за витком, материя неопределенного цвета воспарила и вышла за пределы сосуда. Кир обернулся, и увидел, как его спасительница излучает сферические волны, очень тонкие, но умеренно мощные. У него внутри все потеплело от такой чистой силы.
- Так лучше? - Спросила она, потирая глаза, в ответ на что раздались угуканья и последовали кивки головами. - Значит так... Вы все следуете за ним, - она указала пальцем на Кирано, - если будете его слушать и не лезть на рожон - выберетесь все. Я уверенна, что из этой тюрьмы есть выход за город. Справишься?
Монах прыснул и поманил освобожденных за собой. Ора подошла к тому из них, кто держал на руках Лиаду, и пристально посмотрела ему в глаза:
- Береги её, хорошо? Она может не пережить ещё одной встряски.
Мужчина, чье лицо укутала седая вьющаяся борода, кивнул и поплелся вслед за пробивающимися наружу носителями духов. За них нечего волноваться: инквизиторы, ставя метки и клейма, даже не подозревали о потенциале некоторых из присутствующих здесь, как и о силе самого Кирано. Ора слышала голоса нескольких духов, и если верить тону, который эти голоса задают, то их носителям и тем, кто рядом с ними, ничего не грозит. Монах выведет их.
Закрыв за ушедшими дверь на засов, монахиня сняла со спины тяжеленную сумку, которую оттягивала украденная у магов книжка, и, вспомнив одно несложное заклинание, выбитое из Дримена вскоре после того как он стал придворным магом, уменьшила размер и вес своей ноши в десяток раз. Сумка превратилась в милое украшение, надетое на руку.
Ора открыла неприметную, дряхлую дверь, единственную из всех в этом коридора, за которой ей ещё не удалось побывать, и начала спускаться по полуразрушенной, осыпающейся под малейшим давлением лестнице. Пахло паленым, но это не совсем верно: пахло так, будто бы невероятного размера кострище залил сильнейший дождь. Запах сырого пепла - это все, чем был насыщен воздух.
Шаг за шагом Ора спускалась вниз. Лестница увела её на несколько десятков метров под землю, и, наконец, её рука, светящаяся белым, наткнулась на погнутую металлическую дверь. Выломать её оказалось не так-то просто: она была подобна той, в камере или в библиотеке, но из неё исчезла вся магия, остался только вес, плотность и толщина. Уже обеспокоенная, монахиня боялась привлечь к себе лишнее внимание, начав выламывать дверь, но та распалась у неё на глазах от последовавшего прикосновения. Словно пыль или зола, а не материал, звавшийся аллерталроном, она упала черной кучкой на пол, открыв перед Орой самый ужасный вид из всех, кто она видела когда-либо.
Это была не тюрьма, это была светлая, кажущаяся невероятно просторной пещера, выложенная чистейшим уходящим вширь и вглубь стеклом, отражающим и усиливающим любую малейшую частичку света.
В первое мгновение у Оры перехватило дыхание от увиденной наверху красоты, но затем она опустила голову вниз и...
Здесь не было людей: их попросту не осталось. Все кругом тонуло в пепле и золе, смоченной проникающей откуда-то водой. Не осталось ни вещей и вообще никакой одежды. Ни стен камер, ни кандалов, ни нар, ни доспехов или оружия стражей: только пепел. И камень, оплавившийся в стекло.
Она не хотела верить, но знала, что чтобы здесь не произошло, кто бы не выпустил пламя или не начал пожар, этот огонь поглотил всех пленных, коих тут был не один десяток. И это были не только стражи, здесь были маги: существа одухотворенные, и большинство из них - очень могущественные. Как Ора могла слышать их, если остался лишь пепел? Должно быть, стены помнили их голоса и крики. Монахиня слышала все, и голоса стали переполнять её голову. Ещё никогда в жизни она не находилась в настоящем озере чистейшего негатива.
"Это не могло произойти за один год... здесь бы и десятка лет не хватило... Это не тюрьма - это место уже много лет не является тюрьмой. Это - место, где плавят всё, даже камень..."
Для Оры, чья душа вмещала неописуемое количество энергии сияния, негатив мог бы быть губителен только в случае полнейшего опустошения сосуда, но сейчас монахиня пребывала в таком состоянии, словно её душу действительно поглощает чернь, а тело из молодого и живого становится сухим и мертвым.
"Это даже хуже, чем быть медиумом" - думала Ора, согнувшись пополам и уткнувшись носом в гору пепла, - "они слышат только живых духов"
И перед глазами у неё все потемнело.
- Проснись уже! Ты мне руки отдавила. - Этими словами знакомый мужской голос вернул Ору в сознание, а вместе с ним пришел целый букет болезненный ощущений по всему телу. Монахиня приоткрыла глаза, и её ослепил свет ночных огней Грана. - Надо же, - повторил голос, - с трехсотого раза ты-таки вняла моим мольбам, - крайне недовольный сложившейся обстановкой голос.
- С-Стижиан? - Она не в шутку удивилась, резко махнув головой в сторону говорящего, и чуть было не свернула себе шею: она и небезызвестный Стижиан Ветру оказались скованы тяжелыми оковами крест накрест друг к другу, так что не только ворочать головой в его сторону было неудобно, а вообще двигаться. - Потрясающе. - Зарычала она, когда поняла, что они сидят в передвижной клетке и везут их куда-то в центр города, скорее всего к церкви. - И как такое могло произойти со мной? - Теперь её голос тоже упал до недовольного всем и вся.
- А со мной? Я вроде бы ничего не упустил, все делал спокойно и расчетливо, где я оступился? Что сделал не так? Как я тут очутился - вообще не понимаю. Надеюсь, с Ольвой все в порядке...
- Ольвой? - Хмыкнула монахиня, наблюдая за тем, как огни вокруг их клетки обретаю геометрическую четкость и превращаются в факелы, висящие вдоль стен: их действительно везли в центр, туда, где сейчас собрался весь город, от мала до велика. - Твоя девушка?
- Вроде того. Мы с ней знакомы меньше недели. - Проурчал Ветру в ответ, а Ора почувствовала какой-то странный бесформенный горячий укол где-то в области живота, когда он сказал это.
Карнавал развернулся во всю: музыка, танцы, фокусы, факелы, цирк, театр, и всё это на центральной площади. Все проходящие мимо люди на секундочку останавливались рядом с клетью, складывали руки в кулак на груди, склоняли головы, будто на службе в церкви, и шли дальше. Все в красочных масках и одеждах, большая часть ещё и навеселе. Раздавались пошлые шуточки и благая брань, вино лилось настоящей кровавой рекой, а дети, хотя Ора искренне полагала, что детям нечего делать в столь поздний час в таком шумном месте, бегали и ели сладости.
