Валентин Юрьев - Паучий замок
Сначала они не видят этого, пока мы создаём общий контур. Потом, когда все вместе уже пойманы, начинаем отделять их друг от друга. Вскоре все пауки сидят по баночкам, каждый в своей, и каждый лупит, что есть сил, в свою стенку, не понимая, что происходит и откуда взялась эта странная неволя.
В который раз уже меня охватывает ни с чем не сравнимое чувство счастья, ощущение власти над сильными воинами, которые ничем не могут ответить, упоение своей необычной силой, хотя тут же вспоминаются слова Верта: — '..ему уже всё равно, какой это отряд, кто с кем борется, кто — прав, кто — нет!' Я начинаю себя испуганно тестировать, ну уж, нет, мне пока ещё далеко не всё равно!
Верт, выждав какой-то ему понятный момент, выходит из своего фантома, и я иду следом, крики внутри 'баночек' замолкают, зато начинается обстрел навесными. Молодцы, догадались. Мы тихонько и молча откидываем стрелы в стороны, прямо в полёте, и приближаемся так, как будто их и нет вовсе. Это впечатляет.
Подошли. Кажется — руку протяни и схватишь, ан, никак. Обстрел закончился, понятно же, что безнадёжно, чего зря стрелы терять? Видя перед собой всего лишь двоих наглецов, хассаны ещё верят, что выкрутятся, рожи их наглые и воинственные, не понимая ситуации, они начинают ругаться на непонятном языке, создавая хаотичный шум.
Дальше начинается то, чего я не умею и с завистью смотрю на Верта: луки, стрелы и ножи выскакивают из их рук, карманов и взмыв вверх, летят в сторонку и укладываются в кучу. Такого враги не ожидают и лицо у потерявшего оружие становится подобострастным и унылым. Вот и всё. Победа!
Я собираю оружие в кучу, а Верт потопал в пещеру за мальчиками, правда, не по прямой, а сначала по дороге, чтобы не раскрыть свой секрет противнику. Я собираю и завидую, складываю в колчаны все вылетевшие в нас стрелы, окидываю иногда взглядом наш прозрачный концлагерь, кое-где удлиняю перегородки в высоту, где не все ещё утихомирились, а самые спокойные уже сидят, подогнув под себя ноги в странных башмаках.
Мне не скучно, потому что незаконченный разговор с Вертом ещё крутится в мозгу разными гранями. Я думаю о том, что сейчас наступает зима и в Замке, скорее всего, уже холодина жуткая, но так хочется узнать о возможностях тёплых камушков.
Значит, мне просто повезло, что я интуитивно выпросил у родителей и везде таскаю с собой куклу? Сколько стоят камушки? Сколько их там, наверху, может быть? Стоит ли отправиться в Замок прямо сейчас, зимой? Кто делает эти камушки?
Вопросов — море
Делаю вид, что не замечаю предателей. Их двое. Ну, один, понятно, мстить пришел, а второй зачем? Неужели из-за денег? В голове не укладывается. Как можно пускать к себе в страну врагов, которые завтра будут убивать твоих близких, да и тебя самого шлёпнут?
Приближающийся отряд слышно издалека, торопятся, ещё не верят, что сегодняшний спектакль — не шутка и не наваждение, не было же никого! Подошли и оцепенели! Чужеродные рожи. Незнакомая одежда… Куча незнакомого оружия, обрадовавшая только Пашку, который хватает чужой лук, неумело всовывает в пальцы стрелу и палит с пяти шагов в предателя, тот от страха визжит и это очень радует всех, и наших пацанов и врагов, которые, видимо, тоже не любят трусов. Стрела со звоном отлетает от преграды, переломившись, и этим демонстрирует прочность невидимой стенки. Хассаны наматывают дополнительную информацию на толстый ус.
Их воинственность пропала, но я бы и сам притворялся тихим, чтобы потом, при первой же возможности чесануть со всей возможной скоростью и удрать из этого кошмара, где воздух так обманчив, а оружие улетает из рук.
Я ставлю драчунов Копыто, Шило и Зуба в охрану, хватит с них сегодня развлечений и они недовольно расходятся по указанным местам. Из корзин извлекаются верёвки, которые не оставляют никаких сомнений в наших намерениях и сидящие хассаны вскакивают на ноги, готовые даже кусаться, лишь бы избежать позора.
Верт подходит ближе и произносит первые слова в это затянувшейся сцене:
— Кто будет говорить? Подними руку!
Хассаны переглядываются, тараторят между собой и один из них руку поднимает.
— Зачем пришли сюда?
Простой вопрос, тем более, что ответ написан на их одежде, оружии, и подтверждается таинством продвижения, уж кто-кто, а принц-то дожен был знать о проходе чужого войска, даже такого маленького.
— Гарвия нада! Кароль ходи. Наёмник, кароль охранять нада.
— Почему тайно пошли?
— Ясак больно балшой. Мы нада золото получай, зачем много отдай? Мы только ходи Гарвия. Никаго не трогай.
— А кто же вас туда пустит?
— Гарвия пропуск есть, Сара-Тон, началник печать делал.
— Какой начальник?
— Началник охрана.
— Покажи.
Из недр плаща добывается пропуск, упакованный в толстый кожаный пенал-тубус так солидно, что не вызывает никакого сомнения в своей подлинности.
— Зачем за нами шли?
— Нет, хазаин, не шли, прямо шли, дорога, а перевал другой ходил, кордон обошли. Ясак больно балшой.
— А чьи же следы искали?
— Зачем следы, дорога шли.
— Прямо? И не сворачивали?
— Зачем не сворачивать? Схадить сторонку надо, мы схадил, разве плохо? А потом прямо, хазаин.
— А этот что с вами делает?
— Эта — ирит. Боится шибко. Боится один ходить, просил вместе ходи.
— Чего он боится?
— Зачем моя знай? Дух злой боится, вартак боится, всё боится.
— А почему же он впереди шел, следы искал?
— Нэт, хазаин, зачем? Он сзади шел, карзина нёс тяжелый, нам не жалко, пусть идёт.
— А ты понимаешь, что мы будем делать, если ты врёшь? Ты же воин, где честь твоя?
— Зачем врать, хазаин, моя правду говори.
— Правду?..Значит, тяжелая корзина?
— Тяжелый, да, еле шел ирит.
Корзина предателя взмывает вверх из его клетки, перелетает в ячейку к допрашиваемому и шлёпается ему на голову. Она явно пустая, о чём Верт и так знал.
— Не ушибся?! Такая тяжесть?!.. Зачем врёшь?!.. Не понял ещё?! Из-за этого подлого ирита вы все здесь сдохнете! Все твои воины мёртвые будут. Я всё видел, когда он шел. Первый шел, следы искал. Зачем?
— Прости, хазаин. Стыдно говорить. Он дорога показать обещал, давно ещё. Мимо кордона. Мы — золото давать.
— Сколько?
— Два манэта. Один тому и один — другому.
— А что дальше?
— Вчера встретились, он просил, золото обещал, найти вас, хател убить малчишку, каторый ему руки ломал, сказал, там малчишки одни, а вы воины.