Алиса Ардова - Мое проклятие
— Как ведут себя в постели с мужчиной ваши женщины? Что сирры испытывают кроме боли, наставница?
— Благодаря снадобью, тому самому, что давал тебе мэтр Гарард и которое обязана принимать каждая наида, боли во время соития высокородные почти не чувствуют. Лишь легкий, приглушенный отзвук.
Окатило жаром и стыдом, едва вспомнила коварную микстурку, сделавшую меня на целую ночь практически одержимой Савардом.
— А какое еще действие кроме возбуждающего оно оказывает?
— Возбуждающего? — В темных птичьих глазах плескалось искреннее недоумение. — Зачем? Зелье Ронвада успокаивает, расслабляет, помогает раскрыть внутренние энергетические каналы для принятия стихии саэра. Поток силы сам по себе будоражит, кружит голову, пьянит. Так что ночью сирра, пожалуй, даже получает некоторое удовольствие. Боль настигает лишь под утро. Накрывает неудержимой лавиной. Сильная, яркая, почти непереносимая… — голос женщины сорвался, стал хриплым, глаза потухли. Она мгновенно замкнулась, словно ушла в себя.
— Как долго это продолжается? — сочувственно поглядела на понурившуюся наставницу.
— О, приступ длится пять — десять часов… в зависимости от уровня силы саэра. Затем он сменяется вялостью и холодным безразличием. Не хочется ничего: ни пить, ни есть, ни спать, ни жить. Некоторых наид даже кормить приходится насильно. Им самим это просто не нужно. Дальше — период восстановления, после которого женщина для утех снова готова взойти на ложе, — бескровные губы скривились в невеселой усмешке.
— А нары? Что они чувствуют? — поспешила задать новый вопрос, надеясь вывести собеседницу из странного отрешенного состояния.
— Нары? — Кариффа презрительно фыркнула. — Этим никакой боли терпеть не приходится. Даже наоборот. Как-то я нашла и расспросила одну из бывших наложниц Игерда. Интересно вдруг стало. Та сначала отнекивалась, но в конце концов все-таки рассказала, как хорошо ей было в постели хозяина. Лопотала о безумном восторге от его прикосновений, поцелуев, об остром наслаждении во время соития, об удовлетворении, которое наступает потом. Призналась даже, что с мужем никогда подобного не переживала. — Старуха пожала плечами. — Низшие — они и есть низшие. Я даже не стала до конца выслушивать все эти мерзости.
Мерзости?!
— Наставница Кариффа, — начала осторожно, — а сирры — жены и наиды — испытывают хоть что-то к своему мужчине?
— Разумеется! Почтение. Смирение. Уважение. Нередко — страх.
— А желание?
— Мы высокородные, — высокомерно вскинула голову старуха. — И не позволим примитивным животным инстинктам взять верх. Никогда ни одна из нас не уподобится простолюдинке.
Приплыли.
Эмоционально и чувственно холодные сирры, не знающие, что такое страсть, оргазм, а самое главное, кичащиеся этим. Вот уж, воистину, нашли дуры, чем гордиться. Нары, у которых вроде бы все «по-людски», если не считать того, что они подсаживаются на саэров, как на наркотик, и не скрывают своей зависимости. Саэры, которые спят со всеми и ни с кем не получают полноценного удовлетворения, потому что высокородные дамы — «могут, но не хотят», а простолюдинки, увы, — «хотят, но не могут» дать то, что мужикам нужно. А посреди всего этого цирка — я, несчастная попаданка, которая как раз и хочет, и может.
Только вот нужно ли об этом знать Саварду? Однозначно нет. Пока не разберусь, чем мне это грозит, как сиятельный «господин» отреагирует на неестественное поведение доставшейся ему наиды.
Насторожится? Станет докапываться до причины?
Опасно.
Обрадуется? Это меня тоже не устраивало. В очередной раз оказаться в постели с привлекательным, что греха таить, но малознакомым мужчиной не хотелось.
Значит, нужно время. Присмотреться. Подобраться поближе. Понять, что он за человек. Узнать его привычки, желания, слабости. Показать себя, наконец. Обаять, очаровать. Женщина я или нет, черт возьми?! И как знать, вдруг Савард в конце концов увидит в собственной наиде не только средство для сцеживания силы и спермы, а нечто большее. Как бы смешно и самонадеянно это сейчас ни звучало, но заниматься сексом я хотела все-таки по собственному желанию и свободной воле, а не по физическому принуждению, как в первый раз, и не по магическому, как во второй.
Плохой новостью стало то, что зелье Ронвада действовало на меня как афродизиак. Усмехнулась про себя: видимо, внутренние каналы оказались достаточно раскрыты — куда уж дальше? — вот и пошло «не в ту степь». Придется всеми силами избегать чудо-снадобья. Хитрить, изворачиваться, выдумывать. Больше ни единой капли! А вот то, что сирры благодаря ему тоже испытывают подобие возбуждения, — хорошо, в этом случае моя «ненормальность» не так заметна и очевидна.
Что там дальше по списку? Апатия и заторможенность? Надеюсь, Савард приедет еще не скоро, и мне не придется их изображать.
Решено.
— Саэру Крэазу не стоит пока знать о необычной реакции наиды на принятие его силы. Это возможно? Знаю, вы будете молчать. А Гарард? Слуги?
— Правильный выбор, — старуха одобрительно улыбнулась. — Не беспокойся, я все улажу. В любом случае господин отбыл только сегодня утром и вряд ли вернется в ближайшие дни. У нас есть время, чтобы подумать, что говорить и как действовать.
ГЛАВА 10
В храме царила странная настороженная тишина. Лишь звуки быстрых шагов, отражаясь от полированного пола и зеркальной поверхности стен, гулким эхом раздавались в напряженном молчании залов.
Я торопилась, то и дело сбиваясь на бег. Белый мрамор колонн, роскошь цветной майолики, дивные украшения из золота и драгоценных камней — ничто сегодня не задерживало взгляда, не привлекало внимания. Все помыслы, желания, стремления находились там, куда меня влекло с безудержной силой, — в средоточии древнего храма, святилище Великой.
Мелькнула каменная резьба высокой арки перехода. Каблуки бесстрашно простучали по сотворенному из прозрачного камня Мосту Слез — тонкой ниточке над бездной, такой пугающей раньше. Затаив дыхание, ступила в святая святых и в ужасе замерла, наткнувшись на хмурые взгляды. Негодующие, взыскующие, гневные. Ни одного спокойного или безразличного лика! Что же произошло, Великая?!
Предчувствуя беду, в отчаянии бросилась к ногам богини, простерлась ниц, не решаясь поднять глаза на нечеловечески прекрасное лицо. Но это не спасло. Чудовищная тяжесть обрушилась сверху, прижимая к полу, не давая вздохнуть. Хватая ртом воздух, заходясь в беззвучном крике, я корчилась в бесконечной агонии. Казалось, еще минута, и суть моя исчезнет, растворится, перестанет быть. И в тот момент, когда угас последний луч надежды, что-то большое и сильное вдруг бережно подхватило, окутало со всех сторон, укачивая, согревая теплом и нежностью.