Александр Серегин - Нереальные хроники постпубертатного периода
Семён поджег фитиль и начал обратный отсчет: «Десять, девять, восемь, семь, шесть».
На пятой секунде так бахнуло, что все присели, а ракета заискрилась снизу, подскочила метра на два вверх, потом метнулась в сторону, ударилась об дверь погреба и упала под ноги Наташе.
У Яна в голове, как будто щелкнул выключатель. Он толкнул стоящего впереди дядьку, сделал два шага, понял, что может не успеть и прыгнул на Наталью, сбивая её с ног. Они рухнули вдвоем, а за спиной взорвалось раз, потом второй и наконец, третий.
В воздухе весело летали части праздничного фейерверка, рассыпаясь разноцветными искрами. Деревянная дверь погреба горела. Оглушенный народ в изумлении смотрел на это безобразие, многие в лежачем положении. Семён на четвереньках по снегу пробирался к калитке, чтобы побыстрей смыться.
Тишину после взрыва нарушил тихий, почти шепот, голос дяди Сени:
— Семён, я ж тебя предупреждал за эти «хризантемы», ну, держись, теперь убью.
Семён вскочил на ноги и бросился бегом в узкий проем калитки, за ним следом дядя Сеня.
Ян лежал на Наталье, в ушах стоял звон, но сквозь гарь он ощущал запах её волос и тонкий приятный запах духов. Они лежали щека к щеке, так что губы Яна располагались, как раз у ушка девушки.
— Ты жива, — он первый раз в жизни, сказал ей ты, — с тобой всё в порядке?
— Спасибо, если ты меня не раздавишь, останусь жива.
Если честно, то Яну было очень уютно и удобно. Он ощущал своей щекой бархатистую кожу её щеки и даже, вроде бы как нечаянно ткнулся носом ей в ушко. Всё было просто прекрасно, к сожалению надо было вставать.
Куртка Яна дымилась, когда они вышли из-за каменного выхода из погреба, именно он спас их обоих от взрыва. На них посыпались только искры и ошметки от ракеты, но Ян так плотно укрыл Наташу, что на её шубке не было, ни одного прожога, чего не скажешь о куртке Яна.
Они вышли из-за погреба, как из-за декораций на театральной сцене. Чадящий дым от горящей двери и вымазанная сажей физиономия Яна усиливали эффект театральности, от куртки шел толи дым, толи пар. К Наташе только сейчас пришел испуг, она с удивлением смотрела на пятачок метра два в диаметре перед дверью, на котором не осталось ни грамма снега, а только почерневшая от взрыва прошлогодняя трава.
Именно в этом месте она стояла, когда ракета ударилась в дверь. Наташа с Яном вышли, взявшись за руки, в центр этого пятака, а все на них смотрели, как на пришельцев с того света.
— А, что? Хорошая пара, — сделал невозмутимый вывод, вмиг протрезвевший Андрей, — Наташка — красавица, а Ян, он тоже ничего, только морда замурзанная.
* * *Деньги на новую куртку Яну собрали вскладчину все родственники Андрюхи, всё-таки спаситель первой красавицы рода Кириченко. Семён тоже не остался в долгу и пообещал всем всё вернуть, конечно, когда деньги будут — обещание не есть расточительство. Но одно обещание дядя Сеня из него не только вытряс, но и заставил выполнить. Уже на следующий день с утра, несмотря на праздники, Семён строгал и пилил — навешивал новую дверь в погребе.
Ян хоть и пострадал, но был счастлив. Всё оставшееся время до отъезда он провел с Наташей, насколько позволяли приличия сельского уклада. Поцеловал он её только один раз, когда они расставались, но эйфория от этого была больше, чем от ночи бурной плотской любви.
Теперь он точно знал, что девушки из третьей категории существуют и одна из них точно для него. Ему очень хотелось встретиться с Петром Андреевичем, познакомить его с Наташей, рассказать, как он её нашел. Про метель, про взрыв, который сразу разрушил между ними все преграды, но сразу после возвращения из Красноивановки началась сессия. Ян не был отличником, как Наташа и поэтому ему приходилось в поте лица готовиться к экзаменам, досдавать курсовые проекты и задания до которых не дошли руки во время семестра. Дня на всё это не хватало, приходилось частенько просиживать ночи напролет за конспектами и чертежами. Поездка к Петру Андреевичу снова откладывалась.
Однажды он проезжал мимо кладбища, на котором они были летом вместе с Петром Андреевичем. В этот день Яну надо было срочно отвезти конспект на Черемушки к однокурснику, поэтому он сразу после экзамена, несмотря на бессонную ночь, двинулся в путь. Погода была холодной и промозглой, обычная одесская зима. В автобусе было тепло и нашлось даже свободное место у окна.
У ворот кладбища Ян снова увидел большую красивую машину и того же мужчину с седыми висками. Он никак не мог вспомнить, где же он его видел. Ян выскочил из автобуса и быстрым шагом пошел за мужчиной вглубь кладбища, чтобы подойти поближе и рассмотреть.
Мужчина шёл по аллеям, осматриваясь, видимо он плохо знал дорогу. Ян следовал за ним, не приближаясь слишком близко, ему хотелось узнать: к кому же тот пришел? Может быть, это дало бы толчок памяти.
Наконец мужчина подошел к невысокой оградке, за которой располагались два совсем одинаковых памятника со звездочками наверху. К металлическим пирамидам был привинчены фарфоровые потемневшие фотографии и таблички с фамилиями и датами прожитых жизней.
На одной было написано: «Зозуля Петр Андреевич. 1926–1978». Ян остолбенел, а мужчина положил на могилку цветы и застыл в задумчивости. Так он постоял несколько минут, достал из кармана плоскую стальную фляжку, налил себе в маленькую блестящую рюмку, выпил без закуски.
Ян стоял у него за спиной, он не мог у него не спросить: «Вы были знакомы с Петром Андреевичем»? Солидный мужчина в красивом костюме и стильном галстуке в крупную полоску повернулся и посмотрел на Яна. В его глазах отразился интерес, затем недоверие, наконец, радость. Он собрался о чем-то спросить Яна, но…
— Молодой человек, молодой человек, спать ночью надо, а у нас конечная — автобус дальше не идет.
Ян вскочил с кресла, натянул шапку, взял в руку дипломат с конспектами и вышел из автобуса. Теперь он точно знал, где он видел мужчину с сединой на висках.
Ян быстро нашел квартиру одногруппника, отдал конспект. Ему снова не терпелось вернуться к воротам кладбища. Он вышел на остановке напротив ворот, перешел через дорогу. У ворот никого не было, ни цветочниц, ни лотков с церковными товарами, ни машин. Даже сами ворота были закрыты, войти можно было только через калитку. Он по памяти прошел тот же путь и вышел к низенькой оградке, за которой помещались два памятника со звездами. Он присел на скамеечку, вкопанную рядом, и долго рассматривал фотографию, на которой был изображен тот самый бравый морячок в бескозырке и без усов щеточкой с обложки зачитанной книжки из сейфа Петра Андреевича Зозули.
