Наталия Белкина - Гиперборея
— Скоро перевал, — сказал Хамсин. — Надо будет сделать остановку. Ночью опасно идти через горы.
Я несколько секунд внимательно изучала выражение его лица, пытаясь понять намерения непредсказуемого диктатора. Он был самым странным из всех наместников, с которыми мне приходилось встречаться. Были свои странности и у Гавра, но я успела к ним привыкнуть. Смысл же поступков Хамсина, что тогда, десять лет назад, что сейчас, был мне неясен. Интересно, а он-то понимает свою нелогичность?
— Куда мы следуем? — спросила я у него, когда солнце, наконец-то, скрылось и он оторвал свой взгляд от горной гряды и перевел его на меня.
— Нам нужно пройти перевал.
— А дальше? Дальше что ты намерен делать?
Он помолчал немного.
— А дальше тебе предстоит стать свидетельницей великих исторических событий.
— Свидетельницей, но не участницей?
— Это уже тебе решать.
— Так ты идешь в столицу?
— Нет.
— Тогда я ничего не понимаю. Разве наместники не там?
— Я не хочу громить свою же столицу. Они все равно рано или поздно вылезут из города. Им придется. К тому же наместники мне нужны в совершенно определенном месте.
— Туда мы и направляемся, в это определенное место?
— Ты догадлива. А знаешь, где оно находится?
— По всей видимости, где-то в районе реликтового леса?
— Правильно. Мне нужно, чтоб они как можно ближе подошли к подземелью Энги.
— Так я и думала! Ты знаешь о подземелье?
— Конечно. В нужный момент старушка сослужит мне хорошую службу. Она лишит всех бессмертных их жизненной силы, и мне останется лишь докончить дело.
— А сам-то ты не боишься? Энга не станет различать, кто есть кто.
— Риск есть в любой авантюре. И это стоит того!
— Зачем же было терять время, идя походом на Пронион? Неужели моя свобода тебя не давала покоя? А старейшин почему же ты отпустил со спокойной душой?
— Ареопаг не страшен мне. Ты ведь и сама это понимаешь. Как только мне донесли, как они развлекаются в Пронионе, я решил для себя оставить этих боровов в покое и не тратить больше на них время.
— Зачем же ты разрушил город? Или это все же решил отомстить?
— Это мое дело!
Мне показалось, что он начал гневаться. Из-за чего это вдруг? Пришпорил коня, поскакал вперед. Темнота спустилась очень быстро. Я раздумывала: попытаться ли бежать или нет. Да мне просто некуда было бежать теперь. Я ничего теперь не знала о своем будущем. Ничего не могла знать и о судьбе Медных Гор и всего остального мира по Ту Сторону. А что если план Хамсина удастся? Что если у него все получиться? Что тогда будет со всеми нами? Со мной? С Гавром? Может быть лучше всего сейчас оставаться рядом с диктатором. Может быть, прав доктор, оставаясь при нем. Ведь так я, возможно, сумею понять его и помешать ему. Стоило ли притвориться, что я на его стороне? Нет. Я просто не сумела бы…
Темнота становилась плотнее. Гвардейцы принципала, ехавшие впереди, зажгли факелы, освещая дорогу остальным. Моя повозка остановилась, и я увидела приближающиеся ко мне два красных огонька.
— Ю-Ю, ты должен мне помочь!
— Тише!
— Можешь раздобыть бумагу и чернила?
— Кому будет эпистола?
— Гавру. Я хочу предупредить его, что б ни он и никто другой из наместников и не думали покидать столицу. Пусть сидят там до последнего или вообще возвращаются по домам.
— Так они тебя и послушали!
— Должна же я хоть что-то предпринять!
— Ну, хорошо. И как ты отправишь письмо?
— Ты поможешь мне освободить Трою…
— Опять ты подставляешь мою голову.
— Ты сам этого хотел или не так? Кто тут недавно бросался пафосными речами? Пиши письмо!
— Даже если Гавр и прочитает послание, он почувствует подвох, не узнав твоего почерка.
— Я не могу писать сама. Заметят.
— Тогда и смысла нет…
— Ю-Ю, я тебя прошу!
— Ладно, я попробую…
Вокруг меня загорались костры. Я волновалась и понимала, что сглупила, посылая Абариса и старейшин совсем с противоположной миссией. Теперь мне нужно было надеяться, что Троя достигнет Аполло-Порт первой. А так же что ее не разорвут по дороге к дворцу разозленные нашим побегом псы-духи. А как же зол на меня Гавр! Даже представить не могу. Он ведь уверен, что я подалась тогда прямо к Хамсину. А может быть, он даже ревнует? Глупые надежды…
Ю-Ю появился передо мной минут через пять.
— Я решил, что лучше пусть будет письмо от моего имени, — сказал он с некоторым сомнением в голосе. — Все-таки мы с Гавром знакомы, и у него нет оснований считать меня предателем…
— А на мой счет у него сомнения?
— Брось! Всем тут известно, что ты поссорилась с Гавром и другими наместниками.
— Да откуда?!
— Вновь прибывшие в ополчение столичные жители поведали о той заварушке. Хамсин, помниться, пришел в восторг. Велел кому-то проследить за вами.
— Ю-Ю, он как-то странно ведет себя со мной? Что ты думаешь об этом?
— Поговорим об этом после. Вот письмо.
Темнота стала нашим союзником. Никто, по всей видимости, не собирался заботиться о моем комфорте, и потому в непосредственной близости от меня не было ни костров, ни палаток. Воины устраивали лагерь и, кажется, не обращали на меня внимания. Доктор удалился, чтоб не вызывать подозрений, а я принялась распутывать сложные узлы, которыми была стянута сотканная из стальных тросов сеть Трои.
— Ты все поняла? — спросила я ее, когда у меня все-таки появилась надежда на то, что я сумею распутать веревки.
Собака лежала неподвижно, шевелились лишь ее зрачки. И в голове моей звенели тревожные колокольчики: как она доберется и доберется ли вообще? Как примут ее наместники? Поверят ли письму? Его написал доктор, но Троя ведь мой пес-дух! И они, конечно же, подумают обо мне.
— Постарайся пробраться во дворец, если наместники все еще там, конечно. И непременно найди Гавра, именно его. Не попадись, ради всего святого, на глаза Аттиле. Он наверняка страшно зол за то, что ты покусала его, — напутствовала я ее, разматывая путы. — В случае чего, действуй через Цербера. Он хоть и не питает к тебе дружеских чувств, но все равно не будет нападать, не разобравшись.
Мне приходилось то и дело прерываться, так как кто-нибудь из солдат изредка все же бросал взгляд в мою сторону. Наконец уж совсем стемнело, и я как раз справилась с последним злосчастным узлом. Мне осталось лишь привязать свернутое рулоном письмо к шее Трои. Пришлось воспользоваться кожаным шнурком, оторванным от сапога. Собака активно зашевелилась, почувствовав свободу, видимо ее лапы совсем закоченели. Это заметил один из солдат, стоявший у костра. Он начал настороженно всматриваться, нахмурившись, потом сделал шаг в нашу сторону.
