Владимир Журавлев - Неудачная реинкарнация
…и вообще-то нормативами по стрельбе полицейским на перезаряжание станкового арбалета отводилось четыре секунды. Но, правда, это на стрельбище, где мишени не способны продырявить тебя в ответ… В данном же случае Гребло и Бате управились за одно мгновение. Причем действительно за одно, побив тем самым все мыслимые и немыслимые нормативы и рекорды. Уж очень им хотелось жить! Раз – и сдвоенным рывком арбалет взведен и непонятно когда заряжен… и когда блицштурмовцы, отдав последнюю почесть улетевшему офицеру, качнулись в атаку, им в глаза глянула сама смерть пятью десятками стрел из кассеты залпового огня… а брони на бойцах не было, караул-то внутренний…
– Неправильно приветствовал офицера! – негромко разъяснил ситуацию подэпсара.
Рыло кассеты вопросительно уставилось на блицштурмовцев.
– Начальник караула! – торопливо представился один из бойцов. – При исполнении!
Подэпсара пронзительно глянул на него, прикидывая, кем бы представиться. В этом отряде подэпсара разве что коней чистят…
– Эпсаар «красная роза», секретный шифр, спецотряд, спецпоручение! – замысловато ляпнул он. – Дребен Хист, при исполнении! Ввиду чрезвычайной ситуации принимаю командование на себя! Командиров служб немедленно ко мне на совещание! Бегом – исполнять!
В глазах начальника караула на мгновение мелькнуло одобрение. А может, это только показалось… но офицер резко отдал честь и рявкнул на подчиненных.
Не веря своим глазам, подэпсара наблюдал, как бойцы грозного блицштурма, толкаясь и спеша, кинулись выполнять его приказ. И – тишина… Дрожащей рукой Хист вытер со лба холодный пот.
– Простите, эпсаар, ежели что не так было, что запанибрата! – благоговейно прошептал за спиной десятник. – Мы же не знали, что вы весь из себя секретный, что «красная роза» даже! Не вникли вовремя, простите великодушно…
– Простите и нас! Не обойдите своей милостью! – услышал он изумленно и слаженный дуэт нижних чинов…
Глава одиннадцатая
в которой приходится еще раз спасать принцессу
– Куда бы нам засунуть блицштурм? – тоскливо вопросил Хист.
Десятники, подавленные величием звания «эпсаар „красная роза“», уважительно помалкивали. Хист глянул на них и обозлился.
– Зачем вообще нужны крупные полицейские силы? – рявкнул он. – Только для войны! С собственным народом воевать! Улицы расчищать, когда император едет к любовнице! Ит-тырк… За Ирчу загоню! Пусть разъездами степь перекроют, что ли? Чтоб степняки коров не воровали…
– Э… там же деревенские стадо пасут! – робко намекнул первый десятник.
– Надинька-кружевница заругается? – едко осведомился Хист. – Дожили! Сейчас еще и мельниковы сыновья припрутся указывать, как полиции службу исполнять? Дожили…
– Хист! – сунулся в дверь мельников сын. – Слушай, ты когда разберешься с военными, а? Чего они нас на станцию не пускают? Разве это порядок?! Деревня торговлей с городом живет! Знаешь, как про нас говорят? У деревенских голова разболится, если пару дней на рынок не съездят! А нас то пускают, то не пускают! Как начальник караула вздрючку от Любея получит, так вообще не пускают! Да кто они такие?! Какие-то военные!
– Э, дружок, а ты сам ли сюда бегаешь – или посылает кто? – вдруг спросил Хист. – Уж больно умно рассуждаешь, как будто думать умеешь… э?
– Так Кола Гончар же говорит! – простодушно признался здоровяк. – Ты, говорит, орешь громко, и морда у тебя наглая – тебе и идти к Хисту требовать справедливости! Он, говорит, тебя отовсюду услышит! И батяня то же говорит… да и все говорят, что у меня морда наглая!
– Может, тебе чего и Знобинька подсказывает? – обреченно уточнил Хист. – Э, не отвечай, это я так, мысли вслух… Передай Знобиньке… вот зараза красивая? прицепилась же – Гончару передай! Передай, что прямо сейчас разберемся! Вот молока попьем – и пойдем военных гонять…
– А вы молоко перед этим делом пьете? – подивился мельников сын. – А зачем? От него же… а, понятно… или непонятно?
И озадаченный глашатай деревенских интересов исчез.
Хист строго глянул на ухмыляющихся десятников.
– Отправьте вестового к блицштурму! – приказал он. – Пусть командиров подразделений тащит ко мне! Будем составлять план, как военных укоротить.
– Я Гребло пошлю! – тут же решил первый десятник. – После того как он угрохал их командира, а потом и начальника штаба, его там все опасаются.
– Вестовому станковый арбалет не положен, – напомнил Хист.
– Да он сапогом может! У него такой сапог!
И тут засияла проекция от командирской раковины. Хист взглянул – и оцепенел. Из синего тумана на него противно уставилась физиономия самого подвизиря! Ранее он его разве что на торжественных выездах мог созерцать… издалека…
– Хист? – неопределенно сказал подвизиря. – Ну-ну… Мне тут доложили… Круто берешь, мальчик… круто, да… э?
Хист не отозвался, потому что не сразу вышел из ступора. Его молчание почему-то добавило неуверенности в голос всемогущего главы полицейского ведомства.
– Мои… э… бессмертные союзнички о подобных нюансах забыли упомянуть, – задумчиво протянул подвизиря, изучая офицера цепким взглядом. – Забыли, да… а ведь блицштурм – мои ребятки, да… Нехорошо получилось, э? Ну-ну… А с другой стороны, и ты мой ребятенок. Ну, действуй, Хист, пока что у тебя получается. Союзничкам привет передавай, розочка, хе-хе.
Хист моментально помрачнел и наградил подвизиря таким взглядом, что, будь тот рядом, то сразу озаботился бы кольчугой с высоким воротом. Розочками в городских низах звались привокзальные женщины, доведенные до отчаяния безденежьем и согласные за еду исполнять иногда очень затейливые пожелания клиентов, отчего приобрели и кличку, и специфические физиологические отличия… Но подвизиря был в столице и ничего не ощутил из-за несовершенства связи. А потому отключился, даже не поняв, что Хист уже всерьез оценивал вероятность успешного рейда блицштурма на столичную резиденцию подвизиря.
– Вот урод! – вдруг сказал третий десятник. – Союзника обязательно унизить надо, да еще и при подчиненных! Таких убивать надо на месте! Даже если потом самого…
– Честь превыше жизни? – скептически возразил первый десятник. – Это закон степняков, для нас не подходит. Мы жить любим. Так что терпим.
– Я думаю, – медленно сказал Хист. – Я думаю… тут немного длиннее надо… Так: моя честь превыше жизни того, кто на нее покушается… да, именно так. Вот так я и думаю. И так и буду поступать!