Ольга Громыко - Путница
– Поешь?! – поперхнулся Альк, облив грудь.
– А чего? У меня хороший голос, – обиделся вор.
– Слыхал я твой голос, когда вы с лесорубами «Девку в камышах» орали.
– И что?
– Им же только покойников будить!
– Во-во. Служба-то длинная, нудная, да еще в такую рань… – Жар сам зевнул.
– А свечку зачем? – недоуменно спросила Рыска. – Наш молец сам ее держал. В левой руке посох, в правой свечка, я помню.
– Ну а у этого рука только одна, – огорошил ее друг.
– И ты не догадываешься почему? – Альк отер капли с подбородка, поставил кружку обратно на полочку.
– Догадываюсь, – беспечно сказал вор. – И что? У каждого ремесла свои печали. На себя погляди!
Саврянин отвернулся (Рыска успела заметить, как у него стиснулись челюсти) и, не спеша завязывать пояс, вышел во двор.
Жар метко, через всю кухню, сплюнул жеваный воск в помойное ведро.
– Теперь-то что не так? – обиженно спросил он у подруги, почувствовав ее настроение. – Тебе тоже мой голос не нравится?
– Нравится-нравится, – поспешно заверила его Рыска. – Только… мне казалось, что для такой работы прежде всего вера нужна.
– Ха! Веры у меня хоть отбавляй, но кушать же тоже что-то надо.
– Надо, – грустно согласилась девушка. – Просто… странно это все. У нас в веске по-другому. Если верят, то всей душой. Без оглядки на еду.
– Ничего, привыкнешь, – уверенно сказал Жар. – Я в Макополе тоже поначалу чувствовал себя как Хольга в «курятнике».
– А теперь?
– А теперь – как Саший там же, – фыркнул вор, вставая.
Помимо булок Жар разжился травяными цигарками и, прежде чем выйти на крыльцо, сунулся в печку и прикурил от уголька.
– Хочешь? – Вор показал возвращающемуся Альку еще одну коричневую палочку.
Саврянин поглядел на нее, как на дохлую мышь.
– От этой дряни только мозги черствеют и дыхалка садится.
– Ерунда, у нас в веске все батраки курили. – Жар с шиком затянулся и вытаращил глаза: цигарка оказалась крепче тех, к которым он привык, аж в носу защипало.
– Оно и видно.
– Так, может, я оскорбляю взор вашего тсарского величества? – издевательски поинтересовался вор.
– Да нет, кури, – равнодушно позволил Альк. – Я мизантроп. Чем скорее все вы сдохнете, тем лучше.
Жар закашлялся, затушил цигарку о стену и бросил в бурьян.
– Слушай, ну вот как с тобой разговаривать?!
– Не разговаривай. – Альк тем не менее задержался на крыльце. Не дожидаясь обеда, надкусил пирожок. Сильно запахло тушеной капустой с луком.
– Где взял? – завистливо спросил вор. В молельню, если праздника не случалось, несли еду попроще, похуже.
– Хозяйка угостила.
– С чего бы это?
– Откуда я знаю? Шла мимо, поздоровалась и дала.
– Кинь немедленно! – в притворном ужасе воскликнул Жар. – Он наверняка с крысиным ядом!
Саврянин кинул… подгоревшую корку в вора – и переступил порог.
– Да ну, – неуверенно сказала Рыска. – Зачем ей Алька травить? Наверное, остались нераспроданные, а самой уже в горло не лезет.
– Могла бы угостить кого-нибудь более достойного.
– А ты ей забор починил?!
– Он тоже не чинит!
Девушка махнула рукой и начала накрывать на стол.
* * *– Слушай, парень, дело есть!
Альк, не поворачивая головы, удостоил Сиву приподнятой бровью. Наемник выбрал не самое удачное время для задушевных разговоров: вечер, когда посетители снуют туда-сюда и вышибале нужно постоянно быть начеку.
– В общем, так, – заторопился Сива, поняв намек. – Мне тут работенку предложили, но одному боязно браться, «спина»[5] нужна.
– А чего ко мне-то пришел? – Альк выставил ногу, не давая годовалому ползунку перебраться через порог и кувыркнуться с крыльца в грязь. Поглощенные ужином родители ничего не замечали, положившись на Хольгу, которой якобы полагалось хранить безвинных детей. Богиня выполняла свои обязанности спустя рукава, ребенка в кормильню принесли уже с синяком на лбу. – Дружков мало?
– Дерешься здорово, – честно сказал наемник. – А дело серьезное. И опасное.
– Какое?
Сива неожиданно замялся.
– Только ты это, не смейся, – предупредил он.
– Я похож на весельчака? – буркнул белокосый, приподнимая малыша за шиворот и разворачивая в другую сторону, седьмой раз за эту лучину. Ребенок радостно взвизгнул и, как жук, пополз в обратном направлении.
– Ты похож на саврянина, – прямо брякнул наемник. – А у вас, говорят, ничего святого нет.
– Есть, – злорадно сказал Альк. – Озеро в Тишопских горах, где, по преданию, Хольга перед браком купалась, а теперь неверных жен в мешках топят, чтоб заодно и наказать, и грех смыть.
Но Сива вовсе не пытался его задеть.
– Я к тому, что… – Наемник набрал побольше воздуха и скороговоркой выпалил: – В общем, прошел слух, что на дальнем жальнике беспокойники завелись.
Саврянин фыркнул.
– Ну вот, – обиделся Сива. – Так я и знал!
– Я не верю в беспокойников.
– Вот и отлично! А наши мужики – верят. Потому и отмахиваются.
Альк задумчиво поскреб подбородок. Подвоха со стороны Сивы он не чувствовал, но дело казалось не слишком хорошим. Точнее, смазанным каким-то, путники о таком говорили – «до развилки».
– Расскажи подробнее.
– Тут в Ямах два жальника, – оживился наемник. – Новый, за холмом, и старый, тоже за холмом, но за другим, подальше, возле речки. Хоронят на обоих – на ближнем приезжих, а на дальнем местных, он у них более почетным считается. Последним там мельника зарывали, две недели назад – дурная смерть, странная. Вечером здоров был, вовсю на подмастерьев орал, а утром жена проснулась – уже остыл, и лицо синее.
– Сердце, – равнодушно бросил Альк. – Докричался.
Сива кивнул:
– Так и думали, покуда он по ночам вылезать не стал, по плотине ходить и в ставни скрестись. Подмастерья уже после второго раза разбежались. Вот мельничиха и плачется: скажите ему, чтоб оставил меня в покое, три злата заплачу.
– Просто сказать?
– Да, но, подозреваю, ему это не понравится.
– Хм. – Саврянин обреченно развернул настойчивое дитя в восьмой раз. – Ну можно было б прогуляться, когда кормильня закроется… Заскочу только домой, сабли возьму. Хоть и не верю я в эту чушь, да и надобности в напарнике не вижу. Не боишься, что я сам работу выполню, а с тобой делиться не захочу?
– Поделишься, – уверенно сказал Сива. – Иначе позавчера отобрал бы у меня весь кошель.
* * *Наемник просидел в кормильне до самого закрытия, неспешно потягивая пиво, и даже помог Альку выпроводить последних гостей. Те при виде двойного набора кулаков решили не искушать судьбу, покорно рассчитались и ушли-уползли.
Где саврянин живет, Сива не спрашивал – успел узнать от служанки, а та от кого-то из соседей тетки Ксюты. Напарники в молчании пересекли погруженную во мрак пустошь, поднялись на холм, усыпанный светлячками-торговцами, и уже подходили к дому, когда наемник не выдержал:
