Фриц Лейбер - Мечи в тумане
Мышелов увидел, как Анра Девадорис, плюнув на клинок Фафхрда, подбирается к Северянину все ближе и ближе, а тот отчаянно отбивает кинжалом удары его тонкого меча.
Словно пригвожденный к месту каким-то кошмаром, Мышелов беспомощно слушал ставший оглушительным звон мечей, который начал тонуть в другом звуке – чудовищной каменной поступи, которая, казалось, преследовала их все время, пока они взбирались на гору, как идущее вдогонку землетрясение….
Замок Туманной Мглы задрожал, а Мышелов все никак не мог ударить….
И тут, словно прилетев сквозь бесконечность из-за последнего предела, где скрылись древние боги, оставив мир в распоряжение младших божеств, загремел могучий, потрясающий сами звезды смех – смех над всем и даже над тем, что происходило сейчас в замке; в этом смехе крылась громадная сила, и Мышелов понял, что она – в его распоряжении.
Мощным движением руки он вонзил кинжал в жидкость и принялся кромсать покрытое каменной коркой сердце, мозг, легкие и кишки Анры Девадориса.
Жидкость вспенилась и забурлила, замок покачнулся так, что Мышелов чуть не вылетел из ниши, а хохот и каменный топот превратили залу в ад кромешный.
И вдруг, в одно мгновение, все звуки утихли, тряска прекратилась. Мышцы Мышелова отказывались ему повиноваться. Он не то съехал по веревке, не то просто упал на пол. Не сделав даже попытки подняться, он ошеломленно огляделся и увидел, как Фафхрд выдергивает меч из груди поверженного адепта, пятится назад и хватается рукой за край стола, как Ахура, тяжело отдуваясь после приступа хохота, подходит к брату, садится перед ним на корточки и кладет его размозженную голову себе на колени.
Никто не произнес ни слова. Время шло. Зеленый туман начал понемногу редеть.
И тут через высокое окно в залу влетела маленькая черная тень. Мышелов осклабился.
– Хугин! – позвал он.
Тень послушно спланировала к нему на рукав и повисла вниз головой. Мышелов отцепил от ножки летучей мыши клочок пергамента.
– Смотри-ка, Фафхрд, весточка от командующего арьергардом, – весело объявил он. – Слушай: «Похоронный привет моим посредникам Фафхрду и Серому Мышелову! С превеликим сожалением я оставил всякие надежды на вас и все же, как знак моей глубокой привязанности, рискнул отправить к вам моего милого Хугина с последней весточкой. Буде представится возможность, Хугин вернется ко мне из Мглы, а вот вам, боюсь, этого сделать не удастся. Поэтому, если перед смертью вы увидите что-нибудь интересное, а я уверен, что увидите, не откажите в любезности черкнуть мне пару строк. Не забывайте пословицу „Сначала знание, а потом уж смерть“. Прощайте на два тысячелетия, мои милые друзья. Нингобль».
– По этому поводу неплохо бы выпить, – заметил Фафхрд и удалился во тьму. Мышелов зевнул и потянулся, Ахура пошевелилась, запечатлела поцелуй на восковом лбу брата, подняла его невесомую голову с колен и осторожно положила на каменный пол. Откуда-то далеко сверху послышался слабый треск.
Вскоре бодрой походкой возвратился Фафхрд с двумя кувшинами вина под мышкой.
– Друзья, – объявил он, – взошла луна, и в ее свете замок выглядит на удивление маленьким. Я полагаю, что к туману было примешано какое-то зеленое зелье, искажавшее размеры. Клянусь, нас чем-то одурманили – ведь, идя сюда, никто из нас не заметил, чтобы перед лестницей, поставив ногу на первую ступеньку, возвышалась черная статуя, как две капли воды похожая на ту, что мы видели в Затерянном Городе.
Мышелов поднял брови:
– А если мы вернемся в Затерянный Город?
– Ну, – отозвался Фафхрд, – тогда может обнаружиться, что глупые персидские крестьяне, которые сами признались, что терпеть ее не могут, свалили статую, расколошматили на куски, а куски зарыли в землю. – Немного помолчав, он провозгласил: – Я тут принес вина, чтобы промыть глотки от этой зеленой дряни.
Мышелов улыбнулся. Он знал, что отныне Фафхрд будет упоминать об этом приключении примерно так: «В тот раз, когда нас одурманили на вершине горы».
Все трое сидели на краешке стола и передавали кувшин по кругу. Зеленый туман поредел до такой степени, что Фафхрд, забыв собственные слова насчет зелья, принялся утверждать, что это все обман зрения. Потрескивание наверху стало громче; Мышелов предположил, что все эти нечестивые свитки в библиотеке, не защищенные больше влажным туманом, начинают гореть. Как бы в подтверждение его слов, недоношенный медвежонок, о котором все начисто позабыли, неловко переваливаясь на лапах, сбежал с пандуса. На его голом тельце уже начал пробиваться вполне пристойный пушок. Фафхрд плеснул ему на морду вина и протянул звереныша Мышелову.
– Так и хочется его поцеловать, правда? – спросил он.
– Вспомни свои свинячьи шутки и целуй сам, – отозвался Мышелов.
Разговор о поцелуях навел их на мысль об Ахуре. Забыв на время о своем соперничестве, они принялись уговаривать ее, чтобы она помогла им определить, сброшено ли наконец заклятие, наложенное на них ее братом. Затем последовали нежные объятия, которые вполне это подтвердили.
– Да, кстати, – весело заметил Мышелов. – Здесь мы все дела закончили, так не пора ли, Фафхрд, нам отправляться в эти твои столь полезные для здоровья северные земли, к бодрящему снежку?
Фафхрд допил первый кувшин, взялся за другой и задумчиво проговорил:
– В северные страны? А что такое эти северные страны, если не прибежище мелких царьков с заиндевелыми бородами, которые ни черта не понимают в радостях жизни? Потому-то я оттуда и сбежал. И теперь вернуться назад? Клянусь вонючей рубахой Тора, только не сейчас!
Мышелов понимающе улыбнулся и глотнул из кувшина. Потом, заметив, что летучая мышь все еще висит у него на рукаве, он достал из своего кошеля камышовое перо, чернила, кусочек пергамента и под хихиканье Ахуры, которая заглядывала ему через плечо, написал:
«Привет моему брату, состарившемуся в мелких гадостях! С глубочайшим сожалением я должен сообщить о возмутительно удачном и совершенно непредвиденном спасении двух малосимпатичных типов из замка Туманной Мглы. Перед уходом они выразили намерение вернуться к некоему Нингоблю – это ведь ты Нингобль, а хозяин? – и отрезать у него шесть из семи имеющихся глаз в качестве сувенира. Поэтому я полагаю своим долгом предупредить тебя. Поверь, я тебе друг. Один из этих типов очень высок и временами его рев напоминает человеческую речь. Ты его знаешь? Другой ходит во всем сером и отличается невероятным умом и красотой, благодаря….»
Если бы кто-нибудь из друзей посмотрел в этот миг на труп Анры Девадориса, то увидел бы, как у того слегка дрогнула нижняя челюсть. Когда же она отвисла окончательно, изо рта шмыгнула маленькая черная мышка. Похожая на медвежонка тварь, в которую ласка Фафхрда и вино вселили некоторую уверенность в себе, нетвердой походкой бросилась к мышке, и та с писком устремилась к стене. Кувшин из-под вина, брошенный Фафхрдом, разбился прямо над щелью, в которую она юркнула: Фафхрд видел, или подумал, что видел, странное место, откуда она вылезла.
