Варвара Мадоши - Драконье Солнце
Однако в какой-то момент дождь хлынул с такой силой, что пришлось сойти с дороги и искать приют под деревьями. По счастью, мне удалось обнаружить подходящую ель: ветви ее шатром расходились на порядочном расстоянии от земли, даже лошади прошли спокойно. Не сказать, правда, что эти хвойные лапы совсем не пропускали воду — отдельные капли периодически падали мне за шиворот — но все же такая защита лучше, чем никакой.
Вот тогда, когда я, слушая дождь (а ведь весьма неплохое занятие, если вдуматься), сидел под деревом на сухом пятачке рыжей хвои, подложив под себя весьма отощавшую без одеяла сумку с одежкой, я услышал, как шаманка застонала.
Сперва я испытал нешуточное облегчение: ага, в себя приходит! Но в тот же момент я сообразил, что стон — не самый благоприятный признак.
Я вскочил. Оказывается, мне до ужаса надоело сидеть вот так, ничего не делая, ожидая изменения не зависящих от меня обстоятельств… герцог тренировал меня ждать сколько угодно, и я могу это делать весьма сносно, но, когда ожидание истекает, раздражение тут же наскакивает на меня, душит и берет в плен. Очень вовремя среагировал: шаманка задергалась, пытаясь освободиться. При этом она даже не попробовала развязать узлы, хотя могла бы — я ведь не по-настоящему пытался ее скрутить, а всего лишь хотел не дать ей сверзиться с Иллирики. Нет, Вия рвалась и билась, как дикое животное. Даже захрипела. Глаза ее при этом были закрыты, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались. Из уголка рта потекла слюна, верхняя губа приподнялась, и девушка не то зарычала, не то захрипела. Не самое приятное зрелище.
Что хуже всего — лошадям оно тоже не слишком понравилось. Проклятый конь, кажется, отнесся с полным пониманием, даже фыркнул одобрительно. А вот Иллирика хрипела не хуже своей живой ноши, косилась, переступала с места на место и, кажется, не вздымалась на дыбы и не кидалась в галоп только из-за многолетней привычки мне доверять. Как будто я стою доверия!..
Если вы думаете, что справиться с перепуганной лошадью, и маленькой, но весьма крепкой припадочной девчонкой одновременно очень легко — попробуйте сами. Мне не понравилось, сразу скажу. Тем не менее, каким-то чудом я смог стащить Вию с кобылы — попросту без затей перерезал все веревки, какие попались под руку. Транжирство, но ничего не поделаешь.
По счастью, веревки у меня были и запасные — без них в дороге никуда. Так что смотать заново запястья и лодыжки шаманки худо-бедно удалось, хотя сопротивлялась она яростно — не то что специально царапалась и кусалась (тогда, думаю, пришлось бы оглушить ее, а мне ужасно этого не хотелось — мало ли, еще задохнется, в бессознательном-то состоянии!), но и простых конвульсий хватало.
Более того, мне удалось даже сунуть шаманке между зубами наскоро связанный из прихваченных с собой тряпичных бинтов жгут — чтобы язык не дай бог не откусила. Однажды я видел, как латник откусил себе язык, когда ему отпиливали ногу — этому бедолаге колено палицей раздробили. К счастью, он потом умер.
Шаманка рычала и вращала глазами, тело ее дергалось и билось, стремясь вырваться на свободу. Признаться, меня посетили опасения: а ну как превратится в какое-нибудь животное… кто там, этих шаманов, знает, как у них после сложных ритуалов принято поступать!.. С другой стороны, пускай превращается: зверь тотчас убежит в лес, а я избавлюсь от необходимости изображать из себя сиделку!
Такого счастья мне, конечно, не выпало: шаманка ни в кого не превратилась, но окончательно потеряла сознание. Тело ее расслабилось, скрюченные пальцы разжались. Весь припадок занял не так уж много времени: наверное, с полчаса или даже меньше. Зато я устал так, как будто весь день работал в каменоломнях.
