Stashe - Судите и судимы будете
Только одного Богдан Шептунов не мог предугадать.
Дан стоял на вершине холма, с которого открывался прекрасный вид на город. Чудесная погода. Солнечно, легкий мороз. Сегодня исполнялось ровно два месяца, как он прибыл на Янус. Настроение портила мысль, что за прошедшее время, ему почти не удалось продвинулся в расследовании. Но с другой стороны, есть и чему порадоваться. Собрана уйма сведений о планете и ее жителях. Теперь нужно лишь поднапрячься и снова выйти на след Кристиана. Мастер-волшебник признался, что незадолго до прибытия Богдана в город, тот действительно находился несколько недель в храме, как почетный гость. Шептунову не повезло самую малость. Волшебник успел зафрахтовать последний корабль и уплыть на острова. Дану придется ждать весны, потому что только тогда откроются торговые пути. В сезон штормов ни один корабль даже за огромные деньги не рискнет выйти в море. Слишком опасно.
Итак, ему говорили и говорят полуправду. Удобно. Вроде как не ложь, но вокруг пальца обвели. Дан вынужден торчать в городе под присмотром мастеров из храма. Разговоры с главой похожи на шахматную партию. Долго, хитро, продуманно. За все это время, Богдану удалось узнать только то, что Крис планировал сотрудничать с волшебниками и обещал поддержку людей с островов. Якобы и сам он родом с островов, а байка про звезду для необразованной толпы. Не было никаких шантийцев, им запрещено собираться числом более ста. Если они собрались бы так, то навлекли гнев богов и палачей. Возможно, по какой-то причине саранча уплыла на острова? Оттуда их, как незваных гостей, и отправили к богам? Те не захотели терпеть нарушение закона и убили всех. Шантийцев стало слишком много в последние годы, им трудно соблюдать правила. Они давно ищут новые земли, чтобы расселится в них. Кто знает, возможно, в новых местах их не станут загонять в жесткие рамки. Но саранча есть саранча. Они множатся и угрожают благополучию прочих рас. Волшебники, как и палачи, отвечают за соблюдение законов. Люди же с островов помогают чудесами, которые создают специально и только для волшебников.
Богдан соглашался, улыбался и понимающе кивал. Глава обещал всяческое содействие, фрахт корабля по весне и благополучное путешествие. Придется немного потерпеть.
Шептунов хотел большего от разговоров с главой. Он чувствовал тонкий лед и пытался найти истину, ну, или хотя бы ее осколки. Глава не лгал в одном, на островах находилось нечто очень важное.
Келан всегда помогала охотно и Дан предположил, что ее кровь требует отмщения. Она всегда внимательно слушала и достаточно знала. Вела же себя честнее прочих, поэтому он не стал водить ее за нос, и посвятил в часть правды. Девочка оказалась не любопытной и лишнего не спрашивала. А вот толк от ее помощи был.
Еще, и в этом бы Дан не признался даже себе, она оказалась единственным близким для него существом. Трудно относится без симпатии к тому, кто спас твою жизнь, чья помощь поспевает в нужное время и в нужной ситуации, кто способен молча слушать, чья особенная хрупкая красота, сочетается с реальной выносливостью.
Если Богдан мог бы связно объяснить, происходящее в его душе последнее время, он сделал бы это для себя. Но очень трудно произнести вслух то, чего боишься, а отказаться не имеешь сил. Его тянуло к Келан как ни к кому и никогда. Дикая смесь из желаний и чувств, от самого себя скрываемых, гонимых и упорно возвращающихся. Так, словно готов броситься в омут головой. Нет, как будто уже бросился.
Шептунов смотрел вперед, на шпили остроконечных крыш, на черепицу, где плясали солнечные блики, на легкую оранжево-красную дымку деревьев и виднеющиеся у горизонта складки гор.
— Келан! — Окликнул он девушку. Она стояла на коленях ниже по склону, собирала какие-то растения. Прогулка должна стать совместным отдыхом, способом отвлечься от кропотливого ежедневного труда в библиотеке. Дан пригласил ее прогуляться. Келан выбрала место.
— Да, Бог со звезды? — шантийка всегда называла его так.
— Иди ко мне. Здесь красиво.
— Не знала, что волшебники могут быть такими нежными, — рассмеялась она, поднимаясь с колен. Ей очень шли краски осени. Особенно этой, поздней. Волосы — спутанные пряди цвета меди, золота и шоколада, глаза — оранжевые, как языки пламени. Как можно видеть в ней кого-то еще, кроме женщины? Темный плащ скрывал фигуру, но Дан знал — она маленькая и худенькая, словно японская статуэтка, с нежной, гладкой кожей.
— Почему нет?
Девушка подошла вплотную, подняла острый подбородок вверх и утонула в его глазах. Богдану показалось, что зрачки ее вспыхнули маленькими пожарами. Шептунов понял, что так долго оттягиваемый миг наступил. Ни он, ни она не будут больше делать вид, что ничего не происходит. Все давно случилось, а прошедшие недели ничего не изменили. Просто, наконец, они приняли правила игры.
30 глава
Кристиан оказался прав. Прошла неделя с того момента, как я очнулась в незнакомой комнате, на островах, и за прошедшее время почти все физические раны затянулись. Особенности шантийского организма, которыми не уставал восхищаться человек, называющий себя моим лечащим врачом. Мысленно я называла его волшебником, хотя должна бы лекарем. Невысокого роста, полноватый, с круглой пролысиной. Он ходил в странном розовом одеянии, похожем на скроенный из одного куска ткани мешок с длинной застежкой спереди.
Стоуш лечил травами, мазями и никогда не использовал атрибуты волшебников. Но здесь многое делалось совершенно иначе. Странные предметы, например, шарики, жалящие в руку. Прозрачные мягкие упаковки из не рвущегося материала, гибкие и прочные. Они присоединялись к тонким шлангам и теплым дискам, легко прилипающим к коже. Эти диски частью своего механизма проникали в вены и переливали в них содержимое из прозрачных пакетов. Поначалу, меня окружали какие-то коробки, издающие разные звуки, и выглядящие еще более странно, чем инструменты, которыми пользовался лекарь ежедневно навещавший меня. Он доброжелательно и мягко вел беседу, старательно изучая реакцию. Я прекрасно понимала, зачем, и не могла не подозревать в его действиях корысти. Палачи часто пытают жертв, я знаю, как и для чего это делается. Не обязательно калечить, иногда достаточно напугать. Или посулить желанное, смягчить страхи надеждой. Много способов.
Лекарь, по сути, не являлся палачом, однако мне не раз приходилось ловить себя на мысли, что я удачно найденная зверушка для препарирования. Любезность в те мгновения становилась отвратительной, а дружелюбие казалось напускным.
Именно переизбыток лжи делает нас больными. Понимая, что происходит, я пыталась бороться. Трудно оставаться здравой, когда заперли в четырех стенах. Мучаться бездельем и домыслами. Не видишь, не слышишь и ничего не знаешь о мире снаружи. Такой досуг — худшая пытка. Раньше мне всегда удавалось оставаться на свободе, иметь такую роскошь, как право выбора пути. К чему тогда удивляться? Настроение оставалось мерзким, я злилась и причин тому, было более чем достаточно.
