Антонина Клименкова - Забытый замок
— Ну что, друг мой? — спросил тот, похлопав старика по плечу. — Как самочувствие? Тяжело проигрывать на старости лет? Но ничего, не грусти. Такого больше не повторится. Как же ты мне надоел, долгожитель горный! Ты хоть понял, кого на цепях держал? Опытный образец, не всегда срабатывает правда, зато если завести как следует!.. Просто шедевр, согласен? Ой, ну наконец-то! Долго же соображаешь… А домик у тебя неплохой, с претензией. Ремонтом давно занимался? То-то, я гляжу, полы как-то подозрительно трясутся. И стены тоже чего-то затрещали.
Пожалуй, пойду я, пора. Приятно было повидаться. Прощай, неудачник! Мне будет без тебя скучно… А может, и не будет.
* * *
Гномы бежали, обезумев от страха. Стены, высеченные из цельных скал, раскалывались на глазах. Башня рушилась, угрожая похоронить под собой всех, кто не успел найти выход.
Очень скоро все сокровища колдуна Альвиса Всемудрого, магистра Горних Тайн и Сокровенных Истин, как и он сам, оказались навсегда сокрыты от мира во мраке пещер. Холодные подземелья, ставшие одной огромной могилой, сверху укутало покрывало искрящегося снега.
ГЛАВА 37
Ночь, стихи и полная луна
День 7-й месяца августа
(Оказывается, на чародея мы потратили целых 4 дня!)
Я думала, что, промаявшись столько времени черте где, буквально без сна и отдыха, просплю сутки, едва добравшись до постели. Не тут-то было! Весело потрескивающие костры инквизиции вновь вторглись в мои невинные грезы.
После очередного поджаривания, обнаружив на часах давно наступившее завтра, я поняла, что на эту ночь с меня «шашлыков» довольно.
Краюшка слегка обгрызенного с левого бока месяца заинтересованным глазом подглядывала сквозь штору. Рядом на одеяле посапывал Князь, серебристо-серый в пятне лунного света. Комнату наполняло сияние, и я могла легко пересчитать на широкой мягкой лапке все когти, в такт дыханию плавно вонзавшиеся в подушку недалеко от моего носа.
Спать больше не хотелось. Хотелось легкого ветерка, прозрачного воздуха. Хотелось парить в облаках, купаясь в лунном сиянии, зачерпывая ладонями и подбрасывая ввысь россыпи звезд. И не хотелось вылезать из-под одеяла.
Я потянулась и сладко зевнула. Князь приоткрыл один глаз и с недовольным видом попросил не ворочаться. Ладно, ваше высочество, постараюсь. Хотя в каком романе вы встречали мечтательных юных девушек, дрыхнущих бревном в такую лунную ночь? И я очень мечтательно уставилась на месяц. То есть нет, я устремила взор к обкусанному ночному светилу в цветочек (это от занавески). Неудержимо хотелось поэзии. Как будто стихи так и кружились в звенящем воздухе. Прямо язык чешется выдать что-нибудь высокое и красивое. На вечную тему, разумеется. О чем же еще пишут девушки? Типа так:
Я ждала тебя всю вечность…
Вполне возвышенное начало. Ну а дальше?…
Я ждала тебя всю вечность
Умоляла небеса
А тебя прислали черти
Вот такие чудеса
М-да. Начало очень даже романтичное. Зато конец — истинная правда. Разве нет? А может быть, так:
Волнистый локон сердце мне волнует…
Мм… Гм-м… Ну-у… Локон — кокон — флакон… Нет, ударение не там. А есть ли вообще рифма на слово «локон»?
А зачем мне зацикливаться на локоне, если совсем рядом, буквально за стеной, смотрит десятый сон весь мой идеал? Мне что, о нем больше сказать нечего? Фрося, ты бездарность! Ты и влюбиться по-человечески не умеешь — стих порядочный сочинить не можешь! Разве влюбленные из себя рифмы центрифугой выжимают? Сосредоточься, Дыркина! Вспомни, отчего у тебя при первой встрече коленки задрожали?
Взгляд цвета мятных леденцов,
Паршивый нрав, характер тоже вредный,
Не любит сладких пирогов,
И вид вампирский, сине-бледный,
Какого черта нужен мне
Твой голос — ядовитый бархат?
Зачем мечтаю при луне?
Зачем вздыхаю в полумгле
О том, кто нежен так и колок?
Мой милый кактус
С тысячей иголок.
Ну вполне неплохо, а главное — искренне. И действительности соответствует. Только ритм не выдержала — посреди моего вдохновения отчего-то заволновался Князь. Я хотела его успокоить, но он отпнул мою руку задними лапами и, свалившись с кровати, с озабоченной мордой удрал из комнаты. Отмахнувшись от музы, я поспешила за ним, лишь накинув рубашку.
Князь спешил не в туалет и не к тарелке, как поступил бы всякий нормальный кот. Протаранив крутым лбом дверь, юркнул в спальню хозяина.
Я оглянулась — навострив уши, на меня внимательна смотрели собаки. Псы сфинксами лежали на диване в гостиной, причем под боком у Цербера в пушистой белой шерсти устроился котенок — спавший сном младенца, разумеется.
Я нерешительно подошла к приоткрытой двери.
И Цезарь, и Цербер снова положили головы на лапы, но продолжали внимательно следить за каждым моим движением. В свете луны глаза-вишни блестели искорками, кто-то один грустно свистнул носом.
Конечно, порядочные девицы ночью к парням не врываются. Но и с трухлявой нечистью тоже не дерутся. Значит, я непорядочная и ненормальная.
Я заглянула в комнату. И чуть не споткнулась о лунную дорожку, развернувшуюся от окна белым полотном.
Энтони спал, свернувшись клубочком, не раздевшись, на неразобранной постели.
— Князь, уйди! Не мешай! — шепотом позвала я. Но кот суетливо шастал по кровати, с громким урчанием бодая хозяина в локоть. Как только этот паровоз его не разбудил!
Подойдя на цыпочках, чтоб забрать зверя, я поняла, что Князь волновался не зря.
Тони сотрясала дрожь, дыхание едва слышное, неровное. И даже в полутьме белизна лица пугала. Лихорадка? Простудился после гималайских снегов, что немудрено?
— Тони, ты чего? Тони, тебе плохо? Проснись, пожалуйста…
Я тихонько потормошила его за плечо, но ничего, безрезультатно.
В углу на тумбочке я нашла лампу, включила. Мягкий свет от оранжевого абажура отогнал лунную нереальность. Но мертвенная бледность не ушла. Он не проснулся, когда я зажгла свет, не шевельнулся, когда взяла за руку. Пальцы ледяные, на запястьях, под кольцами браслетов, размазана кровь, камни нестерпимо блестят, переливаясь алым огнем. Мокрые ресницы беспокойно трепещут, скулы перечерчивают блестящие дорожки слез. Я потрогала лоб — полное отсутствие температуры. Абсолютный лед. Значит, не простуда. Тогда что? Спросить не у кого, сегодня Вик на ночь не остался. И телефон мне не сказал. Родителям звонить не буду — за это потом он меня сам, лично убьет…
