Джин Вулф - Воин тумана
Разумеется, я сделал бы его и в том случае, если б меня попросил и кто-то один из вас.
Амулет посвящен Триодите и в нем вот что: белый камешек – Луне, осколок древнего каменного наконечника стрелы – Охотнице и черный волосок с головы того, кто без остатка посвятил себя Матери ночной, то есть с моей головы.
Да еще – кусочек кипарисовой коры, на котором шипом белого шиповника[122], обмакнув его в собственную кровь, я написал просьбу исцелить тебя, обращенную к Великой богине. Все это я завернул в кусочек шкуры дикой козы и укрепил могущественными заклинаниями.
Софисты, скорее всего, скажут, что все это – белый камешек, осколок наконечника, черный волосок, молитва и козья шкура – сущая ерунда и лишь отвлекает людей от веры в "истинных" (то есть теперешних) богов-олимпийцев. Однако же я заметил: те, кто так считает, никогда никаких милостей от богов не получают. Я уверен, что для этого нужно нечто большее, чем просто вера. Итак, я повесил амулет тебе на шею (ох, Ио так настойчиво просит, чтобы я писал поскорее!), и мы, то есть Эвтакт, Ио и я, проводили тебя к алтарю, который я велел построить рабам. Там уже горел священный огонь, Эвтакт сам принес жертву ради тебя, и ты остался у алтаря на ночь в окружении нескольких часовых, стоявших поодаль.
Жаль, что меня не было, когда утром ты рассказывал об этой ночи Эвтакту. Однако Ио слышала все – хитрая девчонка, истинная дочь скотоводов-беотийцев, потомков варваров! Она, честное слово, совсем заговорила меня, пересказывая мне твою историю, но я постараюсь изложить здесь самое главное.
Ты вроде бы проснулся от стука палки по камням (по крайней мере, по словам Ио, слышавшей твой рассказ Эвтакту) и увидел согбенного старца с белоснежной бородой, пришедшего со стороны леса. Ты поднялся и спросил, не он ли бог Асклепий[123]. Он это отрицал, однако ты настаивал, и он в итоге сознался, что зовут его действительно Асклепий, но он никакой не бог, а простой смертный, вынужденный по бедности своей служить богам. Ты спросил его, не может ли он излечить тебя, и снова он покачал головой и сказал, что послан был убийцей его матери[124], чьим рабом является, и направляется из ее храма на острове Эвбея в островной храм Анадиомены[125], так что ничего сейчас поделать не может. С этими словами он исчез.
Ио говорит, что в этом месте твоего рассказа Эвтакт страшно рассердился и закричал, что Асклепию не следовало называть богиню убийцей. И тут-то ты и решил попросить Эвтакта (право же, друг мой Латро, прежде тебе следовало бы подумать) вернуть тебя к твоим старым друзьям, объясняя это тем, что ты прочел в свитке о своем визите в царство подземной богини и ему, Эвтакту, не следует мешать исполнению воли той, к кому все мы в конце концов должны будем явиться.
Однако Эвтакт еще больше разгневался и приказал отнять у тебя эту книгу (что и было сделано Басием) и сворачивать лагерь. Ничего этого ты, конечно, уже не помнишь. Во всяком случае, так полагаем мы с Ио. А теперь перейдем к совсем недавним событиям, которые пока что должны были сохраниться в твоей памяти, однако же, видимо, сотрутся из нее к тому времени, как Ио сможет прочитать тебе эти слова.
Во-первых, о великой богине. Этот Асклепий был сыном ее брата-близнеца, рожденным смертной женщиной по имени Коронида. Носившая под сердцем божественное дитя, Коронида изменила своему возлюбленному, о чем узнала богиня и, разгневавшись, умертвила несчастную. Однако отец ребенка спас мальчика от огня, дал ему свое имя и стал его наставником. Асклепий многому научился у своего великого отца – покровителя врачевателей – и даже кое в чем превзошел учителя, не говоря уж обо всех прочих смертных целителях.
Мне трудно поверить, чтобы он мог назвать сестру своего отца и спасителя убийцей, ведь за богами безоговорочно признается право убивать смертных точно так же, как мы убиваем животных, к тому же та женщина, его мать, была далеко не безгрешна. Впрочем, я рад был услышать, что Асклепий и сам уже является слугой Великой богини. Сам же я предан ей всецело, и она так высока в моих глазах, что ничто уже не может более возвысить ее!
Однако сообщенные тобой сведения все же могут пригодиться.
А теперь о самом недавнем. Тебе, конечно же, интересно, как мы с Ио раздобыли твою книгу? Дело в том, что Басий-спартиат сам разрешил нам взять ее, ибо испытывает к Ио и к тебе самые добрые чувства. Он предупредил, правда, чтобы мы не позволяли тебе самому читать ее и в таком случае Эвтакт возражать тоже не будет. Вот мы и прячем ее от тебя, однако же регулярно делаем в ней записи.
Сегодня вечером мы разбили лагерь по дороге в Мегару, без задержки миновав Элевсин. Недалеко от Мегары (судя по сплетням) стоит лагерем и регент со своим войском. Мегара официально ему не подчиняется, однако же входит в один со Спартой военный союз, так что, без сомнения, некоторое количество его воинов составляют ее жители. Завтра мы, видимо, прибудем в Мегару, и можно ожидать встречи с самим регентом. Я постарался как можно больше разузнать о нем, и мы с Ио решили, что тебе тоже полезно будет прочитать об этом в своей книге.
Говорят, ему лет двадцать с небольшим, он несколько выше среднего роста, красив, однако изуродован шрамами; он очень силен и мускулист, как и все островитяне. Ходят слухи, что он также исключительно красноречив и убедителен как оратор, однако весьма лаконичен и чрезвычайно остер на язык, как и все спартанцы. Он отпрыск старейшего царского дома, один из потомков царя Агиса и таким образом является отдаленным родственником Ликурга[126], чей свод законов помог Спарте столь сильно опередить другие государства. Отец Павсания – Клеомброт – был младшим сыном царя Анаксандрида, стало быть, сам он приходится дядей нынешнему юному царю Плейстарху, лишь в прошлом году сменившему на троне своего отца, и остается при нем регентом. У Павсания есть жена, которая с нетерпением ждет его возвращения в родной город, и маленький сын Плейстоанакт[127].
Что же касается военного искусства – которое спартанцы ценят превыше всего, считая, что все остальные искусства для них бесполезны, – то победа Павсания над сыновьями Персея – а ведь их войско значительно превосходило его собственное – свидетельствует сама за себя. Что же до расположения богов, то какой воин может одержать без этого победу?
Я говорю о нем сейчас с особым интересом, ибо только что прибыл его гонец, который сразу поспешил к палатке Эвтакта, но вскоре вышел оттуда и, прогуливаясь, встретил Ио. Гонец стал расспрашивать о тебе, и Ио привела его сюда, а затем вы втроем некоторое время беседовали. Беседой он, по словам Ио, был полностью удовлетворен, убедился, что ты действительно ничего не помнишь, и пожелал взглянуть на твою книгу, которая была у меня.
