Пол Андерсон - Секира света
Околдовывающим голосом шелестела она:
— Взгляни на мою шею, на мои пальцы, погляди на меня всю! Видишь, на мне никаких талисманов. Талисман был бы более чем бесполезен, вздумай я применить его против тебя. Только вспомни, что случилось с Тот-Аписом. Всякое колдовство, направленное против Носящего Секиру, отбрасывается назад, к тому, от кого исходят чары. Парасан наверняка рассказывал тебе, что, пока ты держишь Секиру, ты защищен от всякой магии и гордость обладания ею не станет для тебя губительной. Я напоминаю тебе об этом предостережении, чтобы ты знал: я честна с тобой, и желаю тебе добра, и не хочу, чтобы с таким великим воином что-нибудь стряслось.
— Так делай что задумала! — сказал он грубо.
Она вызывающе передернула плечами, так, что шевельнулось все ее гибкое тело.
— Я не хочу оскорблять твой разум ложью. Я пришла сюда вместе с Тот-Аписом в надежде остановить тебя. Но твоя судьба, твое предназначение были чересчур сильны — нет, ты сам своя судьба! Конан, Непобедимый! Ты добыл Секиру, ты умертвил Тот-Аписа, который множество столетий пребывал в расцвете сил; ты одержал победу, потрясшую дом Сэта до самого основания. Гибель моего господина — катастрофа для меня. Я как потерпевшая кораблекрушение. Чары отказали мне, моя башня — в далеком Кеми, все мои снадобья далеко, моя богиня бросила меня в беде. Если я останусь здесь, то сегодня же ночью умру страшной смертью. Если я убегу в пустыню, то меня ждет такая же верная и не менее ужасная гибель.
— И ты… ты обратилась ко мне?
Она вытянулась, как свечка.
— Я не стану молить тебя! — Ему поневоле пришлось подивиться ее спокойствию и мужеству. — Ты думаешь, что я заслужила твоей мести, однако за мою жизнь я могу тебе многое предложить. Я умелая целительница. Я весьма искусна в заклинаниях и знаю, как можно защититься от магии. Я могу рассказать тебе о короле Ментуфере считай что все — о его боевых силах, его офицерах, его планах. Это сведения, которых не собрали бы тебе и тысячи шпионов, а ведь они могли бы спасти бесчисленные жизни тайянцев, если дойдет до большой битвы.
Конан свел брови.
— Не знаю, кто более мне отвратителен: ведьма или предательница, — сказал он, но в голосе его не было уверенности. Как она все же хороша собой!
— Я никому не клялась в верности, за исключением богини, а у нее есть приверженцы во многих странах, — сказала Рахиба. — Но я готова принести клятву верности тебе, если ты смилостивишься надо мной, и никогда ее не нарушу. Из того, что я могу, из того, что я есть, ты получишь только выгоду.
Он безмолвно глядел перед собой. Кровь бешено стучала у него в висках.
— И с каким наслаждением подарю я себя тебе, — продолжала она. — На всем белом свете нет второго такого мужчины, как ты, Конан. Сделай меня своей рабой, и я буду счастлива, как никогда прежде.
Она прильнула к нему. В солнечных лучах волны ее черных волос отливали синевой. Аромат, усиленный жарой, едва не задушил его. Она нежно взяла его лицо в мягкие ладони и ласково прошептала:
— Приди, дозволь мне показать тебе это. Здесь, в доме, есть уютная комната, специально созданная теми, кто ждал тебя. Там я могу промыть твои раны, и наложить мази, дабы раны скорее исцелились, и перевязать их чистыми полосками ткани. А после — о, я знаю, что ты не сможешь остаться, но ведь пройдет какое-то время, прежде чем твои люди будут готовы выступить. У меня есть вино и охлажденные фрукты для того, чтобы ты мог освежиться, и мягкое ложе, где ты отдохнешь, и я сама, чтобы служить тебе.
Она поцеловала его, как делала это в Кеми. Он вновь забросил Секиру на плечо и ответил на ее поцелуй. Долгое время стояли они, прижавшись друг к другу, на пылающем солнцепеке. Наконец она нежно высвободилась из его объятий и легко побежала к дому. Весело улыбаясь, она сделала ему знак идти следом. И он, с замутненным сознанием, последовал за ней.
В доме стояли приятный сумрак и прохлада. Обстановка казалась удобной. Не обязательно же смотреть наверх, под потолок, на фриз, вызывавший в Конане отвращение.
Не может он дать погибнуть этому прелестному созданию. И почему бы не взять то, что она ему предлагает? Если он ранит этим Дарис — ну, она сама виновата. А Рахиба была бы, вероятно, неоценимой союзницей.
Он, конечно, не такой больной от любви сосунок, как Фалко. Он внимательно осмотрел помещение и не нашел ничего, что выглядело бы похожим на оружие, или чего-либо пригодного для чародейства. Вторая дверь покоя была завалена обломками здания, так что за ней никто не мог прятаться. В самом помещении находились два кресла, столик с кувшином, чаша для умывания, полосы ткани и широкое ложе. Он положил Секиру на пол с правой стороны и глотнул воды. На вкус она была чистой. Ему не приходило на ум, что она не стала применять яд, потому что намеревалась прибегнуть к могущественным чарам.
— Разденься, — прошептала она, когда он утолил свою жажду. — Я истомилась по тебе.
Ее пальцы помогали ему избавиться от рваного бурнуса и кафтана. Пока он снимал кольчугу и рубаху, она встала на колени, чтобы стянуть с него сапоги. Потом она еще помогла ему освободиться от остальной одежды, покуда он не стал перед ней обнаженный.
В нем вспыхнуло желание. Ее глаза расширились от изумления. Он схватил ее на руки.
— Кром! — вырвалось у варвара. — Немедленно снимай с себя это оперенье!
— Конан, ты делаешь мне больно! — взвизгнула она.
Он выпустил ее. Она потрогала свои руки в тех местах, где он касался ее. — Будут большие синяки! — Она улыбнулась, взмахнула ресницами и послала ему воздушный поцелуй. — Я буду с гордостью носить их как клеймо, полученное от такого могучего мужчины.
— Разденься, — сказал он низким голосом.
— О, я томлюсь по тебе так же, как ты по мне, — заверила она его звонким голоском. — Но ты ранен, возлюбленный. Кровь, пот и грязь портят твое великолепие. Дозволь мне сперва умыть тебя, умастить, перевязать, дабы ты более не испытывал боли и усталости. И тогда мы предадимся друг другу.
— Как тебе угодно, — сдался он и уселся так, чтобы Секира находилась справа от него.
Она обмочила платок в чаше, отжала и принялась обмывать Конана медленными, расчетливыми движениями, которые одновременно и успокаивали его и усиливали еще больше его желание. Пальцами другой руки она нежно гладила его волосы.
Он почти пожалел, что это кончилось. Когда она отступила на несколько шагов, он проследил за ней горящим взглядом. Скользящая к залитому солнцем дверному проему, она была похожа на золотую тень. Он смотрел, как она вытирает руки о ткань, запятнанную кровью, которую использовала как полотенце, без сомнения, чтобы стереть с ладоней грязь и волосы, прилипшие к пальцам. Да, она была права. Сейчас она так же нежно нанесет ему успокаивающие боль целительные мази…
