Евгений Решетов - Полночь - время колдовства
Глава 14
Утро разбудило меня криком полковника Артура. Я сонный вскочил с кровати, и с широко распахнутыми глазами слушал его яростную отповедь. Впервые видел его таким - слюна брызжет изо рта, глаза метают молнии, руки то и дело сжимаются в кулаки. Того и гляди засветит в глаз.
Как и предчувствовал, я должен был показаться ему на глаза, после того как побывал в городе. Граф не скрывая гнева, кричал, что я больше не в лагере обучения, а в армии, и должен вести себя соответствующе, тем более я офицер. Мне показалось, он уже двадцать раз проклял идею возвести меня в адъютанты.
Чуть снизив обороты, он спросил:
- Ты читал бумаги, которые я передал мне?
Боясь говорить, я отрицательно покачал головой. Граф плюнул на пол и сказал мне:
- Чтоб до обеда не появлялся мне на глаза, а сидел и читал!
Полковник, сильно хлопнув, ни в чем неповинной, дверью, вышел. Барак покачнулся, по его стенам пробежала нервная дрожь.
Я сел на кровать и вытер вспотевший лоб. Мысли о завтраке как-то само-собой отошли на второй план. Есть после такой взбучки совсем не хотелось. Единственно на что я пока решился - это побриться острым ножом и почистить зубы мягкой щеткой с пахнущей мятой мазью. Потом достал бумаги и принялся их читать. Это были записки, сделанные чернилами от руки. Я так понимаю, граф сделал выжимку из той информации, которую должен знать нормальный адъютант. Так-с, приступим. Конный полк состоит из четырех эскадронов численность по двести человек. Эскадрон делиться на две сотни. Сотня делилась на две турмы, турма на десятки.
Всего в полку было: полковник - одна штука, четыре тушки эскадронных капитанов, восемь сотников, шестнадцать сержантов и восемьдесят капралов. Кроме того были полковые лекари, ветеринары, трубачи, и священник. Так же наблюдался обозный люд, он включал в себя: семь поваров, четырнадцать хлебопеков, пять кузнецов, шесть мастеровых шорного и деревянного дела. Возглавлял обоз интендант и его помощники.
При штабе полка находились один штаб-трубач, два каптенармуса, следящих за дисциплиной, четыре адъютанта, шестнадцать человек офицерской прислуги, шесть офицерских лекарей, писарь и восемь человек отвечающих за офицерский обоз.
Как и наказал граф, я покинул барак только к обеду. К этому времени я многое узнал о легкой коннице. О том, какие должны быть кони по параметрам, какое у нас знамя и многое-многое другое. Голова пухла от всего этого. Хорошо, что в лагере обучения как-то невзначай кое-что узнаешь об армии, даже особо не интересуясь.
Когда я шел к офицерской столовой, направленный одним из солдат, напугавшего меня тем, что отдал честь, когда к нему обратился, думал о том, что смогу стать хорошим адъютантом. Кое-что я помнил по книгам, некоторую информацию получил в лагере, и вот теперь заполняю пробелы в знаниях записками графа.
Надо сказать, что офицеров кормили значительно лучше, чем простых солдат, да и порции были больше. На столах стояли корзинки с мягким хлебом и фруктами. Давали суп, мясо с овощами и чай.
В столовой я был не один, поэтому расшаркиваться приходилось со многими. Каждый день армия пополнялась все новыми и новыми людьми, среди них были и офицеры. Цепочки на шее каждого говорили, в каком они звании, я запоминал, сравнивал и делал выводы.
После того как закончил трапезу, пошел к графу. Постучался, получил разрешение войти и осторожно скользнул внутрь. Там уже за столом сидел не только граф, а еще несколько офицеров. В углу, с пером в руке, за небольшим письменным столом, сидел молодой, остроносый парень - писарь, он же чернильная душа.
Полковник прошелся по моему лицу тяжелым взглядом. Он уже был точно не рад такому адъютанту. Прочистив горло, граф сказал, обращаясь к офицерам:
- Господа, мой адъютант Горан сын Белогора из Северного Мыса, что в Бривенхейме.
Офицеры удивленно воззрели на меня, потом на графа, затем снова на меня, но уже с другим выражением на лице. Я читал в их глазах растерянность. Как так? А где приставка "фон"? Неужели это простолюдин, да еще и дикарь?
Надо отдать им должное, хорошее воспитание взяло свое, и они по очереди начали представляться. Я запомнил каждого и по взгляду полковника сел за стол. Тут же началось бурное обсуждение всевозможных проблем полка. Я тихонько сидел на стуле и мотал на ус.
Если сначала дворяне косились на меня, как на неведомую зверушку, то потом привыкли. Не рыгает, не пердит за столом, ну и ладно, пусть слушает, может что-нибудь поймет.
После того как жаркая беседа в бараке графа была окончена, я окунулся в настоящую службу адъютанта. Я как проклятый развозил письма на уже точно своем вороном коне, том самом, что дал мне граф еще, будучи, капитаном, а теперь полковой интендант узаконил это на бумаге, написав, что конь такой-то масти, такой-то породы, носящий кличку "Черныш" закреплен за таким-то адъютантом носящим кличку "Горан". Ах, что простите, у вас там на севере не клички, а так же как у людей имена?
Лагерь я изучил вдоль и поперек. Перезнакомился с множеством офицеров, еще больше просто узнал по именам. Задница болела от седла и превращалась в одну большую мозоль. За это время я еще больше начал ценить Черныша. Что мне больше всего нравилось в нем так это то, что он был до невероятного спокоен и флегматичен, как раз то, что нужно для начинающего всадника. Он мог спокойно стоять, когда рядом во все горло вопил какой-нибудь сержант на своих нерадивых подчиненных, лязгают доспехи, трещат колеса у телеги - его ничто не смущало.
Когда я уставший, вечером вернулся в барак, то увидел там молодого парня, чуть старше меня, тоже с адъютантской цепью на шее.
- Гай фон Тит, адъютант первого Армейнского полка легкой конницы, - представился он низким голосом.
- Горан сын Белогора, тоже звание в том же полку, - вяло работая языком, выдал я и пошел к кровати.
Я за сегодняшний день уже научился не обращать внимания на те эмоции, что вызывает у благородных мое имя. Кряхтя начал раздеваться, закончив, блаженно вытянул ноги на кровати и закрыл глаза.
- Позвольте узнать Горан, а в какой офицерской школе вы обучались? - куртуазно спросил Гай, сев на свою кровать.
- Ни в какой, я уже все умел.
Дворянин весело хихикнул.
- А вот я говорил папеньке, что все умею, а он нет говорит, иди, учись, и я оттрубил три года в Цинети. Эх...
- А я говорил: "Нет, не забирайте меня из моей берлоги".
