Дмитрий Гаврилов - Великий и Ужасный (фантастические рассказы)
Хорошо вам, товарищи учёные, подумает читатель, витать в облаках. А может быть, чем чёрт не шутит, вот эти ребята и перевернут мир?
Сквер опустел, только трое неугомонных молодых людей продолжали спорить на темы, ранее доступные лишь Богу, которым очень трудно быть, и не менее сложно стать…
— Я продолжу мысль, Валентин Викторович, если вы не возражаете.
— Пожалуйста! Пожалуйста! Извини!
— Нет, что вы. Эта идея о вакууме просто гениальна.
— Мы же играем честно?
— Подвоха можно ждать лишь с вашей стороны, — пробормотал Дмитрий и нахмурился, внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.
— Итак, — Володя не обратил на друга внимания. — близость экологической и энергетической катастроф и революция в информатизации, создание искусственного интеллекта приведут не только к открытию, о котором уже шла речь. Всё это в немалой степени поспособствует стиранию границ в Европе и Северной Америке в ближайшие сорок лет, а потом и во всём мире. Финансовая олигархия рухнет. Она будет сопротивляться, и жестоко, но уже начала свою лебединую песнь. Информация — товар, продаваемый не единожды. Один этот факт полностью подрывает устои мирового капитализма. Исчезнут грани между нациями, специальностями. Люди будут говорить на едином универсальном языке, на том же языке станут общаться с ЭВМ. Наконец, мы изобретём МАВР — Машину Времени, под которую создадут Институт. Сотрудники Института Времени — СИВРЫ — наследуют лучшие черты своей эпохи, они будут в высшей степени гуманны, но в то же время сильны и мудры. Основным направлением работы Сивров станет коррекция истории, не в смысле её выправления, а изучение белых пятен, исправление ошибок в учебниках будущего, спасение погибших документов, а то и кража гениев, там, где мой первый постулат позволит это. У Булычёва всё слишком по-детски.
Сивры расследуют преступления, представьте себе наблюдателя из грядущего, которого забрасывают на место действия за пару минут до события. И так далее… А чтобы не лазили всякие проходимцы в Светлое Завтра — особый Барьер, Межвременной Щит против перемещенцев, для Сивров — специальные двери, известные только им.
— Я, например, не отказался бы от рукописей Оливера Хевисайда. Последние годы жизни ученый работал над Единой Теорией Поля, после его смерти все записи таинственным образом исчезли.
— Да, Дмитрий, — прервал собеседника Валентин, поднимаясь со скамейки, — я и не отказался. Только вы, молодые люди, забыли ещё кое-что из правил путешествий во Времени.
— А именно? — удивился Володя.
— Сивры не заинтересованы в раскрытии собственной деятельности, поэтому они подстраховывают твой первый постулат. На всякий случай. Но иногда полезно! Так было с Хевисайдом, так случилось с лабораторией Кавендиша… Мне очень жаль, мои неутомимые студенты, но от вас вечно спасу нет. Придётся отделаться местной потерей памяти.
СИВР № 237, Орлов Валентин Викторович, 2052 года рождения, ещё раз посмотрел на ребят, мирно посапывавших на скамейке Болотного сквера, и зашагал прочь.
На следующий день вышло постановление об отмене для студентов младших курсов отсрочки от действительной воинской службы.
Мавр сделал своё дело, Мавр может уйти!
1989Завещание Прошлому
(из цикла «Грядущее Завтра»)
«Стану ли я отказываться от вкусного обеда, не зная, как он приготовлен?»
Оливер ХевисайдЗавещание Прошлому (1987)
Памяти гениального английского учёного и провидца Оливера Хевисайда.
Видавший виды стол с кипой исписанных листков. Пыльная керосиновая лампа и огарок свечи на треснувшем блюдце.
Скисшее молоко в стакане, остатки яичной скорлупы.
Обшарпанная спинка железной кровати.
Он лежал, живой среди мёртвых и мёртвый среди живых. Его забыли, как случается со всяким чудаком.
Да и что Они знали о нём? Эти тени в чёрных мантиях и банковских обёртках. Холодная полутёмная комната. Сюда Они не заглядывали, опасаясь простуды — так можно отдать концы несколько раньше, чем Господь призовёт к себе.
Здесь функционировал мозг величайшего учёного, мозг, ибо тело ничего уже не требовало, оно и теперь покоилось на кровати, как что-то ненужное.
Вчера явился Фишер, прикрывая лицо батистовым белым платком, он предложил сто тысяч фунтов стерлингов, целых сто тысяч за его рукописи.
Учёный ответил отказом. Единственное, чего он опасался всю долгую жизнь — это зависимости. Зависимость мешала пробиваться к намеченной цели. Он надеялся и в этот раз выиграть схватку у смерти, но, видимо, обманулся.
— Для чего? Для чего всё это? Зачем? Пятьдесят с лишним лет ощупью, шаг за шагом…
Ему кричали:
— Ты идёшь не так, как надо! Ты бредёшь не туда! Мы знаем, как и куда!
Он не слушал
Редакторы заворачивали статьи:
— Они трудно читаются.
— Но писать их ещё труднее, господа!
Его юношеские изобретения в области радио принесли английским компаниям миллионные прибыли, а теперь он умирал в чудовищной бедности.
Чу! Скрипнула половица! Нет, этого не может быть — просто бред. Да и что может быть у человека в семьдесят пять? Подагра, инфлюэнца, бред.
Он с трудом приподнялся и нащупал рукопись под подушкой. Тут!
Прислушался. Тихо.
Таран! Таран! Эти ворота надо пробить. Удар и ещё удар!
— Господи Боже! Голова раскалывается. Глаза ничего не видят.
Темно. Очень темно. Слишком темно. Совсем темно. Удар!
Старик замер и не двигался.
В соседней комнате в самом деле заскрипели половицы. Две тени, одна за другой, шмыгнули в дверь и, мелькнув в проёме, снова стали неразличимы. Они такими были всегда.
— Вредный старикашка, — прошептала первая тень, — в больницу бы его, и никаких проблем.
— Скряга, — заметила вторая.
Учёный не подавал признаков жизни. Дыхание умирающего не нарушало тишины.
Полоска света от потайной лампы разрезала темень. Над ним склонился человек в чёрном, второй оглядывал жилище клиента. Нового клиента. Им платили — они работали.
— Поглядывай за дедом! — прошептал первый, перепоручив старика коллеге.
Сам он, плавно перехватив фонарь, полез в карман и извлёк вчетверо сложенный лист. Затем грабитель принялся за более детальный осмотр, по-кошачьи ступая от предмета к предмету, время от времени сверяясь с бумагой.
— Ну-ка, а что это у него? — произнёс напарник по воровскому мастерству, приглядываясь.
— Где?