За полчаса дождь успел кончиться. Тучи не разошлись: хмурое серое одеяло над нами по-прежнему норовило зацепиться за верхушки гор и расплескать на нас свое ледяное неприятное содержимое. Что я не люблю в горах: стоит забраться повыше, и нормальное теплое лето тотчас превращается в какую-то стылую осень… Но делать было нечего: я снова с грехом пополам пристроил шаманку на Иллирике, и направился вперед по дороге, к обещанному постоялому двору.
Небендорфа мы достигли не за три часа, как обещала старуха Хельга, но часов за пять. Все это время я нервничал — вот уж не ожидал от себя! — из-за шаманки: а ну как снова припадок?… По счастью, с ней ничего такого не происходило: она не стонала, и глаз не открывала. И Иллирика больше не беспокоилась.
Нам повезло еще и в том, что большака-то было — одно название. Вроде и крупные купеческие центры рядом, а удалишься на день пути… да что там, на полдня… и уже сплошное захолустье. Никто нам на этой горной дороге не встретился, даже какой-никакой крестьянин с повозкой, и я был этому рад.
Постоялый двор тоже многолюдьем не отличался: так, деревенский кабак, хозяин которого сдавал пару верхних комнатушек редким приезжим побогаче… в остальное время там кое-как размещались приживалы трактирщика. Приезжие победнее, если такие случались, ночевали, расстелив свои одеяла прямо на полу харчевного зала, а ночлег порой отрабатывали колкой двор, уборкой мусора или чисткой котлов.
Нам, впрочем, грубый труд простолюдинов не грозил: деньги у меня были. Я даже нанял племянницу трактирщика (а может, дочку или какую иную родственницу — в семейные отношения вникать было неохота), чтобы присмотрела за шаманкой, и заплатил за две комнаты: одну для меня, другую для больной. Честно говоря, я с тревогой подумывал, что я буду делать, если шаманка проболеет подольше — бросать ее в этой глухомани, а самому отправляться на поиски Гаева мне почему-то совершенно не хотелось, не говоря уже о том, что с ее помощью я смогу его найти гораздо быстрее и проще. Но если так пойдет и дальше, у меня просто не останется выбора.
Я решил: жду еще сутки и ухожу. Иначе Гаев заберется слишком далеко. И так мне придется потратить солидное время, обходя горы: астролог шел без лошади и мог себе позволить роскошь блуждать по узеньким тропинкам, я же не собирался оставлять здесь Иллирику, и поэтому мне придется идти через перевал Собаки… ох, черт, там же снег еще не сошел! Ждать до восьмого месяца?… Возвращаться и топать через Абентойер?… Ни то, ни другое мне не нравилось. Еще не нравилась перспектива оставлять проклятого коня без присмотра: кто знает, что он может натворить… Я даже раздумывал, не прирезать ли его, если соберусь уходить в одиночестве. Хотя еще вопрос, удастся ли это.
К счастью, никакие экстренные меры не понадобились: шаманка очнулась. Как ни странно, это произошло ночью того же дня, в который мы прибыли в Небендорф. Мне не спалось: я сидел в своей комнате, прямо на полу, привалившись спиной к кровати (такой роскоши, как стол со стулом, здесь не водилось — только табуретка, на которой стоял кувшин с водой для умывания) и размышлял. Луны не было — небо все еще затягивали тучи. В темноте хорошо думалось, я то ли дремал, то ли не дремал, и в голове бродили обрывки каких-то почти бессмысленных, но таких красивых рифм… с удовольствием бы спел что-нибудь в этом роде под балкончиком прелестницы, и чтобы решетка непременно была увита вьюнком, а красотка была бы нежно-зеленом, как молодая трава, блио, и чтобы ее голову венчал какой-нибудь особенно вычурный головной убор… некоторые ругаются, а вот мне нравится нынешняя аристократическая мода: пусть леди хоть целые башни на головах наворачивают, если им это по вкусу, они так становятся только чуть смешнее… а значит, милее и краше… Люблю смешное.
